Обжигающий след. Потерянные - Анна Невер

Утомленная частыми поисками последних дней, Тиса уснула крепким сном, даже не слышала, как ночью разгулялась вьюга. А та выла в печной трубе, скрипела ставнями, посрывала с веревок стираное белье. Поутру пришлось собирать в таз и развешивать на дверях и кроватных спинках. Благо, на урок нынче не к восьми часам, как раньше, а к одиннадцати. Тиса успела и выспаться, и позавтракать, и одеться неторопливо.

Девушка замыкала флигель, когда услышала хлопок хозяйской двери. Алевтина с очередной большой корзиной наперевес выпятилась на крыльцо. Составив ношу на перила, она ловко надела рукавицы, а завидев постоялицу, окликнула:

– Вы на улицу, Тиса Лазаровна? Погодите, я с вами!

Женщина принялась давать наставления дочери, стоящей в сенях. Та, кутаясь в огромный шерстяной платок, достающий уголком ей до колен, недовольно кивала.

– Следи за Устинкой, чтобы не баловался. Хватило мне от Голиковых выслушивать, как он их петуха снегом закидал!

– Ага! Уследишь его… – Девчонка скривилась в ответ.

– Постарайся, доча! И еще сбегай в едальную, гречки купи. Вот тебе копейки. Смотри, отцу не давай!

Натка ковырнула пальцами пару прыщиков на лбу, пока мать по рукам не стукнула.

– Не дави, а то еще больше вскочат! Дай взгляну.

– Ну ма! – хныкнула девчонка и, застеснявшись постоялицы, увильнула от рук матери.

– Не малюй больше той пакостью щеки. И вообще, Натася, не рано ли взялась лепоту наводить?

Дочь не ответила.

– Ладно, – махнула рукой Алевтина. – Иди в дом, ноги застудишь. Спасибо, что подождали, Тиса Лазаровна!

Хозяйка повесила на локоть корзину и вместе с постоялицей потопала со двора.

Из будки, стоящей возле сломанной телеги, к ним выскочил знакомый белый пес с рыжим пятном. Он вилял хвостом, как ветрило в ураган, но подойти близко не решался. Черный собачий нос втягивал запахи выпечки из корзины.

– Вот еще приблудный цуцик на мою голову, – пожаловалась Алевтина. – Устька приволок, откель не пойми. Корми теперь этого блохастого, – посетовав, Кадушкина, однако, вынула пирожок из корзины и бросила псу. – А вы не желаете, Тиса Лазаровна? Возьмите-возьмите, скажете, как вам начинка. Печенка, картошечка, лучок.

Пирожок оказался душистым, еще горячим и бесподобно вкусным, о чем Тиса и поведала хозяйке к удовольствию последней.

За разговором дорога показалась недолгой. Войнова договорилась, что приобретет еще дров, и Аля обещала растормошить Гишку на их колку. Узнала, что обычно на Сотворение на площади у городского театра разворачиваются большие гулянья и ярмарка. В этом году вэйны снова наколдуют ледяные горки, на которые со всей округи кататься приедут. А еще Алевтина охотно рассказала, как вчера относила сдобу к ее бывшим хозяевам. «Баре живы-здоровы» и чуть ли не каждый вечер устраивают званые вечера. Слуги шепчутся о скорой помолвке их дочери Елизаветы Львовны и губернатора Эраста Проскулятова.

– Представляю, какая свадьба пышная будет! И заказ большой наверняка! – Алевтина мечтательно цокнула языком.

А Тиса подумала, что упаси Единый от такой великолепной партии. А Лиза-то какова? Крутила с одним, а идет за богатого. Вот уж где искренности не ищи.

На мосту на сей раз Войнова лишь окинула молочные берега Патвы взглядом и потопала вслед за хозяйкой. На Сапожной женщины расстались. Снова повалил снег, вмиг окутав город белой пеленой.

Ближе к центру идти стало легче, так как тротуары с раннего утра вышли чистить дворники. Хотя с такой метелью вскоре снова навалит. Плохо, что свою косынку пуховую она так и не нашла среди высушенного после стирки белья. Жаль. Тонкий шарфик на шее не спасал от холода, и за шиворот то и дело попадал снег. Тиса привычно миновала ворота с чугунной старушкой Евсифоной, не заметила, как обогнула главное здание, и двинулась дальше. И почему она не пожаловалась хозяйке на Устина? Ведь собиралась. И не стала, решила не расстраивать Алевтину.

– Тис-с-сия, помоги мне! – неожиданно донес ветер, и девушка вздрогнула. Огляделась – никого. Лишь черное здание расколотого надвое общежития виднелось за снегопадом.

– Помоги-и! – снова прошелестело жалостливо. – Поднимись сюда-а.

«Манила», – догадалась Тиса. По спине пробежал холодок – пробежал и исчез, как и не было. На развилке снежных тропинок она свернула в сторону старого корпуса и неожиданно уткнулась в дворника, которого – удивительное дело – не заметила ранее. Григорий неторопливо расчищал дорожку деревянной лопатой.

– Здравствуйте! Вы ее слышали? – взволнованно спросила Тиса мужчину.

– И вам не болеть, барышня, – разогнул он спину. Оперся на черенок лопаты и поправил шапку-ушанку, рассматривая неожиданную собеседницу. – Когой слышал?

Войнова подняла взгляд на старое общежитие и прикрыла рот ладонью. В проеме трещины, держась за ее края, стояла женщина в длинной белой сорочке. Судя по лицу – молодая. Белокожая до синевы. Коса растрепанная, словно из инея соткана. И верно, весь образ женщины имел неясные, расплывчатые очертания. Призрак, самый настоящий.

– Ее, – прошептала и указала на привидение. – Вы видите?

В этот момент женщина в белом протянула руку и поманила Тису. «Пожалуйс-ста, приди», – тихий шепот.

– Ох, ежкин кот! Это ж Манила! – брякнул дворник и давай знамения святые на себя накладывать. Призрак задрожал и растворился на глазах. А Григорий схватил девушку за руку и поволок прочь от здания. – Вы говорите, она вам что-то баяла, барышня?

– Прийти просила, – пролепетала Тиса.

– Не слушайте ее! – воскликнул Григорий. – Утащит наверх и сбросит, как пить дать! Нужно бы Мо Линичу порассказать, уж при белом дне бродит чудище! А детки-то вокруг, как бы лиха не приключилось!

– А Манила правда кого-то…

– Правда-правда, барышня. Не при мне дело было, а вот Кряжкин, что до меня тут сторожевал, так и сказал: убилась здесь девица!

Григорий для порядка постращал Тису еще, проводил до нового общежития и распрощался.

В парадной общежития Войнова неожиданно наткнулась на Климентия и еще двоих мужчин. Учитель, судя по недовольному виду, был не в духе и выпроваживал посетителей, не желающих уходить.

– Пожалуйста, сударь искун! Коровка с телком пропала! Увел кто-то! Помогите найти! – цеплялся за рукав Ложкина мужичок в овечьей шапке.

– Говорю же вам, я животных не вижу!

– Мне бы за новорожденного внучка бы узнать, дочь уехала на сносях в Багряновцы. Это село близ Белограда. Поди, разрешилась уже! Прошу вас, Климентий Петрониевич! Вы же видящий! Я заплачу, вот… – Второй горожанин тряхнул звонкой мошной перед носом Ложкина. Лучше бы он этого не делал. Учитель еще пуще насупился и выпроводил мужей в одну минуту.

– Неугомонные, – выдохнул видящий, переводя взгляд с тетки-привратницы, которая тут же сделала вид, что занята вязанием, на Тису. – Вы опоздали! – заявил он. Развернулся на каблуках и зашагал в сторону клуба. Его ученица без пререканий побрела следом.

– А почему вы не захотели им помочь? Вы же видящий, – все же задала она вертящийся на языке вопрос, переступая порог клуба. И тут же поймала на себе укоряющий взгляд Клары, стоящей в дверях опытной.

– Как и вы, – усмехнулся учитель. – Не знал, что вы так сердобольны, Тиса Лазаровна. Но не расстраивайтесь. Вы сами сможете помочь им, если наконец научитесь управлять даром.

Из опытной, потеснив Клару, выглянул неунывающий Строчка и подмигнул. Люсенька же обняла прибывшую, предложила, как всегда, свою теплую шаль и горячий чай, но Клим не позволил расслабиться, заявив, что чаи следует распивать после выполненных занятий.

Тиса послушно прошла в кабинет.

Блондин сел за стол и подпер подбородок кулаком в ожидании. Зеленые глаза наблюдали за тем, как ученица выуживала из сумки на стол писчую бумагу и брошюру мечтаний.

– Пробовали мечтать?

– Да, – слабо улыбнулась Тиса. – Только не уверена, что все верно получается. Порой воображения недостает. Например, когда надо представить, что из моего лба расходятся лучи на миллионы верст округ. Не могу никак. Это же очень далеко!

– Ох, Тиса Лазаровна, – вздохнул учитель, – обычно девицам не представляет сложности впадать в грезы, но вы, по всей видимости, редкое исключение. Встаньте, пожалуйста, – сказал он и поднялся сам. Подошел ближе. – Есть одно упражнение. Смотрите, вот здесь, – тронул пальцами свои виски, – есть точка, в которой биение сердца ощущается сильнее всего. Шуйцы называют ее «Нцы-Ду» – «освобождающая». Отвечает за нашу свободу воображения. Вы не там держите пальцы! – цыкнул Клим. – Позвольте показать?

Войнова кивнула и ощутила на висках его легкие прохладные пальцы. Учитель прикрыл глаза, прислушиваясь к ее пульсу. А девушка впервые разглядела его лицо. Правильные черты, выразительная линия губ. Тиса отвела взгляд. Все же странно. Чужой человек – и так близко. Она заставила себя не думать об этом, довериться учителю как лекарю и сосредоточиться на упражнении, которое он хотел показать. Ложкин переместил подушечки пальцев чуть ниже.