Рифтеры - Питер Уоттс

Лабина во время полета: тазер и микроволновый писто­лет, механический пружинник, аэрозольная липучка. Дру­гие Лени видела впервые. Насколько она могла судить, Кен добыл их из своего тайника на дне Атлантики.

– Это не электронный ли отсекатель? – поинтересо­вался Дежарден. – И импульсная бомба! Ты прихватил собственную импульсную бомбочку – как это мило!

Лабин сжал зубы и промолчал.

– Так, и это все? Ни гадких биозолей, ни скрытых мураволок? Предупреждаю, эти ворота ничего не проща­ют. Попробуете пронести что‑нибудь...

– Наши имплантаты, – сказала Кларк.

– Их пропустят.

Лабин нащупал проход между столбами. Не загудела сирена, не заплясал над головами лазерный луч. Кларк шагнула за ним.

– Лифты сразу за поворотом, – сказал Дежарден.

Совершенно безоружные, они вступили в приемную

Дежардена. Кларк направляла Лабина тихими подсказка­ми и редкими прикосновениями. О том, что думает, она не решилась заговорить даже шепотом, но чуть сжала ему плечо. Кен знал ее достаточно давно и все понял: «Ахилл не купился».

Кен ответил слепым взглядом и движением окровав­ленных губ: «Конечно».

Все согласно плану. Если считать это планом.

Приходилось принимать физику на веру.

Она готова была поверить всему, о чем толковал Лабин по пути: неважно, поверит ли им Дежарден, главное, что­бы он счел их полезными. Пока он видит в них пользу, убить не попытается.

Но действовать не даст. Он никого не впустит в свое тайное логово, не приняв меры предосторожности: отбе­рет оружие, возьмет под арест, лишит свободы.

«Ничего смертельного, – предсказывал Лабин, – и ничего такого, что повредило бы структуру. Выбор у него будет небольшой. Справимся».

Все это было прекрасно, но Кларк никак не могла от­делаться от мысли, как именно им придется справляться.

В ее груди плескалось добрых пол‑литра воды, за­пертых пленкой на электролизном порте. Пятьсот мил­лилитров – на слух не так уж много. Когда она плавала на глубине, через ее имплантаты протекал непрерывный и постоянно пополнявшийся поток морской воды. За­стойный осадок, застрявший в имплантатах теперь, на глубине не продержался бы и секунды.

«Четыреста пятьдесят граммов молекулярного кисло­рода, – сказал Лабин. – Почти как в двух тысячах лит­ров воздуха».

Голова не спорила с цифрами, а вот нутро ничего не понимало в математике.

Перед ними встал ряд лифтов. Двери одного были открыты, из кабины лился мягкий свет.

«Первым делом он нас запрет».

Они вошли. Двери закрылись. Клетка пришла в дви­жение.

Вниз.

«Безумие, – подумала Лени. – Ничего не получится».

Ей уже чудилось, что она слышит тихое шипение газа, выходящего из невидимых сопел.

Она закашлялась и переключилась на имплантаты, молясь невесть какому божеству, чтобы Лабин не напо­рол в расчетах.

Не напорол. Где‑то в груди началась знакомая лег­кая вибрация. Нутро закорчилось, заполнилось запаса­ми изотонического физиологического раствора. Жидкость подступила к горлу, заполнила рот. Легкая тошнота со­провождала наполнение среднего уха. По подбородку по­бежала соленая струйка, напомнив, что пора сжать губы.

Звуки пропали, все стало слабым и далеким, кроме би­ения собственного сердца.

И уже не хотелось дышать.

Спуск продолжался. Лабин прислонился к стене. Лицо – кровавая маска циклопа. Кларк ощутила теплую влагу на верхней губе – потекло из носа. Она подняла руку, почесалась, плотно загнав в ноздрю левую затычку.

Тело вдруг запело изнутри, кости дрожали басовыми струнами. Рвота подступила к горлу, кишки свело.

«Два наиболее вероятных варианта, – прикидывал Ла­бин, – газ и инфразвук».

Она не знала, имелся ли в арсенале Дежардена газ, – вполне возможно, им уже был насыщен воздух вокруг. Но что кабина превратилась в некое подобие мегафона – ни­каких сомнений: звуковая тарелка, наверное, размещалась или в потолке, или в полу кабины. Стены фокусировали колебания, выстраивая резонанс внутри клетки. Звук со­здаст невыносимые пульсации в легких и в среднем ухе, в синусах и трахеях.

Кларк затошнило, несмотря на заполненные водой ды­хательные пути: страшно подумать, как бы это подействова­ло на ничем не укрепленную плоть. Имплантаты не влияли на кишечные газы – давление морских глубин сжимало эти полости без всякого вреда – и акустические атаки обычно настраивались на более жесткие и предсказуемые воздуш­ные камеры. И все же мегафон Дежардена что‑то с ними делал. Лени едва сдерживала рвоту, которая расплескала бы раствор по всему лифту, и боялась обделаться прямо в гидрокостюм. Любой сухопутник уже валялся бы на полу, блевал в собственных испражнениях – или потерял бы сознание. Кларк зажала себя с обоих концов и держалась.

Лифт остановился, свет погас.

«Он знает, – думала Кларк. – Вычислил, конечно же, вычислил. Как мы могли надеяться, что он не поймет. Разве Ахилл мог не заметить?»

Вот сейчас кабина снова дернется, потащит их по за­битой ловушками руине в шестьдесят пять этажей, а те превратят Лени и Кена в...

Голова прояснилась. Кости больше не звенели, кишки встали на место.

– Ну вот, ребята, – прозвучал в залитых ушах Кларк тонкий и такой далекий голос Дежардена, – конечная остановка.

Двери разошлись.

Оазис светящихся механизмов на огромной темной равнине. Невооруженный глаз, возможно, увидел бы здесь Второе Пришествие, христоподобную фигуру, омы­тую светом и технологией среди бесконечной пустоты.

Для Кларк темноты не существовало. Пустыней была переделанная подземная парковка: серый подвал, про­тянувшийся на половину городского квартала. Ровные ряды опорных колонн отделяли пол от полтолка. Из стен торчали трубы и световоды, обвивали опоры паутиной ви­ноградных лоз. Кабели сходились в толстый хобот, а тот змеился по полу до подковообразного пульта управления, освещенного химическими лампами‑полосками.

И Христос этот был знаком Лени. Впервые она столк­нулась с ним в темноте куда глубже здешней. Тогда он был пленником Лабина. Тогда Ахилл Дежарден ждал смерти.

Тогда его было куда проще просчитать.

Запекшаяся кровь на губах у Лабина потрескалась. Грудь задышала. Кларк отключила имплантаты. Выдер­нула затычки из носа, не дожидаясь, пока окончательно схлынет вода. Из центра высокотехнологичной подковы на них смотрел Дежарден.

– Я думал, что мог расплатиться, – сказал он.

Странно, жутко, но Лени было приятно вновь его

увидеть.

– За то, что был монстром, – пояснил он, словно его кто‑то спрашивал. – Знаете, почему я вступил в Патруль?

Себя я изменить не мог, но думал, что, если помогу спа­сти мир, может, это как‑то меня оправдает. – Его губы сложились в горестную улыбку. – Глупо, да? Смотрите, до чего это меня довело.