Девчата. Полное собрание сочинений - Борис Васильевич Бедный

это нам не даст, потому – несоюзная молодежь, но я тебя поздравляю, Надя.

Он встал из-за стола и с чувством пожал руку Наде. Вслед за ним пожал Надину руку и Илья.

– А что же агитаторы меня не поздравляют? – обидчиво спросила Тося и первая протянула руку Сашке.

– Требование законное, – согласился Сашка, любящий во всяком деле справедливость и порядок.

Он утопил в богатырской своей ручище Тосину ручонку и бережно, в четверть силы, припечатал ее большим пальцем. За ним, честно выполняя долг агитатора, к Тосе подошел Илья. Пристально глядя Тосе в глаза, он изо всех сил сдавил ее руку. Тося мужественно выдержала свирепое его рукопожатие и лишь потом украдкой пошевелила слипшимися пальцами.

– Терпеливая! – похвалил Илья и с новым интересом посмотрел на Тосю: ему вдруг показалось, что он многого еще о ней не знает.

А Тося в последний разок полюбовалась бравыми натюрмортами над своей койкой и стала безжалостно сдирать их со стены.

– Прощай, кулинария!

Трудные елки. Капуста на снегу

Давно уже известно, что все в жизни связано между собой.

Записываясь на основную работу, Тося меньше всего думала о том, кто придет ей на смену. И пожилая Гавриловна, с незапамятных времен работающая судомойкой в поселковой столовой, не очень-то интересовалась Тосей и молодым ее нежеланием быть в жизни подсобницей. Они жили рядом, чуть не каждый день встречались друг с другом, и Гавриловна даже не подозревала, что эта маленькая самоуверенная девчонка, которую все почему-то хвалили, подложит ей свинью.

На другой же день после опрометчивого Тосиного поступка тихая биография Гавриловны дала трещину: пожилую судомойку срочно произвели в повара и назначили на место, кинутое Тосей. А Гавриловна, надо сказать, была совсем не честолюбива и без всякой охоты сменила неноменклатурную свою должность в обжитой поселковой столовой на пост начальника дикой Тосиной избушки.

И утром третьего дня тепло одетая, неуклюжая Тося уже передавала великанский кухонный инвентарь новой поварихе:

– Миски тут, ложки-вилки здесь, ножей не полагается… Чего-чего, а дров хватает! Воду из дальней полыньи берите, вкуснее… А порции побольше, чем в столовой, делайте: они у меня к добавкам привыкли, на свежем воздухе работают… Ну, ни пуха вам, ни пера, а я пошла на основную!

Вскинув на плечо тяжелый топор, Тося побежала по узкой тропке вслед за Надей.

С наступлением зимы все девчата, работающие в лесу, облачились в ватные фуфайки и такие же брюки, заправленные в валенки. А поверх теплых, удобных в работе брюк ненужно и смешно топорщились юбки – короткие, ничуть не греющие, – не одежда уже, а так, всего лишь привычная примета пола, с которой девчата не решались расстаться, словно боялись, что их примут тогда за парней.

Закусив губу, Тося обрубала сучья с поваленных Ильей деревьев. Рядом с ней работала Надя. Там, где сильная Надя била топором один раз, Тосе приходилось тюкать два-три раза. С соснами и березами она еще кое-как справлялась, а ветвистые елки вгоняли ее в пот.

Надя по-мужски крякала при каждом ударе, и Тося, присмотревшись к ней, тоже начала крякать. Неумело подражая Наде, она с трудом поднимала тяжелый топор, громко крякала, вкладывая в солидный звук всю свою силу, а затем уж, обессиленная, вяло опускала топор на сучок.

– Да не хэкай ты без толку! – посоветовала ей Надя. – Это само потом придет. Умора с тобой, лешак тебя возьми.

Срубленные сучья Тося по снежной целине подтаскивала к костру. Там, где другим обрубщицам было по колено, маленькой Тосе – по пояс. Она уже набрала снегу в валенки, откинула на спину платок, расстегнула ватник, но не сдавалась и, подзадоривая себя, воинственно бормотала только что сложенный стишок:

Основная работенка, Не боюся я тебя!

Илья работал неподалеку и хорошо видел, что Тосе приходится несладко. Он и жалел ее немного, но больше злился на глупую девчонку, которая из упрямства взялась не за свое дело и теперь мучается. Ему казалось, что вот-вот Тося свалится в сугроб и больше уж не встанет. Но время шло, а Тося все еще держалась. Экономя силы, она теперь уже не крякала, а отрубленные ветки приноровилась таскать по волокам, проложенным другими девчатами.

«Соображает!» – одобрительно подумал Илья и подошел к Тосе.

– На вот… – сказал он с незнакомой ему прежде хмурой робостью, протягивая Тосе маленький топор. – Мой способней будет…

– Спасибочко! – Тося охотно схватила острый топорик, легко отсекла сучок и похвалила: – Веселый у тебя топоришко!

– Я тоже парень не скучный…

– Да уж! – Тося презрительно махнула рукой. – Ты лучше не гони так, а то закусил удила… Ведь в одной бригаде работаем.

Илья никак не мог упустить такого удобного случая, чтобы не поддеть Тосю.

– Что-то не пойму я тебя! Позавчера ты рвалась коммунизм строить, а сегодня – в кусты? Ведь план, понимаешь, план?! – Илья похлопал себе по шее. – То у тебя сознательности больше, чем надо, а тут рассуждаешь как самый настоящий отсталый элемент!

Тося хотела обидеться на Илью, но собственная ее вина была настолько велика и очевидна, что она только тяжело вздохнула и призналась:

– О плане я не подумала…

С детских лет Тося привыкла, что всякий план надо обязательно выполнять, и по тому, как люди у нас в стране выполняют план, они делятся на хороших и плохих: хорошие всегда план выполняли и даже перевыполняли, а плохие под всякими предлогами норовили его недовыполнить. И теперь она ужаснулась, что по легкомыслию чуть было не подняла руку на Всемогущий План.

Илья заметил испуг в Тосиных глазах и пожалел, что так уже крепко навалился на безалаберную девчонку.

– Зря ты с кухни ушла, – буркнул он, пряча за сердитым тоном все свои добрые чувства к Тосе, которая ни с того ни с сего испортила вдруг себе жизнь.

– И ничуть не зря! – заупрямилась Тося. – Я приноровлюсь, вот увидишь.

– Цыган тоже кобылу приучал, – напомнил Илья.

– Сам ты цыган! – выпалила Тося.

Илья поспешно схватил тяжелый топор, забоявшись, что Тося раздумает теперь меняться, и пошел прочь, кляня ее за неуживчивый характер.

– Поговорили? – ехидно спросила любопытная Катя.

– Угу.

– Ой, смотри, Тоська! Сдается мне, ты все забываешь, что он бабник… – Катя посмотрела на Тосю долгим прокурорским взглядом. – Хочешь, я кашлять буду, чтоб помнила?

– Кашляй, если горла не жалко, – милостиво разрешила Тося. – А только запомни: влюбляться я пока не собираюсь. Просто я его… перевоспитываю… Ну да, перевоспитываю! – тверже прежнего сказала Тося, уверовав вдруг в тайный свой замысел. – Хочу человека из него сделать!

– Одна вот так же перевоспитывала-перевоспитывала, а потом матерью-одиночкой стала!

– Не говори глупостей! – обиделась Тося. –