Шевалье де Мезон-Руж - Александр Дюма
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
В это время вошел человек, по трехцветному шарфу которого можно было определить принадлежность к муниципальной гвардии. Но он был незнаком капитану и солдату, поэтому они не сводили с него глаз.
— Гражданин генерал, — обратился незнакомец к Сантерру, — прошу назначить меня вместо гражданина Мориса Линдея. Он болен, вот заключение врача. Мое дежурство через неделю, так что он отдежурит за меня также, как сегодня я за него.
— Да, но только в том случае, если все эти Капеты через неделю будут еще живы, — заметил один из гвардейцев.
Сантерр в ответ на шутку усмехнулся, затем повернулся к ходатаю Мориса.
— Ладно, — сказал он, — иди и запишись вместо Мориса Линдея, но в графе примечаний отметь причину этой замены.
С радостным удивлением капитан и солдат переглянулись.
— Через неделю, — сказали они друг другу.
— Капитан Диксмер, — крикнул Сантерр, — займите вместе с солдатом ваш пост в саду.
— Пойдемте, Моран, — сказал капитан стоявшему рядом стрелку.
Раздалась барабанная дробь, и владелец кожевенных мастерских вместе со своим компаньоном направились в указанное место.
По пути на территории Тампля им встречались группы вооруженных караульных, прохаживающихся по охраняемым участкам.
Их пост находился в саду, где во времена Людовика XVI иногда прогуливалось королевское семейство. Теперь он был запущен и бесплоден, почти без цветов и деревьев.
Шагах в двадцати пяти от части стены, ограждавшей Тампль и выходившей на улицу Порт-Фуэн, находилась хибара, которую муниципальные власти разрешили построить для удобства караульных. В дни, когда им запрещалось покидать Тампль, они могли здесь подкрепиться. Вести хозяйство в этом небольшом кабачке было поручено истинной патриотке, вдове жителя предместья, убитого 10 августа. Ее называли вдовушка Плюмо.
Эта хижина, построенная из досок и самана, располагалась посредине бывшей грядки, о существовании которой напоминали остатки карликовой изгороди из самшита. Состояла она всего из одной комнаты площадью в двенадцать квадратных футов. Под хижиной размещался подвал, в который вели вырубленные прямо в земле ступени. В нем вдовушка Плюмо хранила продукты и напитки, о которых заботилась вместе с дочерью, девочкой лет двенадцати-пятнадцати.
После начала дежурства караульные прохаживались по саду, рассматривали рисунки, патриотическое содержание которых соответствовало подписям, которыми была испещрена стена, окружавшая Тампль. Под рисунком повешенного короля надпись гласила: «Мсье Вето принимает воздушные ванны». Или другой — изображен гильотинированный король и надпись: «Мсье Вето гильотинирован». Другие караульные уже направились к вдовушке Плюмо за информацией гастрономического характера.
Среди них находились и капитан со стрелком, на которых мы уже обратили внимание.
— А, капитан Диксмер, — сказала кабатчица, — заходите. У меня есть для вас превосходное сомюрское вино!
— Благодарю, гражданка Плюмо, но ведь сомюрское, на мой взгляд, ничего не стоит без сыра бри, — ответил капитан, который прежде чем произнести это, внимательно осмотрелся и заметил, что на полках нет именно этого сыра.
— Капитан, как нарочно у меня только что взяли последний кусок этого сыра.
— Ну что ж, — сказал капитан, — нет сыра, не будет и сомюрского, а ведь я хотел угостить не только своего напарника, но и остальных.
— Прошу тебя, капитан, подожди минут пять, я сбегаю к консьержу. Он соперничает со мной, и у него всегда есть этот сыр. Пусть я переплачу, но постараюсь для тебя, потому что ты достойный патриот.
— Да, сходи, — ответил Диксмер, — а мы пока сами спустимся в подвал и выберем вино.
— Будь как у себя дома, капитан.
Вдова Плюмо во весь дух понеслась к домику консьержа, а капитан, взяв свечу, вместе со стрелком спустился в подвал.
— Итак, — осмотревшись, сказал Моран, — подвал идет в сторону улицы Порт-Фуэн, глубина девять-десять футов и каменной облицовки нет.
— А какой грунт?
— Известковый туф. Это все наносная земля, ее несколько раз перекапывали, поэтому нигде нет даже намека на камень.
— Быстрее, — воскликнул Диксмер, — я слышу возвращается хозяйка. Возьми пару бутылок и давай наверх.
Они вылезли из подвала как раз в тот момент, когда вдова вернулась с великолепным сыром бри, который они так настойчиво требовали.
Следом за ней вошли несколько солдат, привлеченных превосходным сыром.
Диксмер выставил двадцать бутылок вина, а гражданин Моран рассказывал о самопожертвовании Куртиуса, бескорыстии Фабрициуса, патриотизме Брута и Кассия. Все оценили эти рассказы, также как и сыр бри, и анжуйское вино, предложенное Диксмером.
Пробило одиннадцать часов. В половине двенадцатого менялись часовые.
— Обычно Австриячка прогуливается с двенадцати до часу, не так ли? — спросил Диксмер у Тизона, который в это время проходил мимо кабачка.
— Точно, с двенадцати до часу. — И он принялся напевать:
В свою очередь поднялась мадам,Тарам, там там, там там.
Солдаты знали эту грубоватую песенку и встретили ее обычными ухмылками.
Диксмер объявил, что часовые меняются, и теперь их черед стоять на постах до половины второго. Он велел всем поторопиться с завтраком, затем подал знак Морану, чтобы тот взял оружие и, как было условлено, отправился на последний этаж башни, дежурить у той самой будки, в которой прятался Морис, когда заметил подаваемые королеве сигналы из окна дома на улице Порт-Фуэн.
Если бы в момент, когда Моран получил этот приказ, который он так ждал, кто-нибудь взглянул на него, то наверняка отметил бы смертельную бледность его лица, обрамленного черными прядями волос.
Вдруг вокруг Тампля раздался шум, и вдалеке послышались крики и рев.
— В чем дело? — поинтересовался Диксмер у Тизона.
— Да так, мелочи, — ответил тюремщик. — Этот бриссотинский[39] сброд перед тем как отправиться на гильотину решил устроить нам небольшой бунт.
Шум становился все более угрожающим. Было слышно, как подкатывали артиллерийские орудия. Мимо Тампля с воплями пробежала толпа:
— Да здравствуют секции! Да здравствует Анрио![40] Долой бриссотинцев! Долой роландистов![41] Долой мадам Вето!
— Хорошо орут! — сказал Тизон, довольно потирая руки, — Пойду открою окно, чтобы мадам Вето могла полностью насладиться любовью, которую питает к ней ее народ.
И он направился к башне.
— Эй, Тизон! — крикнул кто-то мощным голосом.