Ученица Ледяного Стража (СИ) - Дмитриева Ольга

— А ты зря лезешь, куда не просят, — парировала я. — Еще вопрос, что тебе здесь нужно. Хочешь подставить куратора?

Блондин прищурился и спросил:

— Лезу, куда не просят? Ты видела источник.

Я сделала невинные глаза:

— Источник? Какой источник?

Чейн на это не купился.

— Я пришел сюда за силой, Скау, и я ее обрету. Ааберг — лучший из учителей. Лучший из Стражей. Но не всеми своими знаниями он готов делиться. Если ты не понимаешь, когда нужно отойти в сторону и не лезть в дела Севера, придется тебя проучить.

Словно в ответ на его слова Ингольф зарычал. Я сухо напомнила:

— Запрещено натравливать байлангов на людей. Ты не читал Свод правил?

— Какое натравливание, о чем ты, Скау? — хитро усмехнулся Чейн. — Ты не читала Свод правил и лезешь к чужим байлангам, это все знают. И если тебе кто-нибудь из них оттяпает руку — сама виновата.

Из горла Ингольфа вырвалось рычание, а Чейн с усмешкой отступил в сторону. Я не испугалась, но немного растерялась. Можно защититься мечом, но зверя жалко. Он не отвечает за идиота-хозяина.

В этот момент за моей спиной раздался шорох. Ингольф резко спрятал клыки и поджал хвост. А Чейн сразу как-то поскучнел.

Я обернулась и едва не уткнулась носом в белую шерсть. За моей спиной стоял Свейт. Темно-золотые глаза байланга были устремлены на собрата. Чейн вскочил в седло своего пса и приказал:

— В загон!

Ингольф тут же отрастил крылья и взмыл в небо. А я погладила белую морду Свейта и пробормотала:

— Спасибо. Ты следил за мной?

Белый хвост скупо качнулся из стороны в сторону. А затем пес подтолкнул меня к двери. Я вспомнила об ужине и поспешила войти внутрь.

Эйнар и Сигмунд в столовой так и не появились. Как и Чейн. Поэтому обстановка была довольно милой. Меня расспрашивали о нашем скучном путешествии, сочувствовали и щедро делились новостями Академии. Гест шепотом поведал, что мать Иды закатила скандал на всю Академию, но рядом с дочкой даже постоять не смогла — мешала вонь. А Бранд поделился сведениями, что ректор настаивал на моей невиновности, а отец смог дать отпор герцогине. Так что Мегера Эллингбоу, как здесь ее звали, убралась восвояси. И судя по лицам товарищей, порадовало это не только меня.

Ужин среди парней и без злобных взглядов Чейна помог мне взбодриться. В библиотеку я шла уже в хорошем настроении. Лишь бы в письме от Гольдбергов было не предложение руки и сердца. Со всем остальным справлюсь.

Метка снова зачесалась и напомнила о себе, как только я остановилась у дверей библиотеки. В прошлый раз наш разговор с Ледяным вышел довольно сумбурным, и теперь я не знала, чего ждать от куратора. Поэтому дверь открывала с опаской.

В библиотеке царила тишина и полутьма. Лампы горели только в закутке, который облюбовал Ледяной. Я повесила плащ на крючок и подошла к красивой ширме.

Куратор устроился на стуле и смотрел на меня. Теперь он выглядел совершенно спокойным. На столе уже были разложены письменные принадлежности. Ледяной выложил немного помятый конверт и кивнул на стул.

Я послушно села и подумала, что обстановка располагает к разговору по душам. Неужели недомолвки закончились? Нужно пользоваться шансом и вытрясти из куратора всю правду.

Глава 16/2

Но вопросы начал задавать куратор. Стоило мне прикоснуться к конверту, как он заговорил:

— Это печать Гольдбергов, верно? Кто из них тебе пишет? Неужели сам герцог Роден?

— Именно, — с кислой миной ответила я, обреченно срывая печать

И с удивлением обнаружила, что Ледяной напрягся. Они знакомы? Он не в ладах со стариком? Я вытащила сложенный лист бумаги и с опаской развернула его.

К счастью, мои руку и сердце пока не требовали. Полстраницы герцог распинался о том, что уверен в моей невиновности и как опустели балы столицы после моего отъезда. Вторую половину страницы он описывал праздник, который собирался устроить сам. А в конце по секрету сообщал, что уговорил отца, и тот разрешил мне вернуться домой на вечер — посетить его бал.

Я заметила, что куратор продолжает внимательно разглядывать мое лицо. Он как будто пытался прочесть по нему содержание письма. Я откинулась на спинку стула и с тяжелым вздохом сказала:

— К такому посланию следует прилагать лекарство от тошноты…

И только потом спохватилась, что при кураторе такое говорить не стоило. Но вместо того, чтобы извиниться и покаяться, я швырнула письмо на стол поближе к Ледяному, позволяя ему удовлетворить свое любопытство. И судя по тому, что куратор тут же впился взглядом в лист бумаги, этого любопытства было через край!

Я смиренно ждала, пока Ледяной прочтет письмо и пыталась сочинить ответ. Достаточно вежливый, чтобы не получить новый втык от отца, и достаточно холодный, чтобы Гольдберг от меня отвязался. Правда, герцог не из тех, кто легко сдается и это проблема. Пока я размышляла, Ледяной дочитал и бросил мне:

— Пиши ответ. Отправлю сам.

Мне показалось, что настроение у куратора резко испортилось. Что, уже не хочется со мной возиться и служить посыльным? А вот не надо было отправлять Свейта за этим дурацким конвертом! Но тут у меня хватило ума придержать язык. Я макнула перо в чернильницу и вывела на листе имя герцога. Метка снова начала зудеть. Я воспользовалась поводом оторваться от своего занятия и напоказ почесала руку под повязкой. Взгляд Ледяного тут же метнулся к черной полосе ткани на моем запястье. А затем он коротко приказал:

— Покажи.

Тем самым тоном, ослушаться которого было невозможно. Я стянула повязку и задрала рукав рубашки. Куратор подался вперед. Я ждала, что он проведет пальцами по моей коже, как это сделал Сигмунд. Но Ледяной убрал руки под стол, будто бы для того, чтобы ни в коем случае не касаться ровного багрового прямоугольника. На его лице промелькнуло облегчение.

И я решила, что это самый лучший момент, чтобы завести разговор о метке. Но пока я подбирала слова, куратор спросил:

— Значит, герцог Скау собирается выдать тебя замуж за Родена Гольдберга?

— Сплюньте! — укоризненно сказала я и мысленно возмутилась тому, как нагло он перескочил на другую тему.

Но Ледяной продолжил:

— Тем не менее его ухаживания поощряются.

Я тяжело вздохнула. На этом стоило также нагло вернуть разговор к метке. Поэтому я сама удивилась, когда начала рассказывать:

— Гольдберг не прочь породниться с моим отцом хотя бы так. Титул герцогов Гольдберг наследует его старший сын Симон, сейчас ему пятнадцать. Моя сестра Амалия — наследница Запада, и ее не отдадут. Герцог Роден ходит вокруг меня уже полгода. Но до этого я могла смело держаться от него подальше. Отец всегда позволял мне многое. Закрывал глаза на мои выходки, пока они не позорили род Скау. И не собирался навязывать жениха.

— И когда же все изменилось? — уточнил Ледяной.

— После того как меня отчислили.

— Что произошло в Академии Хранителей?

Он подпер голову рукой, а интерес в его взгляде был искренним. Я отмахнулась:

— Не важно. Меня подставили. Я не знала, что ее жертвой станет декан Барт, а не один из старшекурсников. Ну и… не знала, что зелье сработает так впечатляюще.

Кажется, я снова рассказала то, что не должна была. Как получилось, что вместо разговора о странных местных обычаях я изливаю душу куратору?

К счастью, на этом вопросы у ледяного закончились, и я пошла в атаку. Точнее, должна была пойти в атаку, но вместо очередного правильного вопроса сказала:

— Чейн пытался проникнуть к источнику.

— Знаю, — помрачнел Ледяной. — Твое зелье… очень поучительное.

— Он и правда может дать силу? Источник?

Наверное, не стоило это спрашивать. Ещё подумает, что я тоже охочусь за родовыми тайнами Аабергов. Но куратор внимательно изучил мое лицо и спокойно ответил:

— Не всегда. Не всем. Не Чейну, но в это он не верит.

— Я чувствовала источник той ночью, перед отлетом в горы. Потому и не спала…

Признание вырвалось почти случайно. Вечер, тишина в библиотеке, уютная ниша за ширмой и приглушенный свет. Наверное, это и располагало к откровенности. Но мои слова произвели нужный эффект — куратор изменился в лице. А я поспешно спросила: