Искатель. 1967. Выпуск №2 - П. Севастьянов

— Вот что, — сказал Семен, осторожно облокачиваясь на кухонный стол, — вот что, дней на шесть дача для тебя закрыта. Не суйся — потерпи.

Весло недовольно поморщился.

— Серега сказал?

— Он самый.

— Что-нибудь солидное?

— Узнаешь потом. Всему будет время. Твое не уйдет.

— Не уйдет, не уйдет, — передразнил Весло, слетел с табуретки и забегал по кухне. — Крохи со стола? Объедки?

«Ну и арап, — подумал Семен. — Привык у папаши на дармовщину. Так и здесь: и загрести и руки оставить чистыми».

— Мне финансы нужны, понимаешь? Я совсем голоштанный, — трагически сказал Весло и показал волосатую грудь.

— А что отец? — спросил Семен с недоверием.

— Кричит: кровосос! На тебя не напасешься, — произнес Весло саркастически и плюхнулся на табурет.

— Но что-то он все-таки подбрасывает? Какую-то деньгу? — возразил Семен, не поддаваясь.

— Эх, старик. Ты не представляешь, как это унизительно, — сказал Весло.

Семен в самом деле не представлял. По той простой причине, что ему никогда не давали отцовские деньги и сопутствующее этому чувство унижения ему не было известно. Поэтому он не поверил Веслу.

Таким, как Веселов, он завидовал с детства. У подобных ребят еще всегда водились денежки на мороженое или ситро, только стоило им запустить ладонь в карманы своих вельветок. А ему приходилось таскать из-под носа у тетки. Да и у тетки их было кот наплакал.

— Надо иметь свои. Это вернее всего, — закончил Весло и свесил голову на грудь.

— А что же твой бокс? Кружок там или секция, как ее?

— Таким, как я, не очень платят за кружок. Не чемпион Европы, — усмехнулся Веселов.

— За чем же дело? Кто тебе мешает? Начисть всем рожи. И будь.

— Интриги, старик. Затерли вашего Веселова.

Говорил бы он это кому другому, только не ему. Семен собственными глазами видел, как за Веслом по всему рингу гонялся один белобрысый малец. Малец был из новичков, и Весло, рассчитывая на легкую победу, пригласил его, Семена, поглазеть на триумф.

— Засеки по часам. Уложу на второй минуте. Побалуюсь и уложу, — сказал Весло, уходя в раздевалку.

Когда ударил гонг, Весло набычил голову и сразу полез на мальца. Но малец оказался другого сорта, он выдержал этот напор и затем, уловив удобный случай, съездил Веслу в челюсть. А потом на Весло было срамно смотреть. В третьем раунде он кидался на шею мальца, словно к родному отцу перед разлукой, а тот обрабатывал его кулаками, будто лепил из глины скульптуру. И так и этак! Когда все это кончилось, Весло, малиновый и рыхлый, точно так же нес чепуху про судейские интриги… Как и сейчас, на кухне.

— Тогда иди на производство и работай, — безжалостно обрезал Семен и, чтобы не переборщить, добавил: — Ладно, я с ним поговорю. Видит бог, не обидим. — И сделал шаг к выходу. — В общем с дачей учти. С сегодняшнего дня. Иначе испортишь программу.

— Тогда все будет спок, — заверил Весло, шаркая шлепанцами за спиной Семена.

— Как и с актером? Тоже было «спок», — усмехнулся Семен, хотя и был разговор по этому поводу и Веселов валялся в ногах, просил пощады.

— А что с актером? Что с актером? — заволновался Веселов, опять по-лакейски забегая вперед. — Ну кто думал? Известен, знаменит. Оттого и не проверил. А кто бы проверил? Ты бы проверил?

Семен подумал, что тут Весло прав. Ему и самому не пришло бы раньше в голову, что у знаменитого актера нет ни черта в загашнике.

На другой день Семен получил отпускные, и вечером Сергей Сергеич отвел его сам на Казанский вокзал. Проявил заботу.

— Дал бы ты, Сергеич, телефон, — попросил Семен на всякий случай, когда они сидели в такси. — Чуть что, и я бы звякнул.

— Сема, — сказал Учитель. — Домой еще не провели, а служебный номер сам понимаешь, что такое. Новости прибережешь до встречи.

Семену хотелось постоять на перроне, как поступали тут все, но Сергей Сергеич счел это неудобным. Вокруг толчея, и только путаться у людей на дороге. Тащит, мол, гражданин чемодан, сгибаясь, а ты ему на пути, лицом в лицо. Он потрепал Семена за локоть и ушел.

Попутчиков Семен невольно оглядел со старой профессиональной точки зрения. С одного можно было снять костюм из тонкого с красивым переливом материала. В подходящих, конечно, условиях. Остальные двое никуда не годились, женский халат и пижама.

Семен разулся и полез на верхнюю полку.

— Вам нужна постель? — спросила снизу проводница.

— А как же? Чем мы хуже других, — весело ответил Семен.

Он снял пиджак, повесил на крючок в голову и растянулся в полный рост. Потом встал на колени и снова взял пиджак.

— Не бойтесь, не пропадет, — сказал мужчина в костюме. Семен даже поперхнулся.

— Мы это знаем, — сказал он многозначительно, придя в себя, и повесил пиджак в ногах, так было лучше: здесь пиджачок не мялся и не мешал.

— Вы юрист? — спросил тот мужчина, который был в костюме и переливался всевозможными цветами, как голубь сизарь.

— Не. Из смежной профессии, — сказал Семен, закинув руки за голову.

Попутчики решили, что он из милиции. Вообще-то они были прескучнейший народ.

Он послушал, что они там говорят внизу про политику, и заснул. Проснулся он ночью внезапно оттого, что приснилось что-то кошмарное, вогнавшее в холодный пот. Будто из детства, но что именно, Семен не мог себе сказать. Однако следовало разобраться в этом, чтобы не пустить это в мысли и спокойно заснуть. Потому что он читал в одной книжке про сны, где говорилось, что во сне появляется только то, о чем мы думаем. Чтобы больше не думать об этом, он решил узнать, что это такое, и начал перебирать в памяти все, что оставалось из детства. Стараясь ничего не пропустить, он вспомнил себя самым маленьким, когда еще с ним был отец. Отец любил приговаривать: «Легче взять, чем сделать», — потом он куда-то исчез, а за ним умерла мать, и он остался с теткой.

Потом он припомнил себя постарше. Это было в войну. В тот день хотелось есть особенно, а по улице шел мальчишка с буханкой. А он, Семен, стоял, смотрел на буханку и глотал слюну. Рядом, у подъезда, на скамье сидел урка Косой, он улыбнулся, сверкнув фиксой, и сказал ласково:

— А ты у него отними! Хлебец!

— Что ты? Это же по карточке, — ответил он, дурень, тогда, при всем почтении к Косому.

— Это так кажется, — мягко сказал Косой. — Только надо себя в первый раз пересилить. И тогда ты увидишь, как это просто и легко. Ну же!

Он смотрел ободряюще, и уж очень не хотелось осрамиться в его глазах, чтобы потом смеялся сам Косой и все пацаны, и Семен подошел к мальчишке.

Мальчишка плакал, вцепившись в буханку, и поэтому приходилось оглядываться за поддержкой на Косого. А урка смеялся и подбадривал, покрикивая: «А ну-ка, смелей!»