Америкен бой - Юрий Рогоза

Парень из «Жигулей» выскочил и с поклонцем передал пакет в открытое окошко «Доджа». Там считать не стали. Сунули в сумку и рванули с места.

Ник уже ехал в среднем ряду, когда его легко обошел преследуемый и свернул на трассу, выводящую из города. Подрезая автобус, Ник устремился за ним. Автобус недовольно загудел и замигал фарами.

— Сам знаю, что не прав, — согласился Ник. — Но видно таков мой прогноз по гороскопу на сегодня — правила дорожного движения нарушать… Заплывать за буйки… Играть со спичками…

Ему казалось, что он шутит. Но, как выяснилось позже, гороскоп его действительно был таков.

Железяка закурил и решил выпить чайку. Он раскрыл тумбу своего стола, где хранил немудреные припасы. В тумбе было одичало и пусто: несколько немытых стаканов, пустая бутылка из-под водки, газетный кулек с сахаром… Железяка проверил: оказалось, один кулек, без сахара. Чай присутствовал только в виде крошек, которые покрывали пожелтевшую от времени газету, постеленную когда-то на полку.

Оставалось проверить столы коллег. Если у одного взять заварки, у другого сахара, а у третьего чего-нибудь пожевать, то все они в целом в обиде не будут.

Железяка уже копался в столе Подугольникова, когда в коридоре раздались шаги. Казалось бы — ну шаги и шаги, что в них особенного? Но Железяка точно знал, это шаги к нему. Поэтому он сел за свой стол и с интересом поглядел на дверь.

Та как раз открылась и в нее заглянул молоденький сержант:

— Лейтенанта Мухина к полковнику! — отчеканил он.

— По какому вопросу? — спросил лейтенант Мухин, вылезая из-за стола.

— Не знаю, — честно ответил сержант.

— Ну, пошли, узнаем, — миролюбиво согласился Железяка и двинулся вслед за сержантом на третий этаж, где сидело начальство.

* * *

Железяке нравился полковник. То есть не как полковник или там, к примеру, как начальство. В этих ипостасях все одинаково плохи. Мухину нравился полковник как явление природы.

Был он здоров неимоверно и в собственном кабинете смотрелся неуместно. Все ему тут было мало: стол, который не мог прикрыть ремня и не доставал до пояса, телефонный аппарат тонул в мощной руке полковника— казалось, что трубку он берет двумя пальцами, чтобы не повредить; голова наполовину скрывала портрет Железного Феликса, который по традиции висел за его спиной.

Особенно хорош полковник был во гневе. В эти минуты Железяка им искренно и самозабвенно любовался.

Но на этот раз полковник был спокоен и не столько устраивал Железяке выволочку, сколько по-отечески журил:

— Присаживайся, боец…

«Значит, еще одно дело навесит, — машинально отметил Мухин, присаживаясь за стол и зачаровано глядя на полковника, который теперь возвышался над ним, как утес. — И, судя по доброму началу, дело — верный висяк…»

— Спасибо. Вызывали?

— Вызывал… Что это ты, страж порядка, вытворяешь? —в голосе появились далекие раскаты грома.

— Так, товарищ полковник, порядок стерегу! — просто ответил Мухин. — По мере сил и, так сказать, способностей, оберегаю честных тружеников от посягательств преступного элемента на их жизнь, здоровье и собственность.

— Оберегаешь, значит?

— Глупо отпираться, работа моя такая, — Мухин развел руками и сделал наивные глаза.

— А что там на взятии Бортняка случилось?

— Бортняка? — лейтенант искренно удивился. — А что это вы о нем-то вспомнили? Ума не приложу… Там как раз все чисто было, прошло гладко, лучше не придумаешь. Все целы, веселы, бандита взяли. А больше ничего и не случилось.

— Ты, Мухин, шутить со мной хочешь? Тебе, может быть, не в органах служить, а на, эстраду идти надо? Ничего себе «лучше не придумаешь», если ты, лично ты разбил лицо совершенно невиновному человеку?

— Воля ваша, но невинных я там не помню. Был какой-то один, но Бортняк пистолет достать хотел, так что не до вежливости было. И вообще, что же это он, невинный такой, делал ночью в гостях у трижды судимого гражданина Бортняка?

— Не зубоскаль. Мало ли кто к кому в гости…

— Нет, позвольте…

— Молчать! Когда! Старший! По званию! Говорит!

Железяка с трудом подавил в себе желание немедленно вскочить и встать совершенно смирно и руки по швам. Голос у полковника ему тоже нравился до самозабвения.

— Вполне уважаемый и порядочный человек. Лучший зубной врач в городе.

— А! Понятно! Бортняку на зоне зубы попортили. Прикус нарушили. А я, значит, арестом пациента дантисту такой гонорар обломал! Извинюсь. А он что же, официальную жалобу на меня подал?

Вопрос о жалобе полковник пропустил мимо ушей, как будто его и не было вовсе.

«Значит, забоялся стоматолог на меня по-настоящему бочку катить, — понял лейтенант. — Наябедничал просто… Полковник, видать, тоже у него клыки свои врачует… А у меня таких проблем нет, вот, значит, и осерчал я на эскулапа.»

— Смотри, лейтенант, как бы до суда дело не дошло, — веско заметил полковник и даже пошевелил значительно пальцем.

— Ну, на суде-то как-нибудь сдюжим. Дайте-ка припомнить… — лейтенант сделал вид, что припоминает. — Ну да! Он же на меня замахнулся. И опергруппа видела. Кого хотите спросите, все подтвердят. Точно… Я помню, дверь с петель, штукатурка сыпется, а тут он на дороге с кулаками.

— Кстати о двери. Вы, конечно, позвонили, представились…

— Конечно! Там участковый еще забавный такой, он кино насмотрелся, как заорет дурным голосом: «Именем закона!» Но те то ли не расслышали, то ли к закону без всякого уважения. Вот и пришлось дверь того… Ну не ночевать же на лестничной площадке?

— А врач говорит, что вы просто так, без звонка вломились.

— Ну, это он наговаривает.

— Наговаривает?

— Наговаривает! Ябеда.

Полковник грузно повернулся к окну, отчего по всей мебели в кабинете прошла мелкая дрожь, как будто начиналось небольшое землетрясение. Посмотрел в окно, пошевелил бровями. Потом, все так же глядя в окно, спросил:

— А собаку ты зачем застрелил?

— Так он и про собаку нажаловался? Интересно… В собаку я сам стрелял. И практически не целился, а попал. Это, на минуточку, не болонка была. И даже не пудель. Там такой пятнистый дог фигурировал… — лейтенант замолчал, подыскивая сравнение. — Вот, с вас размером. Половину комнаты закрыл. За ребят мне страшно стало, покусали бы их.

— Попрошу без сравнений, — заметил полковник. — За ребят, значит, испугался.

— Да уж не за себя. Меня-то собаки любят.

— Дикий тоже на тебя жалуется.

— А вы обращали внимание, как кого поймаем, он тут же жаловаться начинает. А все почему? Времени у них в тюрьме много свободного, вот и начинают выдумывать… Вас это на размышления не наводит?

— Наводит, лейтенант. Только размышления эти не в твою пользу. Потому что в управлении у нас штат большой, а жалоб больше всего именно на тебя.

— Это потому что я задерживаю больше всех.

— Не только. Ты Дикого голым через поселок вел?

— Ну, штаты я с него не снимал. Он сам до этого по крыше тоже не в смокинге прыгал, мошонкой своей опергруппу смущал. А уж когда задержали, пришлось к «воронку» как был проследовать.

Полковник хотел было еще что-то сказать, но лейтенант быстро продолжил:

— Доложу вам, это зрелище было! Но не мог же я ему свои штаны отдать? Представьте, Дикий, к примеру, в штанах, а я — нет. Выходим из леса… Комично получилось бы, органы позорило. Неудобно — офицер милиции все-таки.

— Гражданок крапивой бил?

— Этих потаскушек? Был грех. Только разве это битье? Мне бы волю, я бы их выпорол так, что мало бы не показалось. А это я так просто, помог задержанным проституткам проследовать до транспортного средства. В чисто воспитательных целях.

— Мухин, в то время, как у нас создается правовое государство, твои методы выглядят недопустимыми. Ты подумай об этом. Так и до фашизма дойти можно!

Фразой этой полковник Железяку неожиданно задел. Задел и обидел. Настолько, что он вдруг всерьез завелся:

— Да неужели? А я-то думал, что фашизм — это когда весь город в страхе перед этой мразью живет. Когда кучка подонков совершенно безнаказанно терроризирует население, насилуют посреди дня, убивают, а мы, значит, в роли наблюдателей.

— Ты патетику для собраний оставь, — вздохнул полковник, поскольку понимал, что лейтенант отчасти прав.

— За патетику извините, о методах своих подумаю. Разрешите идти?

Лейтенант начал вставать из-за стола.

— Не разрешаю.

Мухин и так знал, что его сейчас не отпустят. Его в этот кабинет вообще за другим вызывали, поэтому послушно сел и приготовился слушать.

— А как ты, лейтенант, на хазу Дикого вышел? — вдруг спросил полковник.

— Оперативно-розыскная работа, — развел руками Мухин, наивно глядя на полковника.

— Не доверяешь? Ни одного твоего осведомителя у нас в картотеке нет.