Но человека человек. Три с половиной убийства - Ксения Сергеевна Букша
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
наверно это то что я хотел бы знать
но уже никогда не узнаю
объясни для людей, сеня
объясни по-человечески зачем ты это сделал
а люди не хотят понимать
сочувствовать — это они рады, даа
фанатеть по колумбайну оправдывать извинять это они могут
«его не любили папа и мама»
«его травили в школе»
«он жил в жестоком мире, его не считали человеком, вот он им и не стал»
все это сопливая слезливая пафосная хуйня
по форме правда ложь по сути
я сделал пиздец не потому что я не человек как все вы
а потому что человек как все вы
потому что должен быть наказан по закону
потому что трусливо избегаю наказания
потому что у каждого есть сад
потому что каждый может его сломать
потому что в аду все тоже люди
потому что по образу и подобию
но это все непонятно и не будет понято
ну и хер с ним и пошло оно все на хуй
пусть остается здесь словесная ложь горы всей этой искренней лжи
пусть лежат здесь и гниют
как труп сони в квартире
который наверно еще не нашли
мой найдут раньше
на табло над платформой — 17:19, а 17:20 время прибытия электрички на дмитров
вот она уже видна вдали, я слышу стук но глухо потому что строится многоэтажное здание
оглушительный лязг дребезг и звон и ничего больше нет
только этот момент эта реальность а значит совсем ничего
мне пора оставляю это здесь
прощайте
Не жертва
1
Хосе мне говорит:
— Там у вас в Питере опять убийство.
Я говорю:
— Это не я.
Хосе говорит:
— Ведется следствие.
— Кого убили-то?
— Девушку. Подозревают ее любовника-профессора на тридцать лет старше. Он говорит, его дома не было. У вас там в Питере что, университет?
— Да есть какой-то, — говорю. — А как звать профессора?
— Мне не выговорить. Уже закрыл вкладку. Обалдеть, чуть профит не сняло.
Мы с Хосе сидим на берегу океана и работаем. Я рисую наших детей, которые резвятся на песке, в океане или возятся под навесом. Хосе торгует криптовалюты. Иногда за работой мы перебрасываемся парой фраз. Наш разговор похож на рыбачью сеть: реденький, пустой, но может много чего выдержать.
2
Сегодня рисую Далию. Она втыкает в песок длинные тростинки, получается красивый неровный забор. Рисую тени от тростника и длинных волнистых волос Далии на ветру. Израсходовала уже шестьдесят листов. Маритесс и Сесилия строят замок из мокрого песка. Роман возит палочкой по грязи.
Хосе говорит:
— Давай отдадим Далию в школу.
Я говорю:
— Школа — это скучно.
— Ничего подобного. В школе очень интересно. Помню, за нами заезжал школьный автобус. Я садился одним из первых. А потом автобус останавливался снова и снова. Постепенно набивалось человек семьдесят. Туда еще как-никак, а назад очень трудно, потому что в школе хорошо кормили и за учебный день мы становились шире. Поэтому в автобусе совсем не оставалось места. Сорос кормил нас сухими смесями для детей старше года.
— А вы были старше года?
— Мне было двенадцать, братьям одиннадцать и девять, сестрам восемь и семь.
— Да, действительно старше.
— Кроме смеси, мы ели картофельные груши и рыбу-изюм. После обеда принято было спать на партах. Над нами росло кнут-дерево. Когда мы просыпались, то все были осыпаны маленькими кнутиками.
— Вы прямо на улице занимались? А когда дождь?
— Когда дождь, учитель нас накрывал гигантским куском полиэтилена. Я с краю сидел, так что правая нога всегда была мокрая.
— А у меня, — говорю, — школа была с мраморными колоннами. На одной были следы от артиллерийских снарядов. На другой было написано ручкой, мелкими буквами: «Хуета хует», а покрупнее краской — «Иринарховна песда». Это про математичку Иродиаду Иринарховну. Сорос нас кормил сухим молоком и маленькими зубными пастами, а государство давало булочки с повидлом и рагу из брюквы. Мы любили прижиматься к батареям с теплой водой, чтобы согреться, но от них било током.
— Было настолько холодно?
— В физкультурном зале стоял такой дубак, что изо рта шел пар. Однажды ночью прорвало трубы, и к утру в зале был ледяной каток. Но коньков мы не взяли, так что физру просто отменили.
— Повезло вам! — говорит Хосе. — Нет, не надо Далии в школу. Я передумал.
3
Раскладываю рисунки на песке в тени пальмы. Мне вдруг приходит в голову нарисовать на них тени, которые сейчас отбрасывают листья. Но время обедать. Сегодня готовил Хосе. Он сварил уху.
За столом дети рассказывают свои сны. Маритесс говорит:
— Мне сегодня приснилось, что со дна пришел большой черный осьминог и стал собирать с нас деньги, чтобы океан весь не стал черным. А потом он взялся за воду, как за платок, и унес ее, а на этом месте стал город, такой, как внизу, когда ночью на самолете прилетаешь.
— А мне приснилось, — говорит Далия, — что два незнакомых мальчика остановились тут рядом и непонятно о чем мне говорят и смеются, а меня это бесит. И кстати, один из них был как бы папа, но