Каменная грудь - Анатолий Загорный

… Доброгаста разбудил один из тиунов. Он потянул его за рукав и, поклонившись, сказал:

– Изволь, сотский, к конюшне идти. Княжич Ярополк приказал. Велел поспешить, поскольку тебя долго ищут, а кони оседланы.

– Куда? – недоумевая, поднялся Доброгаст.

– Того не знаю, сотский, но сказано, чтоб поспешил.

Доброгаст застегнул кафтан, расчесал волосы. Так и ослепило солнцем. У конюшни его дожидался княжич Ярополк – длинный, прыщеватый юноша, нисколько не похожий на отца. Кони нетерпеливо перебирали ногами, и Ярополк не мог устоять на месте, подпрыгивал, словно бы пританцовывал.

– Скорей! – крикнул он, заметив Доброгаста, и вскочил в седло.

Все еще ничего не понимая, Доброгаст последовал его примеру.

– За мной! – бросил Ярополк, стараясь лихо усесться в седле и трогая поводья.

Они выехали из детинца и направились по Боричеву взвозу, вниз к Днепру.

Ярополк, не оборачиваясь, спросил Доброгаста:

– От батюшки?

– Да, княжич, – ответил Доброгаст, разглядывая его нескладную фигуру в малиновом с золотыми цветами кафтане.

– Значит, живой батюшка? – морщась, снова спросил княжич.

– Живой.

– А могут его убить, а?.. Или он бережется?

– То мне неведомо, княжич.

– Угу, – отозвался Ярополк, – а вот водовоза убили… поглядим! Бо-о-льшая бочка у него… Что много крови текло на Дунае, по колено, чай?

Доброгаст открыл было рот, чтобы ответить, но Ярополк не слушал. Мысли его скакали быстро, быстро, как сороки по веткам.

– Проклятущий Златолист, не дал мне буланого, а эта кляча… Тьфу! Дрыгается! Весь зад растер. Я тебе кончар подарю, слышь, сотский? Насовсем подарю, а ты мне коня своего… Бабка оплошала, вот-вот засмердит. Это они ее довели: Бермятичи, Городецкие, Ратибор Одежка. Все против! Еще Дремлюга – вот псина! На пиру костью подавился. Я как хватил его кулаком по спине, так он и сел на пол… Ничего, – многозначительно подмигнул княжич, – у нас тоже мечей хватит. Наши у бабки собираются… все: шу-шу-шу.

Выехали на берег. Здесь стояло несколько человек, хмурых, раздумывающих. Мечник внимательно осматривал стрелу, поразившую водовоза. Перо на ней было из крыла какой-то степной птицы. Люди расступились перед лошадью княжича, поклонились.

Водовоз лежал вверх лицом с открытыми глазами, как живой. Доброгаст похолодел, он узнал в нем толстяка, который провез его мимо стражи под аркой Кузнецких ворот. Врагов у водовоза не было, все любили его за веселый нрав и трудолюбие, впрочем, не принесшее ему ничего, кроме лошаденки, расшатанной повозки и двадцативедерной бочки в калиновых обручах. Ясно, – это была стрела печенегов.

– Толкните его, может, оживет, – предложил Ярополк.

Княжичу не ответили. Водовоза положили на повозку, хлестнули лошаденку по ногам, и вода заплескала ему в лицо тихим мелодичным плеском.

– Вот твари!.. За мной, сотский! – пришпорил коня Ярополк и поскакал в сторону Аскольдовой могилы.

Волей-неволей Доброгасту пришлось подчиниться. Ему нетерпелось увидеться с Судиславой, и он раздумывал над тем, под каким бы предлогом повернуть назад.

Берег был пустынен, скучен. Причалы не расцвечивались яркими парусами ладей: все заморские гости, почуяв неладное, поспешили домой.

Неожиданно показалось несколько печенежских всадников, ехавших шагом и оглядывавших Угрскую гору. Вместо того, чтобы повернуть назад, Доброгаст обнажил меч и, пришпорив коня, с криком бросился на них. Степняки, не оглядываясь, поскакали прочь.

– Рази их, супостатов! – в восторге кричал Ярополк, сверкая кончаром. – Рази их насмерть!

Заметив невдалеке пасущуюся в траве лошадь, Доброгаст придержал коня:

– Кусь, кусь, – позвал он, расправляя аркан.

Легкий свист послышался из травы; лошадь, поведя ушами, рысцою потрусила к хозяину, но дорогу ей пересек Ярополк. Вдруг звонкая стрела ожгла ему щеку. Подвязывая портки и держа лук, из кустов поднимался печенег.

Растерявшийся княжич остановил коня и смотрел, холодея, как целится в него степняк. Тетива была неподатлива – исказилось лицо кочевника и встопорщились редкие усы, но аркан Доброгаста быстрее, чем змея в камышах, взметнулся и захлестнул шею стрелка. Не останавливаясь, Доброгаст пронесся мимо окаменевшего княжича, свалил степняка, поволок, разметал им высокую траву. Затем вихрем слетел с седла, навалился на печенега. Тот кусался, царапал руки острыми ногтями, норовил ударить ногою в пах. Впервые Доброгаст видел кочевника так близко: голова тяжелая, круглая, как бойцовая гиря, в узких дремучих глазах светящиеся точки, серая полоска рта перекошена ненавистью.

Связали руки и протянули от них веревку к седлу Ярополка.

Гордые успехом, возвращались домой по самым людным улицам города. Толпы народа собрались, чтобы посмотреть на живого печенега, пуще всех радовались мальчишки. Загорелые, в грязных рубашках, они бежали впереди всадников и орали, что было духу.

– Печенежина поймали! – натуживался вихрастый.

– Кто – «поймали»? – с высоты своего аксамитового седла строго спрашивал Ярополк. Бледное лицо его с приплюснутым носом и слегка выдающейся нижней челюстью выражало надменное презрение.

– Мы поймали, – тыкал себя в грудь пальцем мальчишка.

– Кто это – «мы»? Уж не ты ли? – заносился Ярополк.

– Не я, а мы! Мы поймали! – твердил вихрастый.

– Дурак, не вы, а я поймал печенега! Ваш княжич Ярополк! Слышишь, дурачина?

Он бросил на дорогу серебряную монету:

– Кричи – Ярополк поймал!

Мальчишка ловко подхватил монету и, пугая молодицу, несшую кубышки с водой, заорал ей в лицо:

– Мы поймали, мы!

На главной площади остановились – невозможно стало проталкиваться сквозь толпу.

– Прикончить печенега, порешить! – кричали люди.

– Народы! Я, гончар Гусиная лапка, над собственными горшками воевода, говорю вам – языка взяли, опросить надо!

Но уже приволокли высоченный шест, привязали к нему пленника, подняли, приколотили шест к изгороди гордятинского двора.

Печенег громко кричал.

– Взголосил, небось! А то словно язык проглотил! Так ему ближе к Яриле. Что, видать соплеменников? Ай да сотский! Слава сотскому! – слышались отдельные голоса.

– Народы! Я, Гусиная лапка, говорю вам, что не дело стрелять его в небе, – закричал гончар, видя, что княжич натягивает тетиву, – нешто он куропатка?

Стрела взвилась, печенег замотал головой, но стрела, пролетев мимо, плавно нырнула вниз. Княжич пустил другую, третью. В толпе послышался легкий смех. Гусиная лапка почесал в затылке:

– Не быть мне больше воеводой – все, как есть, горшки перебьет.

В толпе засмеялись громче. Неожиданно от Самваты поднялось облако густой пыли: во весь опор мчались два всадника. Через минуту Златолист предстал перед народом. Доброгаст так и обмер – он узнал во втором всаднике Судиславу. Хотел было броситься к ней, взять ее за руки, заглянуть в глаза.