Опасное положение - Лиза Гарднер

Заканчивая свое дружеское напоминание, он предупредил, что, стоит нам затеять диверсию, наказание последует незамедлительно, включая, помимо прочего, лишение еды до конца нашего срока.

Так и сказал: до конца нашего срока. Как будто мы отбывали заключение, возможно, пожизненное и без права на амнистию.

Мне стало смешно, но я сдержалась.

Наши тюремщики достали провизию. Свежего было не так много – видимо, пожизненно осужденным не полагалось, – чего не скажешь о впечатляющей груде консервов и упаковок сыпучих продуктов. Их хватило, чтобы до отказа заставить кладовую в пятнадцать квадратных метров. Стараясь не думать о том, на сколько рассчитаны эти припасы и какие планы строили похитители, я прошлась мимо полок и собрала ингредиенты для относительно нормального ужина.

Для нашего первого гастрономического вечера в тюрьме я выбрала спагетти с томатным соусом. Благо недостатка в пюре из помидоров, растительном масле, специях и чесноке не было. Выложив собранное на центральном столе, я добавила баночку оливок, маринованного лука, моркови и молочной кукурузы. Без свежих продуктов оставалось довольствоваться отвратительными консервированными овощами. Содержание соли в консервах было никак не уменьшить, но для питательности морковь и кукурузу можно добавить в соус. Он вышел бы вполне съедобным, а оливки и лук придали бы ему вкуса. За мою маринару не вручили бы кулинарную премию северного Нью-Гэмпшира, но в тюрьме оценили бы по достоинству.

Зед с интересом следил за моими приготовлениями. Только не рассказывать же ему, как мы с матерью жили в муниципальном районе. Я могла не только сварганить ужин из консервов, но и почистить туалет кока-колой, и оттереть швы кафельной плитки с отбеливателем и пищевой содой.

Джастина я попросила сварить полкилограмма спагетти. Повар он был хоть куда, особенно если дело доходило до гриля и отборного филе. Пока мы с Эшлин колдовали над соусом, муж занялся макаронами. Дочь открыла банки и опробовала пластиковый нож на мягкой моркови и скользком луке. Вторым ножом я резала оливки. Для разделки консервированных овощей острого лезвия не требовалось.

Какое-то время мы работали молча. Было приятно сосредоточиться на чем-то целесообразном. Скоро в воздухе повис запах спагетти, и у Эшлин заурчало в животе. Двадцать часов без еды? Подсчитать толком не удавалось, поэтому я закончила с резкой, перемешала ингредиенты, добавила специй и поставила томиться на плиту. Кухня была частью моей жизни, движения отточены временем. Я готовила на автопилоте.

Проблемы начались, когда Джастин захотел проверить, сварились ли спагетти, и попросил передать ему ложку. Я вытаращилась на него, стоя перед кастрюлей, полной дымящейся томатной массы, и не могла вспомнить, что значило это слово… ложка, ложка, ложка?

– Либби, – окликнул Джастин.

Я уставилась на него с еще большим интересом.

– Ух ты. Не слишком горячо? – Он вытянулся передо мной и крутанул регулятор пламени. Это было понятно. Диск повернулся, огонь уменьшился, температура упала. Я ведь не хотела, чтобы соус подгорел.

Но потом Джастин все испортил, опять попросив у меня ложку. Я повернулась к нему чуть ли не с раздражением.

– Нет у меня лофки, – услышала я свой голос.

– Чего?

– Лофки.

Прозвучало как-то странно. Я наморщила лоб. Эшлин смотрела на меня во все глаза. Зед тоже. Голова раскалывалась. Я приложила руку к виску и поняла, что меня качает.

Подошел Зед.

– Как тебя зовут? – спросил он.

– Кэтрин Чепмен, – устало сказала я.

Муж почему-то побледнел.

– Мама?

Зед дотронулся до меня. Эта кобра, эти клыки, эти блестящие кольца… Я отдернулась и коснулась спиной раскаленной кастрюли с кипящим соусом.

– Либби!

Джастин оттянул меня в сторону, подальше от плиты. Зед приложил пальцы к моим векам и уверенным движением поднял их.

Кто-то застонал. Наверное, я.

– Да, приложил тебя ублюдок, – проговорил Зед. – Посчитай до десяти.

Я остановила на нем бессмысленный взгляд, стараясь уткнуться в мужа, который теперь стоял рядом, как стена, и поддерживал меня сзади. Так хотелось прильнуть к нему. Когда-то в самом начале я любила обниматься с Джастином, тонуть в его крепких руках. Мы замирали как две половинки одного пазла, и я чувствовала себя в безопасности. Как же сейчас мне не хватало этого ощущения:

Он сжал пальцы у меня на плече – едва заметный жест, вселяющий спокойствие, – и его сегодняшнее обещание вдруг обрело вес. Он не даст нас с Эшлин в обиду. Он поклялся.

– Раз, два… – подсказал Зед.

– Восемь? – прошептала я.

– Зашибись. – Зед отошел и глянул на Джастина. – У твоей жены сотрясение.

– Между прочим, из-за твоего психопата. Не можешь своих людей контролировать?

– Как и ты свою семью, видимо. Неважно. Радар – отличный медик. Он ее осмотрит.

Зед махнул рукой в сторону камеры на потолке. Электронный глаз под стать змеиному, подумала я. Голова кружилась еще больше. Джастин попросил Эшлин присмотреть за соусом, отвел меня к стулу и оставил одну. Верхний свет слепил глаза, отражаясь от стальных поверхностей вокруг. Меня мутило. А что толку? За последние сутки из меня вышло все, что было внутри. Я пыталась внушить это своему ноющему желудку. Муж тем временем поднял с плиты тяжелую кастрюлю спагетти, отнес ее к раковине и опорожнил в дуршлаг. Эшлин сухо объявила, что соус готов. Только смотрела она не на томатную гущу, а на меня. Во взгляде сквозили беспокойство, злость и страх. Голова разболелась сильней. Я не хотела, чтобы моя дочь переживала такое. В конце концов, я должна была заботиться о ней.

Джастин и я против остального мира.

Муж выключил плиту. В дверях кухни появился Радар.

Он осмотрел меня сверху донизу, проверил глаза и кивнул сам себе.

– Идти можете? – спросил он.

– Лофка, – сказала я.

– Чудесно. Я вас отведу.

– Мы идем все, – начал Джастин.

– Ты остаешься, – отрезал Зед, – И твоя дочь остается. Садитесь. Ваш последний шанс поесть. Радар, делай, что положено.

Парень взял меня под локоть и помог встать. Я качнулась разок, но быстро восстановила равновесие. Шагать оказалось гораздо легче, чем думать. Нужно было всего лишь переставлять ноги одну за другой.

С каждым движением я удалялась от своей семьи. Мне хотелось сказать им что-нибудь, вселяющее надежду, спокойствие. Или даже любовь. Что мне стоило? Ведь несложно было накануне краха нашей жизни протянуть через бездну: «Я люблю вас. Простите».

«Простите».

Я повернулась спиной к мужу и дочери, сидевшим за стальным кухонным столом, и ушла.

Никто из нас не проронил ни слова.

Лазарет, как и профессиональную кухню заброшенной тюрьмы, оснастили самым передовым оборудованием. Радар отвел меня прямиком в смотровой кабинет. В глаза бросились стальная раковина и шкаф с выдвижными ящиками, забитый всевозможными инструментами. Кушетка была прикручена к полу. Наверное, чтобы пациент никуда не укатил.