Жестокие истины (Часть 1) - Виталий Овчаров
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
-Н-но! - сказал мужик, натягивая вожжи, - Куда правишь, малец?
-На стабаккерову усадьбу.
-О! И мне туда ж-же! - удивился мужик, - Залазь на телегу, подвезу на раз!
-Не, я сам, - мотнул головой Элиот.
-Ты гля, гордый какой! Обижаешь! Залезай, тебе говорят!
Элиот вздохнул и забрался в телегу. От мужика на сажень несло самогоном, и был он сам какой-то помятый, словно из него все кости вынули. Лицо его изрытое оспинами, всё время пребывало в движении, а нос провалился - вероятно, следствие тяжелой простуды, или сифилиса. Всё это промелькнуло в голове Элиота в одно мгновение, и он даже подивился про себя, что думает так о мужике словно диагноз больному ставит. Впрочем, проверить свою догадку Элиот даже не пытался - завязывать разговор у него охоты не было.
Мужик, однако, молча ехать не мог. Он начал длинно излагать, что возвращается от кума, а к Стабаккеру у него дело - надеется занять денег до весны, сыну на свадьбу. Сын у него - уже медведь здоровый, женилка до колен отросла, а бабы доброй всё никак не найдет. Вот и приходится самому искать. Ну и сыны нынче пошли, кол им в задницу! На печи лежат, приходится оглоблей погонять. А как на пахоту, там, или на сенокос - так у него грыжа болит, сопляка! Он еще много говорил обо всяком, но поскольку Элиот словно в рот воды набрал, замолчал и мужик.
-Ты, что ль, не местный, - сказал он вдруг, повернувшись к Элиоту, Лицо твое мне совсем незнакомое.
-Из города я, - буркнул Элиот.
-По разговору твоему вроде как подольник! - сощурившись, развивал мысль мужик, - Чего это тебя эанесло в нашу глухомань? Иль ты шпион?
-Нет, я у лекаря Рэмода Годара в услужении.
-Вон оно, как! Про хозяина твоего много разговоров ходит. Говорят, он в жабу может превращаться! Правда, или брешут люди?
-Брешут! - уверенно ответил Элиот, - Мой хозяин - лекарь, а не колдун.
-Лекарь, так лекарь, одна беда, - легко согласился мужик, - А вот скажи мне, подльник, как думаешь: будет у нас война с Ангелом?
Элиот вскинул глаза на мужика. Выражение лица у того было хитрое, как у кота, укравшего сметану.
-Не знаю... А с чего бы это войне быть?
Теперь удивился мужик:
-У тебя, парень, мозги муравьи, что ль, сожрали? Мы хоть и живем в лесах , поболе некоторых знаем... С Низа купцы приходят: говорят, Ангел большие армии собирает! В Терцении у него сто тысяч войска стоит, а может, больше. Все трактиры солдатами забиты - честных людей вышибают вон, сидеть рядом не дают. Говорят, он эти тыщи на нас двинет!
-Почему это на нас? Может, он за Ияр пойдет...
-А тулупы ему для какой такой надобности? - торжествующе крикнул мужик, - Он тулупы по всем землям скупает! Наши купцы в Подол их возами возят!
Элиот подумал, что мужики не так уж тупы, как кажется некоторым.
-Ну да и мы тоже не штанами, поди, воду тягаем! - продолжал его попутчик, - Мы, кравники, ваших спокон веков били! Как в прошлый раз, годов сто тому назад, ваши пришли с Низа, так мы вам всыпали в заднюю калитку! До самых Шпарп гнали! По сю пору шишаки подольские в лесах находят...
Он вдруг осекся и резко натянул вожжи.
-А ну слазь! - сказал мужик зловещим голосом, покрепче ухватившись за кнутовище.
-Э, да ты чего? - спросил Элиот, опешив от неожиданности.
-Слазь, сучье вымя! Знаем мы, чьи вы услужники! Понаехали тут, лекари всякие, а у самих Глаз под рубашкой наколот!
Элиот молча спрыгнул с телеги. Оправдываться было бесполезно. Мужик остервенело хлестнул кобылу по хребту и крикнул тягуче:
-Н-но! Пшла, зараза!
И через минуту его скрипучая повозка скрылась в клубах пыли.
К тому времени, когда Элиот добрался до усадьбы, одежда на нем успела просохнуть. Последние шаги дались ему с большим трудом: предстояла встреча с Альгедой, и это после всего того, что произошло на речке. Но делать было нечего. Скрепя сердце, Элиот вошел в ворота.
Во дворе никого не оказалось. В дом Элиоту идти совсем не хотелось, и он отправился в конюшню. Здесь пахло сеном, конским потом и навозом. Солнечные лучи, пробиваясь сквозь сито рассохшейся крыши, косыми брызгами ложились на пол и стены. Лошади смотрели на него поверх загородок, а одна, самая наглая, осторожно потянула зубами ткань куртки на его плече. Элиот беззлобно шлепнул ее по морде и направился в дальний конец конюшни - там кто-то шумно возился. Конечно же, это был Аршан. Он прикатил со двора тачку, и теперь загружал ее конским навозом.
-Николус в помощь, - сказал Элиот, - Ты чего это тут делаешь?
Аршан покосился на него, но промолчал. Элиот, впрочем, не обиделся: он давно уже привык к странностям этого человека.
-Помочь? - спросил он.
-Я сам...
На этом разговор у них закончился. Элиот забрался на какую-то перекладину, подсунул под задницу ладони, и надолго задумался. Мысли его были неясны и подобны бреду - ни одну из них он не мог бы облечь в слова. Аршан несколько раз успел обернуться с тачкой, и был немало удивлен, когда услышал одно-единственное слово, сорвавшееся с губ лекарева ученика:
-Альгеда...
Окончательно Элиот был выведен из своих мечтаний стуком деревянной колотушки.
-Слышишь, Аршан? - спросил он, наклонив голову набок, - Кухарка на трапезу зовет. Идем?
Аршан по своему обыкновению, ничего не ответил. Элиот легко соскочил со своего насеста и выбежал во двор.
Купец Рон Стабаккер был человеком простых нравов. За его стол садились все: от городского головы (если, он, разумеется, сочтет возможным навестить своего приятеля) до золотушного сына кухарки. А в это время кошки и псы путались в ногах людей, выклянчивая объедки и стараясь улучить момент, чтобы стянуть что-либо со стола. На них Рон Стабаккер никакого внимания не обращал. Другое дело - расположение людей за столом. Во главе его сидел сам хозяин. Правая сторона стола была мужская, левая - женская. Почетного гостя Стабаккер сажал рядом с собой, поэтому мастеру Годару, любившему подсаживаться в "Добром Кравене" к каждому новому посетителю трактира, пришлось оставить свою привычку. Элиот сидел ближе к концу, но впереди слуг купца. Его соседом слева был Аршан по мнению хозяина, конюх стоял ниже ученика лекаря. Аршану было всё равно; скорее всего, он предпочел бы обедать вместе с лошадьми. Элиот также не обращал на эту традицию внимания, но домашние Стабаккера относились к ней необычайно трепетно. Вот и сейчас один из слуг двинул в ухо молоденькому пастушку, когда тот, по забывчивости, потянулся к куску хлеба. Брать что-то со стола, пока не придет хозяин, строго воспрещалось.
Купец появился последним - это тоже было важно. Ни на кого не глядя, он подошел к своему месту и замер, сцепив перед грудью руки. Все встали.
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});