Роса и свиток - Лариса Петровичева

— Добрый день, ваша неусыпность, — на людях она была подчеркнуто сдержанной и официальной, но в зеленых глазах так и кувыркались озорные изумрудные бесенята. — Простите за беспокойство, но мне нужна ваша подпись на гарантийном письме.

Шани вынул из поясной сумки походную чернильницу и перо и быстро расписался в том, что Хельгин Равиш достойно учился, проявил подлинное рвение в истинной вере и обретении знаний и вполне готов стать сотрудником архива. Хельга довольно улыбнулась и, спрятав письмо в карман, открыла перед Шани дверцу кареты.

— Я вам понадоблюсь сегодня, ваша неусыпность?

Вопрос был скорее риторическим, чем действительно нуждавшимся в ответе. Шани взял ее за руку и негромко сказал:

— Бегом в архив, потом в инквизицию. Туда привезли Круг Заступника, я буду проводить осмотр. Думаю, тебе будет полезно поучаствовать.

Хельга коротко тряхнула головой, словно паж владыческого корпуса.

— Повинуюсь, ваша неусыпность, — она поднялась на цыпочки, и горячий шепот обжег щеку Шани: — Я тебя очень люблю.

— Я тебя тоже, — так же тихо сказал Шани. Хельга отошла в сторону, он сел в карету и постучал в стену, приказывая кучеру трогаться. Тот переливисто свистнул, огулял лошадей вожжами, и карета двинулась вперед. Хельга некоторое время смотрела ей вслед, а потом быстрым шагом направилась в сторону центрального архива и растворилась в праздничной толпе.

Если на улице то и дело хлопали фейерверки и раздавались разудалые веселые песни, то во дворце инквизиции царила сосредоточенная тишина, словно никому здесь и дела не было до народных гуляний снаружи, и серьезные братья инквизиторы не собирались разделять с горожанами их восторга. Шани прошел по основному коридору, быстро заглянул в пыточную, где Коваш вдумчиво и старательно работал с упорствующей в ереси ведьмой, и, убедившись, что его присутствие нигде не требуется, отправился в особый зал, куда несколько часов назад доставили Круг Заступника. Надо же, все считали его мифом, а сулифатские шейхи перепугались так, что взяли и где-то раздобыли. Наверно, стоит почаще у них что-нибудь искать из несуществующего, подумал Шани и, толкнув тяжелую, окованную освященным железом дверь, вошел внутрь.

В центре зала располагалось огромное тяжелое колесо, на первый взгляд действительно старинная вещь. Возле него уже расположились несколько младших коллег Шани, которые с задумчивой сосредоточенностью обмеряли колесо медными линейками и вносили результаты измерений в отчетные листы. Отвратительная казнь, подумал Шани, подходя вплотную, просто отвратительная. И кто ее придумал-то, хотелось бы знать… Сначала палач ударами тяжелого железного прута переломает сперва ноги, затем руки — так было и с Заступником, если верить Писанию. Тот прут, кстати сказать, хранился в монастыре Кивуш и имел славу чудотворного… Потом несчастного бога положили на это колесо, вбив в запястья гвозди, чтоб казнимый не упал, а колесо установили на шест, и Заступник долго лежал на нем, безразлично глядя в низкое аальхарнское небо и медленно умирая от боли и обезвоживания. Святой сотник Лонхен, помнится, отогнал ворон, которые вознамерились расклевать тело и глаза казнимого, за что Заступник пообещал: после же будешь со мной на Небесах…

— Предварительные результаты? — осведомился Шани. Один из инквизиторов выпрямился и доложил:

— Колесу минимум восемьсот лет, ваша неусыпность. После вознесения Заступника подобной казни подвергались недолго.

— Ее после Всеобщего собора отменили как неподобающую для еретиков и грешников, — подал голос второй его коллега. — Как раз восемьсот лет прошло.

Шани протянул руку и дотронулся до черного твердого дерева, пытаясь понять собственные ощущения. Орудие омерзительной, позорной казни превратилось в символ веры — и если это действительно был тот самый круг, то Шани сейчас прикасался к чему-то имевшему подлинную силу и подлинную власть и бывшему выше силы и сильнее власти. Оно было… Шани не знал, как это назвать, но найденное колесо казалось сейчас смыслом и сутью вещей. Шани дотронулся до заржавленного грязного обода колеса, и его словно ударил легкий разряд тока — на какое-то мгновение он увидел и понял весь мир, в котором его ждали боль и смерть — и ничего кроме. Это было страшное, призрачное ощущение прикосновения к чему-то, что он не мог объяснить, несмотря на все знания этого мира и всю науку недостижимой Земли.

Инквизиторы смотрели на него с настоящим, нескрываемым ужасом. Шани покачнулся, но на ногах устоял.

— Ваша неусыпность, — окликнул его один из них. — Ваша неусыпность, что с вами?

Видимо, Шани в самом деле сильно изменился в лице, если эти крепкие мужчины, повидавшие самые разные виды по долгу службы, сейчас настолько испуганы. Он провел ладонями по щекам и негромко, но отчетливо произнес:

— Ничего, братья, ничего… Вы осмотрели крепления?

Инквизиторы подошли к колесу и некоторое время изучали тяжелые винты, которыми обод крепился к дереву, сначала соскребая, оттирая и вычищая въевшуюся грязь, а затем делая замеры. Шани внимательно наблюдал за ними — похоже, прикосновения к колесу никак на них не влияли.

Может, и ему просто показалось?

— Крестовой винт, — наконец, заключили инквизиторы. — Такой тип был в ходу при языческих государях, то есть это примерно сто лет после казни Заступника. Потом стали использовать плоские винты…

— Дата, дата, — поторопил их Шани и принялся копаться в ящике с инструментами. Мысль о том, что ему снова придется дотрагиваться до колеса, вызывала у него странный трепет, какой бывает, если стоять в горах над пропастью, когда так и тянет посмотреть вниз и изведать томительное счастье падения. — Нам нужно определить время появления этого колеса, братья, помогите мне.

Втроем они с трудом открутили винты и сняли с колеса обод. Шани казалось, что он заживо препарирует человека. Затем он взял из ящика маленький рубанок и, мысленно попросив прощения у колеса, несколько раз провел им по деревянной грани. Инквизиторы дружно ахнули. Из-под лезвия закудрявилась темная стружка, и в воздухе отчетливо запахло терпким южным орехом. Шани провел ладонью по срезу, но, вопреки ожиданиям, больше ничего не случилось. Видимо, колесо уже сказало ему все, что считало нужным. Он опустил ненужный уже рубанок и произнес:

— Братья, это крептский орех. Последнее дерево спилили незадолго до начала проповедей Заступника.

Инквизиторы дружно ахнули и подошли поближе, испуганно глядя на срез. Черная древесина в том месте просвечивала красными прожилками. Шани вспомнил загорскую легенду: крептский орех раньше дрожал на ветру, потому что знал — на колесе из него погибнет Заступник, а под темной корой у него текла алая густая кровь.