Золотая пряжа - Корнелия Функе

– Не думаю, что она двинется в Москву.

Это прозвучало неожиданно.

– В самом деле? Она сама тебе это сказала или ты слышал голос во сне?

Однако, в отличие от старшего брата, Уилл Бесшабашный совсем не понимал шуток.

– Я ее чувствую, – серьезно отвечал он. – Так чувствуешь, где встает солнце, даже если его не видишь. – Он схватился за сердце. – Мне кажется, она гораздо ближе, чем мы думаем.

Хорошо, если так. Неррону не хотелось лишний раз раздражать Семнадцатого, чей прозрачный силуэт уже маячил между деревьями.

– Займись лошадьми, пока я раздобуду чего-нибудь поесть.

Уилл кивнул. Он все еще смотрел на дорогу, как будто видел перед собой Фею.

– Ты что-нибудь слышал о летаргии Белоснежки?

– Ты еще спроси, видел ли я когда-нибудь лесовика, – усмехнулся гоил. – Конечно, феи часто прибегают к этому средству.

– Таких пробуждает только настоящая любовь, – задумчиво проговорил Уилл. – Это правда работает, не знаешь?

Тут Неррон не выдержал.

– Послушай, сколько тебе лет? Настоящая любовь… – передразнил он. – Так называют похоть, когда говорят с маленькими детьми. – Неррон сунул Уиллу в руку поводья. – Действуй, я сейчас.

Уилл проводил его долгим взглядом, словно чего-то недоговорил. Он выглядел таким потерянным, что Неррону захотелось вернуться и влить ему в глотку полбутылки водки, которую гоил на всякий случай всегда имел при себе. Неужели Щенок и в самом деле чувствует, где Фея?

Неррон углубился в лес. Убедившись, что его не видно с тропинки, остановился и негромко позвал:

– Семнадцатый…

Сразу пахнуло приятным теплым ветерком, листья папоротников поникли, и среди них проступили стеклянные контуры. В дрожащем воздухе замелькали ветки, земля, кусочек неба, а потом на глазах Неррона игра отражений остановилась, и у прозрачной фигуры появились одежда и лицо. Черт, как это работает? Зеркала, которые сами выбирают, что им отражать. Или запас картинок хранится у них в памяти?

Семнадцатый предстал с новым лицом, моложе того, что было на нем в прошлый раз. Однако, шагнув из папоротника, он опять сменил его на другое.

Кстати, почему Семнадцатый? Означает ли это, что у него в запасе семнадцать лиц? Очевидно, больше. Все это время женщина-нож, как гоил называл про себя Шестнадцатую, стояла в стороне и смотрела на Неррона так, словно хотела одним взглядом обратить его в серебряную статую. Быть может, она до сих пор не могла простить Бастарду, что он застал ее тогда со Щенком. На щеке Шестнадцатой Неррон заметил коричневое пятнышко. Стеклянная девушка быстро прикрыла его рукой в светлой перчатке. Похоже, кора. Семнадцатый носил похожую отметину на лбу. Выходит, и они не застрахованы от проклятий. Тогда неудивительно, что они его так торопят.

– Я не вижу следов Феи, – начал Неррон. – Говорят, она подалась в Москву, но Щенок считает иначе. Он как будто знает лучше.

– Ты должен ему верить. – Семнадцатый снял с дерева гусеницу. – Фея наложила на него заклятие, а значит, привязала к себе.

Он снова изменился. Неррон невольно содрогнулся при виде до боли знакомого лица.

– Где ты его взял?

– У его брата, где же еще? – Голем разглядывал серебряную гусеницу на своей ладони.

– Вы его видели?

– Он преследовал нас. Довольно легкомысленно с его стороны.

Так, значит, Джекоб Бесшабашный шел за ними?

– И где он?

Семнадцатый задумчиво кивнул на серебряную гусеницу.

Удивление, стыд, разочарование – что за каскад страстей, Неррон? Как это на тебя непохоже!

В любом случае мести это не отменяет.

– Ты убил его?

Семнадцатый со вздохом бросил гусеницу в траву.

– Была такая идея, но Бесшабашный выкрутился. Какое-то колдовство. Ведьмы, магия, грязь – здесь этого так много… Плохие дороги. И деревья, всюду деревья… – Голем посмотрел на дуб поблизости и скорчил презрительную гримасу. – Но не волнуйся, он потерял след.

Легко сказать «не волнуйся». Тем не менее Неррон был рад, что големам не удалось уничтожить Джекоба Бесшабашного. Даже если сопляк охотится за арбалетом, ему наверняка известно, кто сопровождает его брата. Последняя мысль наполняла душу Бастарда радостью.

Неррон тряхнул головой, прогоняя восторженное настроение, – как и всякий гоил, он считал его не более чем проявлением безрассудства.

– Так ты не любишь деревья? – Он кивнул на пятнышко, которое оставалось заметным и на новом лице Семнадцатого. – Похоже, скоро ты сам превратишься в нечто подобное, и твоя сестра тоже.

– Остерегись. – Пальцы голема сжали ониксовое запястье, оставляя клиновидные металлические следы. – Зачем ты нам нужен, если он знает, где Фея?

От неожиданности гоил вздрогнул. И как он сам об этом не подумал? Однако Неррон тут же нашелся и перешел от обороны к наступлению.

– Зачем? – переспросил он. – Чтобы не дать столь ценному посланнику погибнуть. Или вы решили посеребрить все на его пути? Это, знаете ли, привлечет слишком много внимания. – Неррон подобрал серебряную гусеницу. – Нельзя разбрасывать где попало такие штуки. Ты прав насчет грязи, но особенно много ее налипает на такие вот блестящие вещицы.

Семнадцатый взял гусеницу двумя пальцами и посмотрел на нее с таким интересом, будто только сейчас оценил ее совершенство.

– Согласен, – кивнул он. – Теперь я буду их собирать.

Кошель на поясе, куда голем сунул насекомое, был из такой же ящеричной кожи, что и рубаха Неррона. Или, скорее, просто отражал ее.

– А почему вы ему не показываетесь? – Неррон кивнул в направлении Уилла.

– Фея не должна знать про нас, – прошипела Шестнадцатая.

Сейчас она смотрела в сторону дороги и буквально плавилась. Может, они всегда выражают чувства таким образом? Плавятся… Интересная мысль. В любом случае страсть взаимна, так что переживает красавица напрасно.

Неррон подстрелил зайца и вернулся на дорогу. Бесшабашный-младший вытирал лошадей. Им бы сняться вдвоем, перед тем как тронуться в путь. Такую фотографию – только не старую сепию, а новомодную, цветную, – Бастард отослал бы одноногому повару для Бесшабашного вместе с другими трофеями.

– Ну и куда, по-твоему, направилась Фея?

Уилл поднял голову, словно желая удостовериться, что его спутник не шутит, а потом показал на юго-восток. Весьма неопределенно, но Москва точно не там.

Сестра

Серебряное тело, бегство от Бабы-яги – Джекоб не помнил, чтобы когда-нибудь так уставал раньше. Ему казалось, что часть его – и, возможно, большая – навсегда осталась в замшелой избушке.

Но Лиса жива, и даже шкура при ней. Где же радость победы?

Ответ ясен: они потеряли след Уилла и теперь не имеют ни малейшего понятия, где искать их с гоилом.

– Я не знаю, – пожимал плечами Ханута. Они только что купили лошадь в приграничной с Варягией деревне, отдав за нее последние деньги. – Наверное, это для меня слишком. Что мне за резон путаться с бессмертными? Ничего хорошего из этого не выйдет, поверь. А твой брат достаточно взрослый, чтобы позаботиться о себе самостоятельно. Как насчет того, чтобы показать Сильвену Аркадию и Онтарио? Манитоба и Саскатчеван – тоже неплохо звучит, а? Вот где земля напичкана разными сокровищами! Чем помирать в постели в Шванштайне, пусть лучше какой-нибудь дикарь превратит меня в жука.

То есть сдаться.

У Хануты проблем с этим никогда не возникало. Когда охота становилась слишком опасной или тяжелой, старик не раздумывая сворачивал на сторону. Джекоб взглянул на Лиску. Сильвен рассказывал ей про резьбу, украшавшую конек крестьянского дома. Вся нечисть Варягии собралась на этой дощечке: волки и медведи-оборотни, птица печали и птица радости, крылатые кони и драконы – давно уже вымершие даже здесь, – была и Баба-яга, и русалки, которых в Варягии не меньше, чем на Украине.

Сильвен что-то шепнул ей на ушко – и Лиска залилась смехом. Давно с ней такого не случалось. А ведь он почти потерял ее… У Джекоба болезненно сжалось сердце.

С одной из приграничных станций удалось телеграфировать Данбару. Телефон, полцарства за телефон! Если уж отец снабдил этот мир самолетами и железными кораблями, что стоило ему протащить сюда это немудреное устройство? Пока Джекоб стоял у окошка телеграфиста, в голову лезли разные мысли. Он вспомнил, как его когда-то отругала мать, застав в разорванной рубахе в отцовской комнате, или как однажды вечером отец – если, конечно, это был действительно он, – разобрал при нем мотор самолета. Неужели Розамунда ни о чем не подозревала?

Джекоб не сомневался: вся эта ностальгия – не более чем эффект эльфийского зеркала. Что, если Семнадцатый видит то же, когда надевает его лицо? В таком случае Шестнадцатая знает про жаворонковую воду, она ведь носит лицо Клары…

Джекоб тряхнул головой.

Ханута снял комнату в единственной деревенской гостинице, пообещав хозяину освободить погреб от пары-тройки докучавших тому подвальщиков. Но приключение с Бабой-ягой отняло у старика последние силы, поэтому подвальщиков Джекоб в конце концов решил взять на себя. Беспокоить Сильвена, так весело проводившего время в компании Лиски, он не осмелился.