Конан Разрушитель - Роберт Джордан

- Тогда забирайся ко мне под одеяло. Если ты не позволяешь мне согреться у огня, будь любезен согреть меня сам.

Конан уставился на нее. Нет, подумал он, надо же быть таким ребенком.

- Я не могу. Это... ну, в общем, я не буду.

- Но почему нет? Тетя зачем тебя послала? Я тут околеваю от холода, а ему и в голову не придет спасти меня от таких мучений.

Конан застонал и засмеялся одновременно. Послали козла сторожить капусту. Ему даже пришлось встряхнуться, чтобы отогнать ненужные мысли.

- Подумай, Дженна. Тебе следовало бы поостеречься Тарамис, когда ты вернешься в Шадизар.

- Бояться тети? С чего бы это?

- Я не знаю истинной причины, - тихо сказал он, - но короли и королевы, принцы и принцессы - они думают не так, как остальные люди. И совсем по-другому понимают, что такое добро и что такое зло.

- Тебя беспокоит мой сон? Бомбатта был прав. В этом кратере и не такое приснится. А тетя любит меня. Она вырастила меня, заменив отца и мать.

- Может, оно и так, Дженна. Но если вдруг когда-нибудь тебе понадобится моя помощь, передай с кем-нибудь пару слов в таверну Абулетеса в Шадизаре. Я приду. И уж мне точно удастся найти для тебя безопасное место.

- Я так и сделаю, - ответила она, хотя было видно, что ей и в голову не могла прийти мысль, что это может понадобиться. - Но я так и не согрелась, гнула она свое и даже приподняла край одеяла.

Еще несколько мгновений Киммериец колебался. Наконец, бурча что-то про то, что и вправду похолодало, что нет ничего страшного в том, чтобы согреть друг друга, снял пояс с мечом и устроился рядом с девушкой. Она натянула ему на плечи не только пропахшие конским потом попоны, но и часть своего плаща. Пока он поправлял одеяла, Дженна прижалась к нему. Инстинктивно Конан обнял ее. Его ладонь легла на изгиб ее бедра и отскочила как ошпаренная, судорожно пометалась вдоль тела и наконец успокоилась на талии девушки.

- Так даже теплее, чем я предполагал, - пробормотал он, вытирая пот со лба. - Лучше, наверное, отодвинуться чуть-чуть.

"Да не железный же я, - подумал он, - и сколько еще выдержки могут требовать боги от мужчины из плоти и крови".

Дженна еще плотнее придвинулась к нему и дотронулась пальцем до золотого амулета:

- Расскажи мне о Валерии.

Конан удивленно хмыкнул; Дженна подняла глаза:

- Я ведь не глухая. Я слышу твои разговоры с Малаком, да и с Акиро. Скажи, какой женщиной она была?

- Какой? Она была единственной из тысяч тысяч других. Наверное, таких больше нет. Воин, друг, боевой товарищ, спутник в путешествиях...

- И любовница? - добавила она к его перечислению. Конан хотел что-то ответить, но она поспешила опередить его: - А в твоем сердце остался хоть уголок для другой женщины?

Конан думал, как описать ей их отношения с Валерией. Как она бросалась к нему в постель со страстью тигрицы и как через несколько часов с неменьшей яростью могла закатить ему оплеуху, если он чересчур явно заглядывался на какую-нибудь трактирную девчонку.

- Понимаешь, - начал он осторожно, - между мужчиной и женщиной есть такие отношения, о которых ты ничего не знаешь и поэтому не сможешь правильно...

- Много ты понимаешь, - Дженна попыталась изобразить уверенность в голосе, - мы с Зулой хорошенько обсудили разные способы... это... вот, чтобы заарканить мужика.

Конан рассмеялся, но вдруг почувствовал, что она взяла его руку и опустила ее под расстегнутое платье. Он невольно обнял ладонью маленькую грудь.

- Слушай, ты сама не понимаешь, что делаешь, - хрипло прошептал он.

Не успел он договорить, как она резко навалилась на него всем телом. От неожиданности он перевернулся на спину, и она оказалась на нем, все крепче прижимаясь к его груди.

- Тогда научи меня, - прошептала она, и ее сладкие губы выкинули из его головы весь здравый смысл.

Холодный ночной ветер хлестал Шадизар, словно жесткая метла, старающаяся вымести из города всю его явную и скрытую грязь.

Тарамис приняла этот ветер как предзнаменование. Знак ухода старого и прихода нового рассвета. Ее платье - золото на небесно-голубом - тоже означало неизбежный приход нового дня, новой эпохи.

Темные глаза обежали большой внутренний двор, вымощенный большими полированными плитами светлого мрамора и окруженный алебастровой колоннадой. Выходившие во двор балконы были пусты; ни единого огонька не мигало в темных окнах. Страже было строго приказано не подпускать никого близко ко двору.

Окруженная свитой жрецов, она смотрела не спящую фигуру Дагота прекраснейшего из мужчин. Жрецы новой веры, возрожденной из тьмы веков, были одеты в золоченые мантии, спадавшие до пят. Голову каждого венчала корона с выгравированным на лбу широко открытым глазом - символом бодрствования служителей Спящего Бога.

Самая высокая корона венчала того, кто стоял рядом с принцессой, сжимая в руке длинный жезл с алмазом на конце, вставленным в оправу в форме глаза. Это был Ксантерес - Верховный жрец. И действительно, он был выше всех остальных не считая, конечно, Тарамис.

- Настала третья ночь! - неожиданно произнесла она торжественным голосом.

Круг жрецов откликнулся эхом:

- Третья ночь до Ночи Пробуждения.

- Благословенна будь Ночь Пробуждения, - пропел верховный жрец.

- Спящий Бог никогда не умрет! - воззвала принцесса, и ответ жрецов эхом вернулся к ней:

- Там, где есть вера, - нет места смерти!

- Пусть прольется на нашего Бога то, что должно пролиться в эту ночь.

- Славься та, кто окропит Спящего Бога, - нараспев ответил хор жрецов.

Негромко зазвучали свирели, сначала медленно, а затем все быстрее и громче. Еще двое жрецов с коронами на головах появились из колоннады. Между ними шла девушка; ее толстые косы были аккуратно уложены вокруг головы, платье сияло снежной белизной. Введя ее в круг, жрецы сняли с нее одежду, и, не стыдясь своей наготы, девушка шагнула вперед, к изголовью ложа Дагота. Тарамис и Ксантерес подошли и встали по обе стороны от нее.

- Ания! - позвала ее Тарамис; девушка с усилием отвела взгляд от лежащей фигуры. - Ты первая, избранная Спящим Богом за твою непорочность.

- Я не достойна такой чести, - прошептала она.

- При рождении ты была отмечена Спящим Богом. Служишь ли ты ему и по сей день добровольно?

Тарамис знала ответ еще до того, как искры экстаза запрыгали в глазах девушки. Жестокая принцесса долго и хорошо готовилась сама и готовила других к этому действу.

- Я, недостойная, молю о разрешении служить ему.

Свирели залились громкими трелями.

- О Великий Дагот,- крикнула Тарамис, - прими наше подношение. Прими первое помазание перед Ночью Твоего Возвращения.

Ни один мускул не дрогнул на лице Ксантереса, когда его пальцы, вцепившись в волосы Ании, резко наклонили ее над головой алебастровой фигуры. Еще одно движение - и ее голова запрокинулась к небу, оставив открытым незащищенное горло. Из складок мантии появился позолоченный кинжал; он блеснул в воздухе и вот уже алый фонтан брызнул на лицо Спящего Бога.