Песня, зовущая домой - Дорис Смит

— Да… вот как, ясно, — сказала я, совершенно ошарашенная.

— Мы не можем пойти на папино выступление, пока не вырастем, — продолжала Руфь, крепче сжимая мои пальцы, чтобы перепрыгнуть через камень. — Это не для детей, говорит мама. Говорила, — спокойно поправилась она.

— А вам бы хотелось? — не подумав, спросила я. Этого не могло быть. Кто-то, возможно их бабушка, которую я представляла себе добросердечной, но строгой, должно быть создала у них это совершенно ложное представление. Может быть, просто никогда не оказалось случая свести их на выступление Колина, но теперь, когда он был всего в сотне миль отсюда, наверняка что-то можно было устроить.

— Конечно да, — завопил Йен, — вот было бы здорово!

— Но мы не сможем. Он слишком далеко. — Последнее слово, произнесенное как всегда уныло, осталось за Руфью.

Мы спустились к дороге у автостоянки, а где были машины, там неизбежно собирались пони — стайка досмотрщиков дотошнее любого таможенного чиновника из тех, кого я видела. Пока одна голова целеустремленно просовывалась в окно водителя, другая рылась в багажнике. В карманы голова не пролезала, но для этого годился нос. Наибольший интерес представляли продуктовые сумки. Такая сумка была у меня в руках. Она содержала только книгу и непромокаемую крутку, но пони были не дураки. По крайней мере трое настаивали на проведении инспекции. Жеребята были пугливы, так что подходили всегда взрослые пони.

— Нечего приставать к маленьким, — упрекнула я третью приставалу. Это была крепенькая темная кобылка, и никто не научил ее пользоваться носовым платком. Она с восторгом вытерла свой нос о мою синюю нейлоновую сумку.

— Какая невежа! — зачарованно пропищала Руфь. Но Йен, по вполне понятной причине потерявший теперь всю свою живость, отступил на три шага.

Все произошло мгновенно. Пони, разочарованная и явно рассерженная, повернулась, взмахнув хвостом, увидела перед собой Йена и то ли испугалась, то ли разозлилась. Она встала на дыбы — возможно, просто от неожиданности, но в этой позе она казалась огромной, и ее копыта громко скребли по земле. Ноздри ее раздулись и несколько секунд, казавшихся вечностью, она стояла, возвышаясь над Йеном, передними копытами чуть не касаясь его плеча.

Если бы эти копыта рухнули на него, он не смог бы увернуться. Он стоял — и мне очень было знакомо это ощущение, — как будто его ноги приросли к земле.

— Прочь, прочь! — закричала я, слыша как бы со стороны свой тонкий, неуверенный голос.

Врага отпугнул другой голос, издавший ворчание, и пара беспорядочно махавших рук, когда их неизвестно откуда взявшийся владелец ворвался в промежуток между пони и Йеном. Пони фыркнула и опустилась на землю. Бросив последний презрительный взгляд на оказавшуюся совершенно неинтересной сумку и на глупых людей, устроивших такой переполох, она сердито шлепнула себя о бок хвостом и затрусила прочь. Через несколько мгновений, как будто играя в «Поймай меня», все пони скакали вверх по склону, совсем как на фото Адама.

Но прежде чем улегся переполох и я успела подхватить шатавшегося Йена, руки Колина обняли нас обоих.

— Все в порядке, все в порядке, папа здесь, — повторял он. Именно так он обнимал Трэси в самолете и несчетное число раз Руфь, ощущение было именно таким, как я думала — тепла, силы и безопасности.

Оказалось, что Адам назначил репетицию хора после ленча. Я решила, что Колин был слишком добр, когда ради не более чем трех часов в Торкомбе проехал все это расстояние и соответственно потратил столько бензина, но он только рассмеялся. Нам уже снова захотелось смеяться.

— Я не боялся вовсе, — яростно заверял Йен, — я просто хохотал.

— О да, я тебя за милю слышал, — лукаво согласился его отец.

Адам передал ему пробные фото, включая мои, и мы просмотрели их в машине, прежде чем вернуться в отель. Моих фотографий было две, и должна сказать, что Адаму они удались поразительно хорошо, несмотря на мой «учительский» характер. Я с трудом узнала себя в девушке с сияющими глазами и мягким приятным ртом. Он действительно был приятным. Я подумала, может Адам специально изменил его форму?

— Прелестно, — сказал Колин, возвращая их. — Но почему бы им и не быть такими?

Я старалась не быть настолько глупой, чтобы думать, что он и вправду так считает. Просто он это сказал таким тоном — так обманчиво искренне. Тем же обманчивым тоном он сказал:

— Как жаль, — когда я мимоходом упомянула, что уезжаю в следующий понедельник. — Я буду в Сикоуве до середины сентября. Я надеялся еще долго видеть вас здесь.

Я отделалась шуткой. К середине сентября я надеялась уже закрепиться в преподавательском колледже. В любом случае я приехала в Торкомб с конкретной целью, и моя задача здесь была почти выполнена. Я так и сказала и добавила, снова мимоходом, что в качестве прощального подарка хочу повесить каретный фонарь над дверью в коттедж.

— Нет, — сказал Колин и еще раз повторил, — нет, Дебора, вы не должны этого делать. — Я уставилась на него. — Вы не должны тратиться на этот коттедж. Не спрашивайте, почему. Но не вздумайте покупать фонарь — или что-то еще.

— Думаю, вы должны объясниться, — еле сдерживаясь, сказала я. — Какое отношение к вам может иметь коттедж Адама?

— Совершенно никакого. — Мы прогрохотали над решеткой. — Но вы так или иначе много мне помогли. Достаточно будет сказать, что опасно покупать дорогие подарки, не спросив того, кому они предназначены.

И это все, подумала я с облегчением. Он опасался, что фонарь подарят дважды. Магда, конечно. Ей нравились изделия из металла. Ладно, что поделаешь, наверное мне придется попытаться выведать у Адама. Но только после концерта. Сейчас он был занят им «вот посюда».

— Приятная новость, — сообщила мама, когда я зашла в приемный холл. — Звонил Джон — интересовался, могу ли я устроить его здесь на выходные.

— Джон? Ты хочешь сказать, мистер Ли? — переспросила я, и она кивнула, расплываясь в улыбке. Оказывается, кто-то отказался от заказанного номера, и он должен был приехать завтра вечером.

Над этим стоило задуматься. Наш добрый сосед Джон Ли последнее время был очень уж добрым. Была ли здесь особая причина, такая, которую мог бы заподозрить Алан, но какая мне и в голову не могла прийти? Хотя несколько недель все было под самым моим носом — встреча в Хитроу, предоставление машины, желание, чтобы у мамы были каникулы. И теперь приезд, чтобы ее повидать. Трудно было представить более милого и порядочного человека, в руки которого можно было передать маму, так что я не могла понять, почему я не прыгаю от радости.