Выпускной в Чистилище (СИ) - Хармон Эми

— До того, как кто-то или что-то заставило время измениться.

Они смотрели друг на друга в течение нескольких ударов сердца, пока не замолкли сверчки и не стали доноситься другие ночные звуки. Джонни, казалось, обдумывал ее слова.

— Мы с тобой уже встречались? — спросил он наконец.

— Да и нет. — Джонни снова подождал.

— Если время идет последовательно, то сегодня мы встретились впервые. Но если время — один вечный круг, то трудно понять, когда заканчивается «до» и начинается «после».

Джонни резко встал и подошел к кромке воды. Он положил руки на бедра и уставился в воду, отвернувшись от нее. Его силуэт вырисовывался на фоне серебряного стекла озера, молодой и сильный, но все еще обреченный судьбой. Мэгги понимала, что говорит загадками, не имеющими абсолютно никакого смысла.

Мэгги сунула ноги в туфли и пошла по каменистому берегу к твердому песку, осторожно ступая на высоких красных каблуках, чтобы не подвернуть лодыжку. Она тоже остановилась у самой кромки воды, в недосягаемости от прилива.

— Как ты называешь умную блондинку? — неловко проговорила она.

Джонни в замешательстве повернул голову.

— Как ты называешь умную блондинку? — повторила она.

— Не знаю, — подстраховался Джонни, выжидательно подняв брови.

— Золотистый ретривер. — Джонни откинул голову и рассмеялся.

— Что?!

— Ну, я подумала, что пространственно-временной континуум может быть немного тяжеловат для первого свидания. — Мэгги смущенно сморщила нос. — Я решила рассказать тебе анекдот, чтобы разрядить обстановку.

— Понятно. — Джонни усмехнулся, глядя на нее. На мгновение он замолчал, его мысли закрутились. Затем он предложил свою шутку.

— Ты ведь слышала о блондинистом койоте, который попал в капкан? — Джонни быстро сообразил. Шутки про блондинок не были явлением пятидесятых годов.

— Нет, я об этом не слышала, — улыбнулась Мэгги, выжидая.

— Да, он отгрыз себе три ноги и все равно застрял.

Смех Мэгги разнесся над водой, и они отправились в путь, перебрасываясь шутками, а тяжелый разговор, состоявшийся несколько минут назад, был давно забыт. Они проболтали так почти час, задавая друг другу глупые вопросы, чтобы лучше узнать друг друга. Мэгги узнала Джонни, которого она знала и полюбила, но ей также понравился Джонни, которого еще не отягощали и не старили годы, проведенные в Чистилище. Она не возвращалась к теме своего появления на балу или к тому, почему ей некуда идти. Она жила моментом с ним и решила, что вернется домой, когда этот момент пройдет. И, конечно же, в глубине ее мозга засела мысль… а что, если бы она могла остаться?

— Итак, вопрос, который задают все… любимый цвет? — промурлыкала Мэгги.

— Розовый, — серьезно, без паузы ответил Джонни.

— Правда? — Мэгги задавала ему этот вопрос и раньше, и позже. Она покачала головой, ее мысли поплыли. В Чистилище он сказал ей, что его любимый цвет — белый. Он сказал, что в белом цвете безопасно.

— Да. Подумай об этом. Все, что розовое, обычно мягкое, красивое и приятное на вкус. — Голос Джонни был хриплым, и он произносил слова медленно. Она знала, что он флиртует, что, возможно, он уже использовал эту фразу раньше, но это было неважно. От его слов ей стало жарко внутри, и она на секунду пожалела, что не из тех девушек, которые берут то, что хотят, и плевать на последствия. Но она не была такой. Жизнь научила ее, что последствия уродливы и болезненны и редко стоят того удовольствия, на которое они были выменяны.

— Теперь твоя очередь.

— А? О. Желтый, — уточнила она. — Желтый — это счастье.

— Соедини желтый и розовый, и получится персик — мягкий, красивый, очень приятный на вкус и делает тебя счастливой.

— Идеально. Значит, мы созданы друг для друга. — Она вздохнула и опустила глаза, а он снова рассмеялся.

Настала его очередь задавать вопросы. Он спросил ее о любимом фильме. Он только что посмотрел фильм Хичкока «Головокружение», и ему понравилось, но Мэгги не знала, что ответить. Поэтому она предложила «Бунтарь без причины». — Джонни застонал.

— Все девчонки так говорят. Джеймс Дин на самом деле не так уж хорошо выглядит, правда?

— Мне кажется, он немного похож на тебя, — усмехнулась Мэгги.

— Ну что ж. Тогда я думаю, он просто неотразим.

— Наверное, да, — хмыкнула Мэгги.

— Любимая песня? — Джонни нравилось слишком много песен, чтобы определиться. Мэгги порывалась назвать любимую песню из своего десятилетия и промурлыкала «Smoke Gets in Your Eyes».

Джонни покачал головой.

— Я ее не знаю. Забавное название. Спой немного для меня, и, может быть, я ее узнаю.

— Она старая, но, наверное, до сих пор лучшая песня о любви, которую я когда-либо слышала. — Мэгги поморщилась. Она не знала, когда эта песня появилась на свет. Ей не следовало говорить, что она старая. Она попыталась сменить тему.

— Я не могу тебе ее спеть, потому что я пою как лягушка. Я танцовщица, а не певица.

Джонни бросил на нее умозрительный взгляд и без предупреждения побежал обратно по склону к машине. Он позвал ее, включил фары, и уже через несколько секунд Рэй Чарльз застонал «A Fool For You», а из окон полилась тоска, которая коснулась ее как ласка. Закрыв двери, Джонни спустился с холма и, как и в предыдущий вечер, протянул Мэгги руку.

— Ты успела потанцевать только две песни, прежде чем жара настигла тебя. — При упоминании слова «жара» губы Джонни поджались. — Не хочешь ли потанцевать?

Мэгги скользнула в его объятия, словно и не уходила, и он тут же снова закружил ее, а затем притянул к себе, крепко прижав ее. У Мэгги перехватило дыхание. Песня была сексуальной и извилистой, и она, закрыв глаза, двигалась вместе с ним. Освободившись от тесноты переполненного спортивного зала, они, казалось, не желали сохранять почтительную дистанцию. Но, несмотря на близость, музыка не была поводом для того, чтобы просто обнять друг друга, и они танцевали, скользя по покрытому твердым песком пляжу в свете автомобильных фар, которые затмевали собой всю остальную вселенную.

Одна песня сменялась другой. «In the Still of the Night», «You Send Me», «Stardust» и «Mona Lisa» эхом разносились по глади воды. Мэгги была благодарна меланхоличному диктору, который крутил песню о любви за песней, заунывную балладу за заунывной балладой, давая им слова, когда говорить их было еще рано.

— И вот всем молодым влюбленным, где бы вы ни были — столько людей пели эту песню… но мне больше всего нравится, как ее поет Фрэнк. Вот «Где или когда».

Начальные строчки песни, которую Мэгги никогда раньше не слышала, зазвучали и окутали их шелковистой убедительностью.

Кажется, мы уже стояли и разговаривали вот так.

Тогда мы смотрели друг на друга точно так же,

Одежда, которая на тебе, — это одежда, которую ты носила.

Улыбка, которой ты улыбаешься, была твоей улыбкой тогда.

Но я не могу вспомнить, когда.

Некоторые вещи, которые происходят впервые.

Кажется, что это происходит снова.

И кажется, что мы уже встречались раньше.

И смеялись раньше.

И любили раньше.

Но кто знает, где и когда.

Мэгги подняла голову и посмотрела на Джонни. Он не отводил взгляда, пока его ноги двигались навстречу ее ногам, а ее юбка обвивались вокруг него, когда они танцевали. Его рука крепко держалась на ее талии, а глаза смотрели на нее. Рука Мэгги была прижата к его груди. Последние ноты прозвучали вдалеке, и Джонни опустил Мэгги так низко, что ее волосы коснулись берега, прежде чем он снова прижал ее к себе.

Огни в машине мигнули один раз и потухли. Кульминационная финальная нота все еще звучала в ее голове, но музыка больше не наполняла воздух. Джонни слегка отступил назад и опустил свои руки. Фары машины больше не освещали темноту, но Мэгги все еще могла разглядеть лицо Джонни, хотя оно и было затенено. В его глазах застыло непостижимое выражение, словно он вел какую-то внутреннюю борьбу. Мэгги смотрела на него, не желая отстраняться, но и боясь сделать шаг вперед. Возможно, еще слишком рано, но, возможно, это все, что у них есть.