...И паровоз навстречу! - Панарин Сергей Васильевич

«Течение», – догадался Коля, переворачиваясь на спину.

Невзирая на боль, солдат неожиданно рассмеялся. В его гоготе не было истерики. Он вдруг вспомнил свой первый день в этом загадочном и сумасшедшем мире. Маленький рядовой, огромный великан… Лавочкин спасся, а исполин неудачно рухнул с обрыва в реку.

– Вот тебе и «история повторяется», – пробормотал парень. – Ладно, хватит купаться.

Звездочки отлетали, он разглядел темную сушу. Осторожно поплыл к берегу.

Выбрался. Рухнул на песок. Лежал, мерз и терпел боль.

– Ни хрена себе, потанцевал, – простонал он, расстегивая мокрую робу.

Полковое Знамя тоже впитало воду и висело на поясе холодным грузом. Аккуратно размотав реликвию, Коля развесил ее на ветвях низкого кустарника.

В мешке лежал камзол. Солдат натянул его, борясь с зубовным стуком. Сменил штаны. Попрыгал, побегал. Стало теплей.

Пару часов Лавочкин согревался гимнастическими упражнениями. Рассвело так же неожиданно, как и стемнело.

Солнце спряталось за вязким желе облаков.

– Сумеречная зона какая-то, – буркнул рядовой.

Собрав вещи, взяв в руки Знамя, он покинул берег реки. Пройдя вверх по течению, нашел утесец, о который приложился ночью. Побрел в глубь зарослей.

Колин путь трудно было не заметить. Оказалось, что он поломал множество деревцев и помял массу кустарника. Своеобразная просека имела изрядную длину – сотню шагов, не меньше.

– Нет, ребята, я так далеко не летаю, – озадаченно проговорил солдат.

Он добрался до поляны. Сейчас на ней никого не было. Зато на ветвях висели погасшие фонарики.

– Значит, теперь летаю, – констатировал рядовой.

Неся перед собой Знамя, он добрался до скалы. Синий светящийся квадрат портала Лавочкин приметил еще издали. Только это был не давешний вход.

Во-первых, перед ним была большая, с футбольное поле, каменная площадка.

Во-вторых, сам синий участок поражал размерами.

«Елки-ковырялки, а вдруг я за такую короткую ночь стал мелюзгой?» – испугался Лавочкин.

Он посмотрел правее и увидел ворота поменьше. И верно: когда Коля шел впотьмах на свет маленьких фонариков, он забирал вправо. Но почему он не заметил огромных ворот? Подобравшись к ним ближе, рядовой понял: синяя стена была утоплена в теле скалы.

В Лавочкине вновь проснулся естествоиспытатель. Парень не сомневался в том, что следующий переход совершит через исполинские врата.

Светящееся вещество давало тепло. За неполный час Коля высушил одежду и Знамя. Он бережно свернул полковую реликвию и обмотал ею торс. Странно, он уже привык к ощущению тепла в пояснице и несколько часов, проведенных без Знамени, чувствовал себя не в своей тарелке.

Быстро перекусив, солдат настроился, «цуг-цурюкнул» и смело нырнул в фиолетовое сияние.

– М-м-м, я как раз вовремя! – сказал исполинский дракон.

Солдат уже встречал драконов. Одному он даже подбил глаз, но тот ящер явно был молод.

Трехголовый змей, склонившийся к Коле, выглядел не просто старым – древним. Некогда зеленая, а ныне желтоватая шкура собиралась в морщины. Головы, каждая величиной с гараж, неуверенно качались. Рядовой с опаской подумал, что дрожащие шеи не выдержат их тяжести и головы обрушатся на землю.

Дракон, кряхтя, лег на живот, сложил огромные перепончатые крылья.

– Минуточку, я опущу головы, – промолвил он.

Солдат вышел из ниши, осмотрелся. Исполинские деревья, лето, солнце. Драконья долина.

– Фффу-у-ух! – Ящер исполнил задуманное и принялся тяжело отдуваться, выпуская из ноздрей сизоватые клубы дыма.

Лавочкин ждал.

– Давненько я не разминался, годы берут свое, – проговорил дракон. – Вот, значит, ты какой, сверхмаг из другого мира.

– Что выросло, то выросло, – уклончиво ответил рядовой.

Ящер издал звук, который, вероятно, обозначал хмыканье. Крайние головы закрыли глаза, средняя чуть приподнялась от земли, стала разглядывать Колю сквозь полуопущенные веки:

– Угу… Долго ты возишься, Николас Могучий, вот что я тебе скажу.

– В смысле?!

– Нерешительный ты, робкий. Молчи-молчи! Дай старику закончить. Да, робкий. Сейчас ты думаешь, мол, как же! Я и великана победил, и дракона вот тоже (кстати, внука моего глаза лишил, но ему наука будет), и с рыцарями дрался, и с гомункулусами, и Дункельонкель от меня бегал. Думаешь? Думаешь. Да ведь это заячья храбрость, Николас. Тебя обстоятельства в угол загоняют, и тогда ты просыпаешься для борьбы. А остальное время ходишь подобно теленку на привязи. Ведет тебя Всезнайгель, ты за ним. Расстались, ты топаешь с земляком своим или вовсе с вражеской шпионкой. С колдуном воссоединился и рад – снова тащишься за ним, дипломата корчишь. А из тебя посол, как из меня карлик.

Дракон перевел дух. Средняя голова закрыла глаза, улеглась на траву, левая очнулась, уставилась на Колю.

– Да, конечно, – продолжила она. – Потом ты созрел для похода. Девушка из деревни, все дела. Но разве ты кинулся за ней сразу же? Нет, тебе потребовалось время на самоуговоры. Я, кстати, не считаю тебя трусом. Ты смелый мальчик. Смелый – это тот, кто умеет переступить через страх. Ты умеешь. Но тебе надо долго готовиться. А времени все меньше. Вскоре твой враг погубит не только девушку Эльзу, но и весь наш мир.

Правая голова сменила левую.

– Эх, еще бы не жег ты так время… – многозначительно произнес дракон.

– Но что я могу? Что я могу без работающего Знамени? – спросил, закипая, солдат.

– Ты про священную материю, которую носишь на торсе? М-м-м, внутренним взором я вижу ее алое свечение. И знаешь, мнится мне, твоя трусость вновь играет с тобой в опасные игры. Опасные и смешные одновременно. Прислушайся к совету старика Гроссешланге, начни действовать. Чем напористее ты будешь, тем быстрее выздоровеет твой артефакт. Пожалуй, я сказал все, что хотел. Вперед, человечек.

Правая голова улеглась рядом с двумя другими. Веки смежились.

– Эй, Гроссешланге, – робко позвал Лавочкин. – А куда идти-то?

Ящер не отвечал. «Спит, наверное», – решил рядовой.

– Елки-ковырялки! – досадливо воскликнул он. – Еле доплелся сюда, прочитал банальную лекцию, а потребовался совет – хлоп, и отрубился. Прямо, как мой дед.

– На север, – ни с того ни с сего выдохнул дракон, открыв самый левый глаз.

– О, с добрым утром, страна, – хмыкнул Коля. – Значит, в Наменлос?

– Да, в том направлении. Встреча у тебя назначена.

– Кем назначена?!

– Логикой событий, – загадочно выдал Гроссешланге.

– А мне кажется, в том, что со мной тут творится, нет никакой логики, – проговорил солдат.

– Немудрено. Вы, герои, довольно тупой народец. Все, покинь меня. Беседовать с людьми невыносимо утомительно.

– И тебе удачи, – буркнул Коля и пошел на север.

Впрочем, прямо на севере возлежал Гроссешланге.

Глава 14.

«Время, вперед!», или Японские мотивы

Лавочкин бодро шагал по гигантскому лесу Драконьей долины. Примерно в полдень он переправился через реку, ловко пробежав по поваленному стволу дерева. К счастью рядового, никаких приключений не случилось.

Ближе к вечеру прямо перед солдатом возник Аршкопф.

– На, бери! – мерзко пропищал он, вручил Коле бутылку и исчез в облаке серного дыма.

– Фу, накоптил, – проворчал Лавочкин.

Он счел, что завеса демонстрировала неприятие черта. На самом деле Аршкопф был рассержен на солдата. Зачем тому было прятаться?

Коля покрутил в руках темную мутную бутылку.

«На кой Болваныч ее прислал? – задался вопросом парень. – Праздничный паек от прапорщицких щедрот? Надо будет выпить чарку за пробуждение его совести».

Сунув бутылку в заплечный мешок, рядовой двинулся дальше. Как ни старался он успеть дойти до северной оконечности долины засветло, сумерки застали его в лесу.

Ночевать здесь не хотелось. Жутковато как-то было.

Солдат продолжил поход, надеясь, что все обойдется.

Сумерки сменились теменью. Несколько минут Коля шел наугад, пока не заприметил свет.