Афоризмы - Олег Ермишин
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Русская интеллигенция скоро почувствует себя в положении продавщицы конфет голодным людям.
Откровенность – вовсе не доверчивость, а только дурная привычка размышлять вслух.
Нет ничего бесцельнее, как судить или лечить трупы: их велено только закапывать.
Надобно найти смысл и в бессмыслице: в этом неприятная обязанность историка, в умном деле найти смысл сумеет всякий философ.
У них мысль не ведет за собой слов, а с трудом догоняет их.
Повесе, чтобы соблазнить женщину, нужно больше тонкого понимания людей, чем Бисмарку, чтобы одурачить Европу.
Кто из людей презирает людей, должен презирать и самого себя, потому презирать людей вправе только животные.
Популярное искусство ценно не по пользе, которую оно приносит, а по вреду, от которого спасает, доставляя менее грубое развлечение.
Мужчина занимается женщиной, как химик своей лабораторией: он наблюдает в ней непонятные ему процессы, которые сам же и производит.
Прежде их соединял хотя бы пол, а теперь только потолок.
Науку часто смешивают с знанием. Это грубое недоразумение. Наука есть не только знание, но и сознание, т. е. уменье пользоваться знанием как следует.
Человек работал умно, работал и вдруг почувствовал, что стал глупее своей работы.
Не начинайте дела, конец которого не в ваших руках.
Привычки отцов, и дурные и хорошие, превращаются в пороки детей.
Счастье не действительность, а только воспоминание: счастливыми кажутся нам наши минувшие годы, когда мы могли жить лучше, чем жилось, и жилось лучше, чем живется в минуту воспоминаний.
Жалоба, что нас не понимают, чаще всего происходит от того, что мы не понимаем людей.
У артистов от постоянного прикосновения к искусству притупляется эстетическое чувство, заменяясь эстетическим глазомером.
Чтобы согреть Россию, они готовы сжечь ее.
Наше сочувствие религиозной старине не нравственное, а только художественное: мы только любуемся ее чувствами, не разделяя их, как сладострастные старики любуются молоденькими девицами, не будучи в состоянии любить их.
Любуясь, как реформа преображала русскую старину, не доглядели, как русская старина преображала реформу.
В России центр на периферии.
Можно благоговеть перед людьми, веровавшими в Россию, но не перед предметом их верования.
Чтобы защитить отечество от врагов, Петр опустошил его больше всякого врага.
Наша история идет по нашему календарю: в каждый век отстаем от мира на сутки.
Под свободой совести обыкновенно разумеется свобода от совести.
Театральные слезы отучают от житейских.
Прежде дорожили лицом и скрывали тело, ныне ценят тело и равнодушны к лицу. Прежде инстинкт, как холоп, грубил и бунтовал, но и подвергался бичу, ныне он эмансипировался и пользуется уважением, как природный государь жизни.
Ее отказ приятнее иного согласия.
Спорт становится любимым предметом размышления и скоро станет единственным методом мышления.
Статистика есть наука о том, как, не умея мыслить и понимать, заставить делать это цифры.
Не будем смешивать театр с церковию, ибо труднее балаган сделать церковию, чем церковь превратить в балаган.
Робкий, но не трусливый.
Гораздо легче стать умным, чем перестать быть дураком.
В жизни ученого и писателя главные биографические факты – книги, важнейшие события – мысли.
Фанатизм во имя порядка готов внести анархию.
Обряд – религиозный пепел: он охраняет остаток религиозного жара от внешнего холода жизни.
Сколько времени нужно людям, чтобы понять прожитое ими столетие? Три столетия. Когда человечество поймет смысл своей жизни? Через 3 тысячи лет после своей смерти.
Атеисты всемилостивейше пожалованы в действительные статские христиане.
Большинство людей умирает спокойно потому, что так же мало понимают, что с ними делается в эту минуту, как мало понимали, что они делали до этой минуты.
Быть соседями не значит быть близкими.
В 50 лет необходимо иметь шляпу и два галстука, белый и черный: часто придется венчать и хоронить.
Гигиена учит, как быть цепной собакой собственного здоровья.
Глаза – не зеркало души, а ее зеркальные окна: сквозь них она видит улицу, но улица видит душу.
Глупость самая дорогая роскошь, которую могут позволять себе только богатые люди.
Грубость стародумовского общества измеряется необходимостью доказывать материальную пользу добродетели.
Делай, что я говорю, но не говори, что я делаю, – исправленное иезуитство.
Добрый человек не тот, кто умеет делать добро, а тот, кто не умеет делать зла.
Женятся на надеждах, выходят замуж за обещания.
И москаль, и хохол хитрые люди, и хитрость обоих выражается в притворстве. Но тот и другой притворяются по-своему: первый любит притворяться дураком, а второй умным.
Из 100 остроумных один умный.
Историк задним умом крепок. Он знает настоящее с тыла, а не с лица. У историка пропасть воспоминаний и примеров, но нет ни чутья, ни предчувствий.
История ничему не учит, а только наказывает за незнание уроков.
Как ей не быть умной, возясь всю жизнь с такими дураками.
Красивые женщины в старости бывают очень глупы только потому, что в молодости были очень красивы.
Крупный успех составляется из множества предусмотренных и обдуманных мелочей.
Обряды – ячейки сота, которые каждый облеплял своими чувствами.
Он глуп оттого, что так красив, и не был бы так красив, если бы был менее глуп.
Она в каждом мужчине ищет мужа, потому что в муже не нашла мужчины.
Петр I готов был для предупреждения беспорядка расстроить всякий порядок.
Писатели, как родители, любят наделять свои детища свойствами, которых лишены сами. Оттого герои у Мопассана всегда глупы, а у Толстого – умны.
Под сильными страстями часто скрывается только слабая воля.
Прежде в женщине видели живой источник счастья, для которого забывали физическое наслаждение, ныне видят в ней физиологический прибор для физического наслаждения, ради которого пренебрегают счастьем.
Прямой путь – кратчайшее расстояние между двумя неприятностями.
Римские императоры обезумели от самодержавия; отчего императору Павлу от него не одуреть?
Романист, изображая чужие души, рисует свою; психолог, наблюдая свою душу, думает, что он изучает чужие.
Русский простолюдин – православный – отбывает свою веру как церковную повинность, наложенную на него для спасения чьей-то души, только не его собственной, которую спасать он не научился, да и не желает. Как ни молись, а все чертям достанется. Это все его богословие.
Русский ум ярче всего сказывается в глупостях.
Самый злой насмешник – кто осмеивает собственные увлечения.
Самый непобедимый человек – это тот, кому не страшно быть глупым.
Сидят на штыках, покрыв их газетой.
Смотря на них, как они веруют в Бога, так и хочется уверовать в черта.
Среднему статистическому пошлому человеку не нужна, даже тяжела религия. Она нужна только очень маленьким и очень большим людям: первых она поднимает, а вторых поддерживает на высоте. Средние пошлые люди не нуждаются ни в подъеме, потому что им лень подниматься, ни в опоре, потому что им некуда падать.
Старики не родятся, а только умирают и, однако, все не переводятся.
Схоластика – точильный камень научного мышления: на нем камни не режут, но об камень вострят.
Тайна искусства писать – уметь быть первым читателем своего сочинения.
Торжество исторической критики – из того, что говорят люди известного времени, подслушать то, о чем они умалчивали.
Ученые издатели – половые науки, которые не варят и не кушают, а только подают кушанье.
Христы редко являются, как кометы, но Иуды не переводятся, как комары.
Цари – те же актеры с тем отличием, что в театре мещане и разночинцы играют царей, а во дворцах цари – мещан и разночинцев.
Цыгане известности – они известны только за границей, потому что у них нет отечества.
Человек, пользуясь разумом, умеет поступать неразумно вопреки инстинкту.
Чтобы быть ясным, оратор должен быть откровенным.
Чтобы уметь быть злым, надобно выучиться быть добрым; иначе будешь просто гадким.
Эгоисты всех больше жалуются на эгоизм других, потому что всего больше от него страдают.