Измена. (не) Любимая жена - Лада Зорина

и не сразу-то их заметила — сообщение в телефоне читала.

Ладно, образец добропорядочности. Предположим, что ничего и не слышала. Но общее-то настроение можно было всё-таки уловить?

— Ясно. То есть вообще ничего?

Ольга замялась:

— Ну… но, знаете, я не могу говорить наверняка. Вдруг скажу, что мне показалось, а окажется, что я всё не так поняла.

Ага, значит, что-то всё-таки уловила.

— Об этом не беспокойся, — Герман сделал новый глоток, маскируя своё нетерпение. — Я в любом случае у Лили спрошу. Просто сейчас было бы очень неплохо хоть что-то понять в ситуации.

— Не думаю, что беседа у них была из приятных.

Пусть это и было вполне очевидно, подтверждение, озвученное секретаршей, невольно всё-таки резануло по нервам. Если Игнатьева её доставала… если она посмела…

— Я отомкнула приёмную, и Марина по привычке отправилась в ваш кабинет. Но я её предупредила, что вы запретили, — Ольгины глаза вспыхнули удовольствием. — Ей не понравилось. Сразу губы надула.

Герман подавил неуместное желание хмыкнуть. Он так и видел её скуксившееся лицо. Знал, что именно так и отреагирует.

— А что Лиля?

— Лиля Сергеевна только брови так слегка приподняла. Кажется, удивилась.

Она ведь неглупая. Должна же сообразить, что с действующими любовницами так обычно не поступают. Впрочем, он такое распоряжение отдавал не для вида и не для проформы. В своих отношениях с Мариной он действовал последовательно, как и наметил.

Поступал так, как давно стоило поступить, наплевав на мнение враждебно настроенного большинства, пусть это большинство и составляли твои друзья, коллеги и даже семья.

— Понял, — кивнул он секретарше. — Спасибо, что поделилась своими наблюдениями.

— Да не за что, Герман Александрович, — Ольге пришлась по душе его похвала, и теперь она уже не опасалась, что её инициативу истолкуют превратно. — Знаете, я ещё кое-что заметила.

Ну вот, ей уже и понукания не требовались.

— Внимательно слушаю.

— Кажется… кажется, она плакала.

— Кто? Марина?

Да не могло быть такого. Эта стерва за все годы их знакомства ни слезинки при нём не проронила.

— Нет, не Марина, — Ольга закусила губу и бросила на него сочувственный взгляд. — Лиля Сергеевна. И знаете, мне кажется, это Марина её допекла.

Глава 44

— Спасибо большое, что поделилась.

— Не за что, Герман Александрович. Буду рада, если окажется, что хоть чем-нибудь помогла.

Он кивнул секретарше, что одновременно послужило и знаком признательности, и разрешением на возвращение к работе.

Ольга кивнула в ответ и покинула кабинет начальства.

Очень вовремя, потому что внутри у него всё клокотало, а выпитый кофе никак не способствовал успокоению.

Схватив свой мобильный, Герман отыскал Игнатьеву в списке контактов и нажал кнопку вызова.

Ответом ему послужили долгие гудки.

Герман мельком взглянул на часы. А это уже что-то новое. То есть эта дрянь ни на рабочее место явиться не спешила, ни на звонки высшего начальства не отвечала.

Тут просто идеальное комбо на увольнение.

Он заставил себя на время отложить телефон, не швыряя его на столешницу с риском раздолбать второй аппарат за эту неделю.

На эмоциях порывался позвонить Лиле, но проявил благоразумие и передумал.

Что он собирался выяснить в телефонном-то разговоре, когда она, утомлённая их бесконечными ссорами, могла в любой момент послать его подальше и отключиться?

Говорить нужно с глазу на глаз. К тому же, он очень хотел видеть её лицо, хотел быть рядом, чтобы понять истинные мотивы её молчания.

Разве это не естественный и самый верный порыв — поговорить с ним, после того, как не застала его на работе? Ведь что-то же ей приспичило выяснить?

Он снова и снова пытался вспомнить их вчерашний разговор по дороге домой.

Она спрашивала, как прошёл его день. Пыталась узнать…

Герман выпрямился в кресле, не совсем понимая, как реагировать на своё запоздалое открытие.

«Надеюсь… надеюсь, тебе не пришлось ни к кому применять силу в поисках этих ответов». И опасливый взгляд в его сторону.

Лиля догадывалась? Предполагала, что он отправился по следам Алексеева? Алексеева или кого-то ещё. Тут только она могла сказать наверняка.

А ещё она могла лучше знать, куда подевался совладелец магазина, в котором она работает. Человек, который тащил её в подсобные помещения в самый разгар корпоратива.

От тошнотворных воспоминаний его снова заворотило. Чёрно-белые кадры так и замелькали перед внутренним взором, трансформируясь в то, чего он на экране точно не видел.

Может, он не рассмотрел? Кажется, пока они вразвалочку шли по коридору, она улыбалась своему спутнику. А его рука спустилась ниже её талии.

Или память начинала играть с ним в опасные игры?..

Герман снова скосил глаза на планер — первая важная встреча по новой линейке продукции у него начнётся после обеда.

Он перевёл взгляд на телефон — тот по-прежнему издевательски молчал. Подчинённая не спешила выходить на связь и не спешила появляться в офисе. Если бы Марина наконец соизволила явиться на рабочее место, Ольга ему уже доложила бы.

С Мариной он обязательно поговорит. По работе — сообщит, что в головном офисе она больше не работает. По личному — всю душу из неё вытрясет, пока не узнает наверняка что творилось под дверями его кабинета вчера.

И плевать, что после такого Игнатьева начнёт в открытую играть грязно — в ход пойдут связи, в том числе родственные, и природное коварство. Мстить Игнатьева могла и любила. Ей только дай достойный повод — и она покажет свою хищную натуру во всей своей неприглядной красе.

Но плевать.

Плевать, даже если после такого он окончательно и навсегда разругается с семьёй.

Новый фронт, который вот-вот запылает, волновал его сейчас меньше всего. Эта дрянь окончательно перешагнула черту, когда выбрала своей целью его жену.

Все эти мысли вихрем проносились в его голове, пока Герман вытаскивал из чехла захваченный из авто ноутбук и открывал видеоплеер с затёртым до дыр ненавистным видео.

Он посмотрел его достаточное количество раз, чтобы выучить наизусть все временные отметки.

Нажал на Play, и только спустя несколько мгновений сумел задышать.

Нет, всё же привиделось. Алексееву она не улыбалась. Она даже на него не смотрела.

И рука этого сукина сына придерживала её за талию, никуда не сползала.

Герман нажал на паузу и позволил себе откинуться на высоченную спинку кресла.

Всё. У него натурально начинала ехать крыша от пережитого.

Теперь он уже целенаправленно додумывать, сам строил стены своей самой страшной тюрьмы — охотно и с большой заботой.

Если не поторопится, если не выловит этого Алексеева — рехнётся. Это как пить дать.

И тогда все обвинения