Жизнь и приключение в тайге - Владимир Арсеньев

Низко к воде свесились ветви прибрежных деревьев и кустов. Картины самые разнообразные часто сменялись одна другой. Порой они принимали великолепный декоративный вид. Художники-пейзажисты нашли бы здесь неистощимый запас дивных красот для своих произведений. Забылись вчерашние невзгоды, забылись дожди, каждый отрешился от неприятных воспоминаний своей жизни и жил только настоящим прекрасным. Все были веселы, бодры и довольны.

Одна только мошкара часто отравляла нам все лучшее, что могла дать хорошая солнечная погода. Каждый занят своим делом. Время летит незаметно.

Полдень близко… Люди устали; пора обедать. На каменистой прибрежной отмели приютился небольшой отряд. Лодки подальше вытащены на берег, чтобы их не унесло течением. Люди закрыли лицо черными сетками, чтобы защитить себя хоть немного от мучительно докучливого гнуса. Горят костры, на сошках и на угловатых камнях поставлены чайники и котелки. Орочи расположились в стороне и, в ожидании пока закипит вода, лежа курят свои трубки. Они, видимо, привыкли индифферентно относиться к мошкаре и потому не обращают на нее внимания.

Высоко в небе парит орел, медленно описывая круги над протокой. Ему все видно. Зорко он смотрит вниз; заметил и людей, расположившихся на отдых… Но вот люди снова закопошились, заходили, сели опять в лодки, поплыли еще дальше в пустыню и скоро скрылись в новой протоке, а на месте их стоянки остались только догорающие костры: синие струйки дыма подымаются кверху. Едва ушли люди, как тотчас же неизвестно откуда появились вороны и стали ходить по бывшему «табору», подбирая остатки и брошенные кости.

Через три дня пути мы, наконец, достигли последнего орочского стойбища Улему.

Дальше людей нет. Орочи нам сообщили, что до устья реки Гобилли (правый приток Анюя) надо ехать еще пять суток и столько же времени подыматься по этой последней, а затем в течение двух дней сухопутьем можно достигнуть до самого перевала через хребет Сихотэ-Алинь [113].

На стойбище Улему мы снова вынуждены были потерять одни сутки. Дожди шли не переставая. Из 14 дней путешествия едва ли наберется дня два или три сравнительно светлых, солнечных. Туманы сменялись дождями, дожди — туманами; эти туманы моросили, обильно смачивали и траву, и деревья, и кусты, и землю и по количеству отдаваемой влаги не уступали дождям и одинаково были, докучливы. В такое время дни проходят непроизводительно. Съемку делать нельзя — мокнет планшет, птицы и насекомые прячутся, растения не высыхают; одежда, снаряжение, продовольствие мокнут; имущество портится и само дело страдает. Лучше переждать непогоду и в солнечный день выступить пораньше. Тем более что за время пути «канцелярской работы» (вычерчивание маршрутов, вычисления астрономических пунктов, сбор статистических сведений, ведение записок, отчетность и т. д.) накопляется всегда достаточно.

Все же мы, хотя и с трудом, но шли и в дни дождливые, прикрывая планшеты березовой корой.

Мы опять в стойбище Улему: совершенно неожиданно пришлось нам продневать здесь. Один из орочей, ведущих наши лодки, заболел.[114]

Без орочей ехать невозможно. Если бы мы рискнули итти самостоятельно, то давно разбили бы лодки, потопили бы имущество и остались бы без хлеба.

Все остальные орочи отнеслись к больному очень сочувственно. Всю почти ночь они шаманили и изгоняли злого духа. Наш больной оказался просто эпилептиком. Припадок длился около восьми часов подряд. Он бесновался, неистово кричал, метался, царапал себе грудь, рвал на себе одежду и с пеной у рта бился головой о землю. На другое утро он немного успокоился, но страшно исхудал и изменился в лице.

13 июля мы пошли дальше, а 17-го достигли устья реки Гобилли, где и решили отдохнуть.

Дожди шли почти непрерывно. Вода в реке все время была на прибыли. Чем выше мы подымались по Анюю, тем итти становилось все труднее и труднее. Шум воды на перекатах слышен издали. Мы вступили в область порогов. Там, в городе Хабаровске, нельзя всего этого перечувствовать. Надо видеть, какую борьбу приходится выдержать, чтобы «взять эти рифы». Глаза людей испуганы и лица искажены от чрезмерных усилий. Малейший промах (сломался шест или шест соскользнул с камня), и лодка, подхваченная водоворотом, неминуемо погибнет. Итти против течения очень тяжело. У нас у всех на руках образовались мозоли и водяные пузыри. У всех болят руки и плечи. Пальцы руки отказываются держать карандаш, и вся кисть как-то онемела, какая-то тяжелая, точно мешает, точно не своя, а чужая. Я считаю, что третью часть пути мы уже прошли. До сих пор были цветочки — ягодки еще впереди, ибо окончена легчайшая часть пути, теперь только начнутся трудности и лишения. Я думаю, что, перевалив хребет Сихотэ-Алинь и спустившись книзу, дней через 10 мы станем долбить лодки и в них спустимся вниз по течению реки Хуту. Вероятно там, в реке, мы найдем достаточно рыбы и избегнем голодовки.

Как и раньше я говорил, рассчитывать только на одну охоту — неблагоразумно. По крайней мере, до сего времени нам не удалось увидеть ни одного животного, изредка удается убить рябчика или утку.

Непроницаемые заросли тайги скрывают от глаз охотника то, что делается в трех шагах от него. Один из моих товарищей, страстный охотник, воочию убедился в этом. Орочи и те в это время не охотничают, а бьют зверя случайно с лодки на протоках реки, в то время, когда он осторожно выходит из зарослей, чтобы полакомиться водяной растительностью и утолить свою жажду.

Чем дальше мы уходим в горы, тем природа становится угрюмее.

Мешанные леса все чаще и чаще сменяются еловыми и пихтовыми. Все реже и реже попадаются кедры. Из лиственных только жидкие тальники густо растут по каменистым отмелям, теснятся к воде и вытесняют собой все другие деревья.

Дальше по Анюю еще теснее сжимают горы с обеих сторон. Дикая река, суровая природа, высокие, крутые горы и хмурое дождливое небо создают чрезвычайно грустные и унылые картины. Из всех девятнадцати проведенных здесь суток- едва ли наберется два-три дня таких, в которые не было дождя. Если ветер дует со стороны северо-восточной — низкие серые тучи несут с большим постоянством сильные дожди. Грозовые тучи всегда идут с юга. Один раз была очень сильная гроза. Эта гроза застала нас в дороге. Надо было переждать непогоду.

У берега, под крутым скалистым обрывом, приютились четыре лодки. Люди спешно прикрывают имущество и сами накрываются: кто палатками, кто шинелью, а кто и просто березовой корой. Дождь накрапывает крупными каплями. Исчерна синие тучи быстро заволакивают все небо. Первая ослепительно яркая молния. Раскатисто по горам передается удар грома; несется по ущельям и замирает, бог знает, где-то вдали. Дождь хлынул сразу. Такой ливень не бывает продолжительным. После молнии и удара грома, после сотрясения воздуха дождь еще более усиливается. Гроза продолжалась около часа. Так же быстро, как начался, сразу прекратился дождь, выглянуло солнце, осветило намокшую землю, и все в природе повеселело. На лодках заметно движение — люди откачивают воду из лодок, и через несколько минут, упираясь шестами, мы снова идем вверх по течению Анюя.