Travel Агнец - Анастасия Гостева

Она сидит до четырех утра. Рассказывает о детях, их так трудно устроить в школу, младшего берут, а со старшим проблемы, и потом, она же ничего не знала, она так завидует девчонкам, вроде меня, такие молоденькие, а такие свободные, ведь они же были совсем другими, они же всего боялись, они же ничего не видели, никуда не ходили, не ездили, и она только сейчас начинает про себя понимать, что… она заболела, думала, что умрет, но ее вылечили, и у нее уже есть друг, индус, очень хороший, он во всем ей помогает, ой, вы такие хорошие, вы так слушаете, а я ведь два года ни с кем не говорила, вот еще Майкл, рыжий немец Майкл, он тоже дикарь, ему плохо с людьми, а я не знаю английского, я только-только начинаю что-то говорить, и мы с ним так вот сидели по вечерам и смотрели друг на друга, и улыбались, а сказать не могли ничего… я как представлю, что кто-то из моих знакомых увидит, как я тут ползаю по кучам дешевых тряпок, и так радуюсь, так радуюсь, я ведь привыкла везде быть первой, не знаю, почему, но у меня все хорошо получалось, а потом это все таким пустым стало, но сейчас все уже лучше, и как я раньше… Я выслушиваю все эти бесконечные истории, каждая — готовый сценарий, каждая — только снимай кино, только запиши. Но как, как описать все эти кафе, весь этот сброд, весь этот джаз, обезьян, приходящих полакомиться бананами, молочный чай, продающийся чай-мамами, шершавую слоновью попу, по которой ползешь наверх, чтобы, ритмично покачиваясь, плыть у всех над головами, холодные молнии, мгновенно обрушивающиеся струи воды, не сверху, а словно из-под земли, отовсюду, как описать все эти па и реверансы слоновьего хобота на прощание, как описать жажду и духоту, пыль и пепельно-оливково-охристый воздух, массаж головы и звук барабанов, когда бьешь по ним кончиками пальцев, ладонь параллельно поверхности из верблюжьей кожи, сначала осторожно, нащупывая ритм, потом все быстрее и быстрее, пальцы захлебываются, бегут, замирают, останавливаются, поперхнувшись, сконфузившись, перескакивают с барабана на барабан, и у каждого свой звук, свой голос, и как, как описать все эти звуки и голоса, гулкое, гнусавое гудение табл, низкий горловой бас маридана, как воспроизвести, нарисовать, раскрасить все эти запахи, и шорохи, и ароматы, и лица, лики, личины, и еврейского кудрявого мальчика, заглянувшего за зажигалкой и угостившего джойнтом, он тоже улетает через два дня, он попал сюда после армии, они все здесь после армии, все эти ребята и девчонки, их учили выживать, и воевать, и верить в конкретные идеалы, а они не хотят думать, они не хотят бороться, они впадают из одной крайности в другую, они танцуют ночь напролет, а потом бегут к раввину в синагогу на третьем этаже, и пьют чай, и он что-то доказывает им, и его борода вздымается в проеме приоткрытой двери, и девочку с Ямайки, улыбчивую Дюймовочку, мечтающую поехать в Колумбию, в Колумбии будет большое party зимой, а летом что-то должно быть в России, на заброшенной атомной станции, это правда? приезжали русские ди-джеи, говорили что-то, куда дальше? кто знает, как описать самозабвенно, упоительно целующихся бегемотиков из зоопарка, маленького продавца омлетов у входа в гостиницу, уличных четырехлетних попрошаек, залезших нам на колени в рикше и меряющих Лешкины очки — чумазые мордочки в красно-сине-желтых очках с восемью стеклами, космических подкидышей и поклонников чапати, русскую шоп-туристку — вытравленная перекисью «химия», шестидесятый размер, прижатая к груди сумка с деньгами, бешеные глаза, платье в горошек — рассекающую Main Bazar в сопровождении амбала-охранника двух метров ростом, в спортивном костюме…

Мы встречаем в Дели шведку и мексиканку из Ришикеша, они целуют нас, как родных, мы совсем забыли вас спросить, а как там мальчик ди-джей из России, как же его звали, кажется… вы его знаете? мальчик — Лешкин друг, он уже три месяца, как в тюрьме, девушка везла из Питера гашиш, девушку взяли по наводке, пришли по цепочке за мальчиком, выломали дверь, когда суд — неизвестно, всего за грамм, за один единственный грамм гашиша? на лицах девушек смятение и ужас, сказать кому-нибудь в Индии, что за грамм хаша посадят на год, все равно, что сказать, что человек умирал от голода, вышел купить кусок хлеба, пришла полиция, взломала дверь и забрала его. Барышни подавлены. Они скорбно маячат на горизонте, когда мы, мило распрощавшись, удаляемся…

Как описать случайные прикосновения на улицах и коровий язык, облизывающий мне руки, уличного предсказателя судьбы — напиши число от одного до пяти, из какой ты страны? как тебя зовут? положи деньги — у меня нет — ты врешь, положи деньги, я предскажу, что с тобой будет через месяц — слюшай, вах, такой большой факир и такой глюпый, я тебе бесплатно предскажу, что с тобой будет через пять минут — не будет тебе денег, дорогой, — белого тигра и яблочный пирог из German Bakery, засвеченные пленки — я не хотела фотографировать, и они засветились — все эти глюки, пятна света, жар, вползающий в распахнутые двери лавок, в которых сидят на тюках с одеждой толстые индусы, все эти вспышки, всполохи, всплески и огромное закатное оранжево-алое солнце в иллюминаторе, висящее прямо над взлетной полосой, над обустроенным культурным миром, поросшим мхом и заплесневевшим, вместительным и удобным, как дерматиновый чемоданчик с железными уголками, как квартира, в которую годами натаскивали штучки, финтифлюшки и цацки, от которых теперь жалко избавиться, миром, грамотным и дремотным, как мозги литературоведа…

Я тону в любви, умираю от любви, плачу от любви и смеюсь как идиотка — неоправданно и беспричинно. Я люблю всех людей в Дели, Москве, Варшаве, Братиславе, Ногинске, Денвере, Тель-Авиве и Сан-Пауло, всех этих жующих, зевающих, спешащих на работу, не замечая друг друга, раздраженно озирающихся, тайком мечтающих трахнуть секретаршу, политически корректных, сплевывающих на тротуар, развешивающих по стенам дипломы, выгуливающих собак, зажигающих свет в своих муниципальных склепах мутными зимними утрами, стоящих с рекламой макарон на углу 5th Avenue и Мясницкой, застрявших в «пробке» на Oxford street, выбирающих подарки на Рождество (Пасху, Валентинов день, День Независимости Белого Дома России от России), яппи и джанки, интеллектуалов и козлов, бомжей и сенаторов, человеческий хлам, разносимый по улицам и разъезжающий в лимузинах, смотрящих «Поле Чудес», «Империю страсти» и бейсбольные матчи, жрущих поп-корн в автомобильных кинотеатрах и клубящихся ночи напролет под экстази, разводящихся каждый божий день и живущих так до смерти, храпящих, отмороженных, закупающих продукты на оптовых рынках и читающих «МК», болеющих за «Динамо», страдающих бессонницей, озабоченных загрязнением окружающей среды, отплясывающих на барной стойке в «Hungry Duck», панков и педиков, арабских террористов и «Тигров освобождения Тамил-Илама», жадных до жизни детей поколения «Y», я готова говорить о чем угодно — parents problems, drug problems, money problems, police problems — я готова делиться любовью со всеми и каждым, с грязными работягами в метро, старухами-мухоморами на лавочке перед домом, обсуждающими проходящих мимо жильцов, авангардными модельерами и психотерапевтами, роллерами, рокерами, грибниками, со всеми этими тинэйджерами, для которых еще нет названия, с карманниками и занудами, усредняющими по малому параметру, с придурками и нормальными, совершенно нормальными, абсолютно адекватными…

И пусть «я — одиночка, и это никогда не изменится», но я знаю, что мир — это не альтернатива между героином (кокаином, «винтом», etc.) и «…работой, карьерой, семьей, большим траханым телевизором, стиральной машиной, автомобилем, CD-плейером, автоматическими открывалками, хорошей зубной пастой, крепким здоровьем, низким уровнем холестерина в крови, страховым агентом на дом к матери с низкими процентами по закладам, хорошими спортивными машинами, выходными костюмами, друзьями, когда это нужно, обычной пищей обычных остолопов, прогулками в парке с девяти до пяти, мытьем машины, Рождеством в кругу семьи, книгами, индексируемой пенсией, телешоу, где плюются засохшими гамбургерами, гниением…», я знаю — есть что-то еще, помимо, по краям, сквозь прорехи и бреши, что-то возникающее в моей любви, лезущее, прущее напролом, я знаю, что все будет так, как я захочу, что если у меня есть стопроцентное намерение — этот маленький и доступный мир — мой…

Алло? да, это я, нет, это совершенно невозможно, у меня экзамены, и работа, и… Во сколько? а куда? договорились… Ой, алло, алло, пип-пип-шш-пип-пип-пип-пип-пип-шш…

Апрель—май 1997 г.

Travel guide for Travel Агнец

Аватара — «нисхождение». Инкарнация божества, его воплощение в смертное существо ради «спасения мира», восстановления «закона» и «добродетели» (дхармы) или защиты своих приверженцев. По мере того, как доминирующее положение в индуистском пантеоне стал занимать Вишну, представление об аватарах связывается, по преимуществу, с его именем. Известны также аватары Шивы (в виде аскета и наставника по йоге), но они не приобрели такого значения, как аватары Вишну.