Тень суккуба - Райчел Мид

— Она обманула меня, — ответила я. — Она пыталась заключить со мной сделку, не выполнив своего обещания.

— Мать всегда показывает правду, — возразил Первый. — Сны могут быть лживыми, но правда есть правда.

Я решила, что указывать ему на бессмысленность этого утверждения бесполезно.

— Не сомневаюсь, она оценит ваш подарок на Восьмое марта, но вы зря тратите время. Джером придет за мной. Мой архидемон. Он не оставит меня здесь.

— Он не найдет тебя, — заверил Второй, на этот раз с неприкрытым сарказмом. — Он не сможет найти тебя. Для него ты больше не существуешь.

— Ты ошибаешься, — возразила я с не меньшей иронией. — В этом мире нет такого места, где бы он не смог найти меня.

Конечно, если не удалось скрыть мою ауру. Насколько я знаю, это умеют делать только высшие бессмертные. Вряд ли онейриды попадают в эту категорию.

И тут Первый улыбнулся. Не самое привлекательное зрелище.

— А ты и не в этом мире. Не в мире смертных. Ты в мире снов.

— Ты внутри одного из бесконечного множества снов, — подхватил Второй. — В одном сне из бесчисленных снов человечества. Твоя суть, твоя душа заключена в нем и потеряна в океане остальных снов.

Страх не дал мне съязвить насчет того, с чего это он вдруг перешел на высокий слог. Метафизический взгляд на устройство Вселенной, ее уровни и историю сотворения мне недоступен. Даже если бы кто-нибудь и объяснил, эти вещи находятся за пределами понимания смертных, низших бессмертных и других существ, рожденных, а не сотворенных. Однако мне хватило ума понять, что они говорят правду. Я оказалась в мире снов, мире, где нет форм, но который почти так же реален, как и проявленный мир. Неужели им удалось поймать мою душу и запереть в мире, где Джером не сможет меня найти? Гипотетически — не исключено.

— И что дальше? — спросила я с наигранным высокомерием, которое больше смахивало на нервозность. — Будете держать меня в этом подобии коробки и гордиться удачным уловом?

— Нет, — ответил Первый. — Ты же в мире снов. Ты будешь видеть сны.

И мир вновь растворился.

День моей свадьбы.

Мне пятнадцать лет. В двадцать первом веке это возраст первых соблазнов, а для Кипра четырнадцатого века — самое время выходить замуж. К тому же и рост у меня был немаленький. Онейриды отправили меня в воспоминание или в сон о воспоминании, что-то в этом роде. Похожие сны посылала Никта. Я наблюдала за происходящим, словно смотрела кинофильм, но в то же время оставалась собой и воспринимала все вполне естественно.

Это слегка сбивало с толку, особенно учитывая, что когда-то я пожелала больше не видеть своего смертного тела. Конечно, продажа души дьяволу влекла за собой не только очевидные потери, но и определенные преимущества: умение перевоплощаться и возможность никогда не возвращаться в тело, которое совершило такие прискорбные поступки в смертной жизни.

Но тем не менее сейчас я была вынуждена смотреть на это. Как будто я оказалась героиней фильма «Заводной апельсин». В юности я была ростом метр восемьдесят. По меркам той эры, когда люди в среднем были ниже, чем сейчас, я была просто великаншей. Танцуя, я знала, как сделать так, чтобы мое длинное тело и конечности двигались изящно и расслабленно. Однако в повседневной жизни я очень стеснялась своего роста и считала его неестественным.

Сейчас я наблюдала со стороны за своим старым «я» и с удивлением обнаружила, что совсем не выгляжу такой уж неуклюжей. Но все равно меня захлестнули сильные чувства, когда я увидела тяжелые темные волосы, ниспадавшие до талии, и в меру привлекательное лицо. Тем не менее было очень странно наблюдать за реальностью — если это, конечно, реальность, — смешанной с воспоминаниями.

Только рассвело, я несла большую амфору с маслом в амбар, находившийся за домом моей семьи. Я шла легкой походкой, стараясь не пролить ни капли. Я вновь поразилась, как грациозно тогда двигалась. Я поставила сосуд на землю в тени рядом с другими амфорами и пошла к дому. Не успела я сделать и пары шагов, как рядом со мной возник Кириакос, мой будущий муж. У него было такое хитрое выражение лица, что я сразу поняла: он пришел сюда тайком, чтобы увидеть меня, хотя прекрасно знал — это запрещено. Для него это был нехарактерно смелый поступок, и я отругала его за неблагоразумие.

— Что ты делаешь? Ты увидишь меня сегодня вечером… и будешь видеть каждый день!

— Я хотел подарить тебе их до свадьбы, — оправдался он, протянув мне деревянные бусы.

Маленькие бусинки идеальной формы чередовались с крошечными анхами.

— Они принадлежали моей матери. Я хочу подарить их тебе, чтобы ты надела их сегодня.

Он наклонился и надел бусы мне на шею. Его пальцы коснулись моей кожи, и я почувствовала, как по телу побежали теплые мурашки. В том нежном возрасте я еще не совсем понимала эти ощущения, но мне не терпелось наконец познать их. Сейчас, умудренная опытом, я знала — это проявления пробуждающегося желания… Но в этом было и что-то еще. Что-то, чего я пока не могла понять до конца. Ощущение связывающего нас наэлектризованного поля, как будто мы часть чего-то большего, чем мы сами. Предчувствие того, что нам суждено быть вместе.

— Вот, — произнес он, застегнув бусы и поправив мне волосы, — просто идеально.

Больше он не сказал ничего. Да и не стоило. Его глаза поведали все, что мне нужно было знать, и я задрожала. До Кириакоса ни один мужчина не обращал на меня внимания. Для всех я была просто долговязой дочкой Мартанеса, которая остра на язык и сначала говорит, а потом думает. Но Кириакос всегда слушал меня, всегда смотрел на меня так, как будто я была особенной, соблазнительной и желанной, словно прекрасные жрицы Афродиты, которые продолжали проводить свои ритуалы вдали от глаз христианских священников.

Я сама не понимала, как сильно жажду его прикосновений, пока неожиданно для себя вдруг не взяла его руку и не положила на талию, привлекая к себе. Его глаза удивленно распахнулись, но он не отстранился. Мы были почти одного роста, поэтому его губы легко нашли мои и обрушили на меня лавину поцелуев. Я прислонилась к нагретой солнцем каменной стене, оказавшись зажатой между ней и Кириакосом. Я чувствовала его всем телом, мы стояли очень близко, но этого было мало.

Поцелуи становились все более неистовыми, губы будто старались сократить остававшееся между нами расстояние. Я снова взяла его руку и положила себе на бедро под юбкой. Он поглаживал мою нежную кожу и, не дожидаясь дальнейших подсказок, провел пальцами по внутренней стороне бедра. Я выгнулась, прижалась к нему бедрами и стала тереться о него, я хотела, чтобы он трогал меня везде.