Полное собрание сочинений. Том 21. Мир на ладони - Василий Песков

Мы искали свидетелей этой трагедии, но не нашли: «Много людей погибло, другие, пережив шок, покинули эти места». Но мы нашли женщину, муж которой был свидетелем бедствия. Муж Эмилии Арту – охотник и, как выразилась его половина, «уехал в горы выгуливать свое ружье». Вот рассказ Жана Арту в изложении его жены.

«Мне было тринадцать лет. Вечером после ужина смотрели по телевизору фильм «Опасные связи», как вдруг телевизор погас, и в ту же минуту мы услышали страшный нарастающий гул. Отец сразу понял: «Это плотина!» – и решительно приказал всем немедля бежать на чердак. Ночь была без луны. Но странно, мы отчетливо видели, как водяной вал несся вниз по долине. Дом наш стоял на холме. Стремительно, как в котле горячее молоко, прибывающая вода его затопила. На чердаке мы стояли по колено в воде. Мы с братом плакали, мать и отец молились. И было видно крушение всего, что три-четыре минуты назад тихо отходило ко сну. Слышались крики о помощи, лай собак и ржание лошадей. Вода несла крыши домов и целиком бревенчатые дома, несла автомобили, кровати, шкафы, холодильники, бочки. Повозки. Кто-то успел забраться на колокольню и бил в колокол, но никому ничем невозможно было помочь. Пятьдесят миллионов кубов воды, мгновенно оказавшиеся на свободе, неслись с бешеной скоростью. Через семь минут поток, сметавший все на пути, достиг моря и вынес туда обломки построек, погибший скот, житейский скарб и человеческие трупы. Как потом подсчитали, погиб 421 человек.

Рев стихии кончился быстро. Наступила гнетущая тишина. А утром обнаружилось: все в долине вода смела – погибли сады, постройки, дороги, домашние животные. Выжившие люди были в сильнейшем шоке, не зная, что теперь делать. Это, конечно, не был Чернобыль, это была «Провансальская Помпея», весть о которой мгновенно облетела весь мир. В зоне бедствия на вертолете побывал де Голль. Он молча жал руки пережившим беду, обещал помочь. И выполнил обещанье».

Как водится, стали искать виновных. Искали восемь лет. Газеты обвиняли местные власти в погоне за дешевизной. Обвинялись они и в беспечности – незадолго до катастрофы в восьмидесяти метрах от плотины взрывали скалы, чтобы взять для дорог камень. Считают, не очень прочные гнейсы, в которые врезаны были концы плотины, видимо, дали трещины и, не выдержав потока воды, чуть сдвинулись, покоробив плотину. Она треснула, и этого было довольно, чтобы мгновенно образовался пролом… В конечном счете никто наказания не понес. Главным виновником были признаны «силы природы», но инженер Коан, строивший плотину, умер от переживаний.

А памятник катастрофе останется тут навсегда, привлекая туристов. Сверху они наблюдают жиденькое течение речки Реран с зарослями водолюбивых растений и громадными, унесенными за километр от плотины, ее обломками.

Уже в Москве, полистав подшивки газет за декабрь 1959 года, я обнаружил вести с французского побережья Средиземного моря. Вот что писала «Правда» в те дни: «…Прорвав плотину высотой 60 метров, построенную в горах севернее Фрежюса, вода по узкой долине ринулась к городу… Разрушены сотни домов, перестали существовать целые кварталы, в округе уничтожены шоссейные и железнодорожные пути. То, что осталось от Фрежюса, погребено под толстым слоем земли и грязи… Число погибших уже достигло более трехсот человек. Свыше двухсот пропали без вести. В эти дни вся Франция в трауре…»

На этом путешествие наше заканчивается. Я сердечно благодарю друга своего Ива Готье и всех, кто нам помогал, в том числе посольство Франции в Москве, выдавшее мне визу в течение одного дня.

• Фото В. Пескова и из архива автора. 2, 16 июня, 7, 28 июля 2000 г.

Запас карман не трёт

Наблюдаю во дворе за воронами. Какой-то из них бог послал у мусорной кучи корочку сыра. Но ворона сыта, находка же ценная. Сев на сук, вороватая птица огляделась – не видит ли кто? – и, тихо спланировав, приземлилась возле забора. Опять огляделась. Потом, сдвинув лапкой опавшие листья, положила сыр, листьями же прикрыла и даже смешно потопталась над похоронкой. Запас карман не трет – придет час, и ворона вернется к этому месту.

Так же поступает зимой лиса. Не голодная, она все же мышкует (охотница!), иногда пойманную мышь тут же и бросит. Но чаще где-нибудь спрячет, чтобы вернуться, когда желудок потребует, а мышковать почему-либо нельзя.

В Приокско-Террасном заповеднике, проезжая на лыжах, я однажды наткнулся на дуплянку для птиц. Крыша у домика поднималась. Я заглянул – что там, в дуплянке, зимой? И с удивлением обнаружил семнадцать мышей. Чей-то склад. Со знающим человеком в заповеднике определились: сычик! Это он излишки добычи складировал в домике.

Еще пример – запасливость сорокопутов. Еды летом – лови, не ленись. Все же сорокопут «назавтра» запасает еду. Если где-нибудь на сучке, на колючке боярышника или терна вы увидели мышь или большого жука, знайте: это работал сорокопут.

А если увидите где-нибудь в чаще леса на сук наколотый гриб – это белка сушит запасы на зиму. Когда поспевают желуди и орехи, белки спешно, с утра до ночи, отбирая лишь лучшие, прячут их там и сям. Выпадет снег, но белка и под снегом находит спрятанное по осени. Часто наблюдать приходилось: сидит пушистая егоза на суку и вниз смотрит. Прыг! В снег закопалась и – винтом вверх по стволу с орешком в зубах. Как узнает она ничем не приметное с виду место? Помнит его? Но заначек у зверька сотни. Полагают, что и под снегом чувствует белка орех. Но каким фантастическим должно быть чутье!

Запасы сорокопута.

Осень – запасиха, зима – подбериха, говорят люди. Животные это тоже хорошо понимают. И многие из тех, что остаются с нами на зиму, непременно запасы делают. Медведь и барсук под осень усиленно кормятся – запасаются жиром. Зимой они спят, лишь понемногу расходуя этот запас. Если запас не сделан, медведь в берлогу не ляжет, будет шататься по снежному лесу в поисках какой-нибудь пищи. Шатун опасен. Немало таежных охотников стали жертвами шатунов. Случайная добыча не спасает от голода, и к весне шатуны погибают.

Ежик в холодное, бедное насекомыми лето засыпает тощим и может не пережить зиму – спячка переходит в «вечный покой», в апреле где-нибудь в лужице около дерева находишь неподвижный колючий комок.

А все, кто зимою не спит, сейчас сбиваются с ног – запасают и запасают. Хомяк в защечных мешках уже натаскал в кладовку свою килограммы отборных злаковых зерен. Теперь уберечь бы их только от сырости. Желтогрудая мышь в орешниках и дубравах лесостепной зоны делает такие запасы, что даже люди соблазняются грабить мышей – выгребают из их «амбаров» по ведру, а то и более желудей и орехов.

То же самое происходит с бурундуками. Один к одному собирает зверек орешки кедровые. Проследив его работу, медведь не поленится раскопать в каменистой земле или среди кореньев запасы бурундука и тут же сожрет, закусив и самим хозяином склада, если тот не сбежит.

Птицы-кедровки живут там, где обитают бурундуки, и осенью прячут орехи в таежных низинах во мху, где можно зимой добраться к запасам. При обилии орехов кедровки их запасают с избытком, зимой не все, что спрятано, могут найти, и орешек с приходом тепла прорастет, может стать славным деревом – орехоносной сосной. Таким образом таежные птицы способствуют расселению кедра.

А один из американских дятлов, предпочитающих желуди и орехи животному корму, прячет их по щелям и долбленым в дереве лункам. Орнитологи вблизи Миссисипи показали мне телеграфный столб, нашпигованный орехами так, как будто ими выстрелили из ружья.

Из наших запасальщиков неутомимостью и очень веселым нравом отличается поползень. Он прячет орехи в древесных расщелинах, а в зимнее время, облетая участок леса, он лакомится запасом, раздалбливая орех примерно так же, как дятел шелушит сосновые шишки, заклинив их между сучьев, или долбит для этого специальную щель. Но у поползня клювик тонкий и более слабый по сравнению с долотом дятла. Тем не менее орехи поползень разрушает успешно, работая, правда, в поте лица и долго.

После дальнего путешествия я сидел над бумагами в лесном доме у друга. Отрываясь от писаний, поглядывал я в окошко, за которым постоянно что-нибудь происходило. Однажды увидел: по кончикам тонких колышков изгороди, как цирковой акробат, пробежала белка и скрылась в старой дуплянке с широким лазом. Захотелось, чтобы белочка повторила акробатический номер, и я разложил на колышки лесные орехи, спрятав горсти две и в дуплянке.

Белка больше не появлялась. Но обнаружил орехи поползень, и дня четыре я был вовлечен птицей в увлекательную игру.

Поползень резво уносил орехи с колышков и из кормушки. Я добавлял новые. Они тоже исчезали минут за двадцать. Когда сумочка с угощением опустела, я проследил, куда носит запасливая птица легко достающийся ей орех. Орехи я обнаружил между бревен избы, в щелях колодезного сруба, в трещинах старого дуба – всюду, куда наспех можно было сунуть добычу. Наковыряв орехов обратно в сумку, я продолжил игру. Поползень по-прежнему прятал их где попало. Я открыл дверь в сенях, и птица, чтобы далеко не летать, заполнила орехами щелку чуланной двери, прятала в кладке припасенных на зиму дров, горсть орехов я вытащил из своих ботинок, стоявших возле порога. Надеясь, что белка может еще появиться, я часть орехов из оборота изъял, оставив довольно много и поползню. Обнаружив, что на привычном месте орехи больше не появляются, поползень все, что спрятано было вблизи наспех, перетаскал в лес и спрятал в укромных, ему известных местах.