История Русской Церкви. 1700–1917 гг. - Игорь Смолич

Итак, наружно Екатерина делала все возможное, чтобы доказать свою тесную связь с Русской Церковью. Она называла себя даже «chef de l’Еglise grecque» [начальницей Греческой Церкви (фр.)] или «chef de son Eglise» [начальницей своей Церкви (фр.)] [278]. Однако в этом названии не следует искать византийских или старомосковских представлений о правах царя по отношению к Церкви. Оно было лишь выражением фактических отношений государыни не столько даже с Церковью как таковой, сколько с Синодом и церковной иерархией. Только их и имела в виду церковная политика императрицы. При Екатерине II церковная реформа Петра Великого стабилизировалась в форме устойчивой системы государственной церковности. Серьезным препятствием на пути окончательного сложения этой системы поначалу явилось дело митрополита Арсения Мацеевича (1763), впрочем, препятствие это Екатерина ловко устранила, прибегнув к ложным обвинениям в адрес Арсения. После этого церковное управление оказалось полностью в руках императрицы [279]. Теперь, после своей победы, ей уже нечего было бояться Церкви, силы которой были подорваны церковной реформой Петра и особенно постоянным давлением на нее со стороны светской власти при Анне Иоанновне. По словам современников, страха перед возможной борьбой «двух властей» уже не было [280]. Если прежде вмешательство светской власти в жизнь Русской Церкви часто носило грубый, насильственный характер, то Екатерина, будучи талантливой правительницей и хорошим дипломатом, сумела привести отношения между государством и Церковью в систему, которая придала наконец петровской реформе стабильность.

Общеизвестно, что император Павел I (1 ноября 1796 г. — 11 марта 1801 г.) был человеком религиозным и не чуждым мистицизма. С этим мистицизмом были тесно связаны и его представления о царской власти. Еще наследником престола он записал в своем дневнике: «Первый закон государя — это выполнение всех законов. Выше его лишь две власти — Бог и закон… Что касается подданных, то их первый закон, установленный как религией, так и природой и разумом, — это закон послушания. Поэтому они должны бояться и почитать своего государя, потому что он есть отображение Всевышнего» [281]. Имеются достоверные сведения о том, что во время церемонии коронации Павел I не пожелал принять святое причастие из рук митрополита, а, подойдя к престолу, причастился сам, как участвующий в богослужении священник [282].

Все это ясно показывает, что Павел I придавал императорской власти преувеличенное значение, более того — воспринимал ее религиозно–мистически. В Акте о наследии престола от 5 апреля 1797 г. содержится определение: русский император является «главою Церкви», хотя и сомнительно, чтобы оно имело то значение, какое ему часто придают. В Акте о наследии престола читаем: «Когда наследство дойдет до такого поколения женского, которое царствует уже на другом престоле, тогда наследующему лицу предоставляется избрать веру и престол и отрещись вместе с наследником от другой веры и престола, если таковый престол связан с законом (т. е. с определенным вероисповеданием. — Ред.), для того что государи российские суть главою Церкви, когда же отрицания от веры не будет, то наследует то лицо, которое за сим будет по порядку» [283]. Таким образом, по закону от 5 апреля 1797 г. требовалось, чтобы престолонаследник Российской империи принадлежал к православной Церкви. Непринятие же православного вероисповедания было равнозначно отказу от российского трона и приводило к утрате права престолонаследия. Далее, из того же закона явствует, что претендент на престол, который уже является государем какого–либо другого государства, но принадлежит к православной Церкви, не теряет своих прав на российский престол и отказ от трона, которым он уже обладает, для него необязателен. Это важный факт, так как он характеризует своеобразие воззрений Павла I, в которых религиозный момент преобладал над государственно–политическим.

Прежде чем перейти к рассмотрению тех толкований, которые давались закону от 5 апреля 1797 г. в российском государственном праве и законодательстве, следует заметить, что вышеприведенная формулировка этого закона о русском императоре как «главе Церкви», по нашему мнению, является не постулатом, а констатацией. Этот закон определяет принадлежность русского императора к православной Церкви не столько de jure, сколько de facto и в этом смысле повторяет завещание Екатерины I.

Прежде всего нужно сказать о проектах конституции и законов эпохи Александра I (12 марта 1801 г. — 19 ноября 1825 г.). Хотя они и не были осуществлены, из них видно, каким представлялось их авторам в то время положение императора по отношению к Русской Церкви и как прочно держались представления о взаимоотношениях между государственной властью и Церковью, идущие от Петра Великого. 28 февраля 1804 г. Сенат получил высочайший указ об образовании Комиссии по составлению законов. Этот указ появился в результате доклада министра юстиции государю, в котором содержался и план предполагавшихся законов. Хотя в этом докладе министра говорилось среди прочего и о специальной духовно–гражданской комиссии, но в самом плане нет ничего, что относилось бы к вере или Русской Церкви [284]. По–видимому, в связи с этим планом в 1804 г. был создан Проект Основных законов Российской империи. Его автор, барон Г. А. Розенкампф, писал по–немецки, и этот первоначальный текст затем был весьма неточно переведен на русский язык. В первой главе Проекта (§ 1) рассматривается вопрос «О православной вере» и устанавливается: «Православная греко–российская вера есть господствующая во всей империи. Она основана на Священном Писании и на учении святых отец». Для нас важен § 10, в котором говорится об императорской власти: «Der Kaiser als Alleinherrscher ist zugleich das geistliche Oberhaupt des Staates» [император как единодержавный правитель есть в то же время духовный глава государства (нем.)], что в русском переводе звучит так: «Император есть верховный правитель всего государства и глава Церкви». Если у Розенкампфа во всех параграфах, трактующих вопросы веры (§ 1–11), чувствуется некоторый налет протестантизма, то русский перевод ориентируется на традиции XVIII столетия и Акт о наследии престола Павла I [285].

В 1808 г. было издано сочинение М. М. Сперанского (1772–1839), тогдашнего личного статс–секретаря императора Александра I, под названием «Введение к уложению государственных законов» [286]. В этом законодательном проекте Русская Церковь не упоминается ни разу и вообще нет речи об отношениях государственной власти с теми церковными учреждениями, в руках которых находилось религиозное окормление большей части российских подданных. В 4–й главе «О разумении законов в правах подданных» русский народ подразделяется на три класса, но о духовенстве, которое уже в то время было довольно многочисленно, при этом нет ни слова. В своем проекте Сперанский полностью обходит молчанием Церковь и все, что с нею связано. Факт этот объяснить крайне трудно, тем более что сам Сперанский не был ни вольнодумцем, ни врагом Церкви.

Конституционный проект Н. Н. Новосильцева (1761–1836) от 1819 г. — «Государственная уставная грамота Российской империи» («La Charte Constitutionnelle de l’Empire de Russie») ясно определяет позицию российского императора по отношению к Церкви и взаимоотношения между государством и Церковью [287]. Статья 20 гласит: «Как верховной глава Греко–Российской Церкви, государь возводит во все достоинства духовной иерархии». Управление Церковью рассматривается в статье 45 О главном управлении духовных дел и народного просвещения. Другими словами, проект Новосильцева исходит из тогдашнего положения дел, т. е. существования так называемого Двойного министерства, созданного 17 октября 1817 г. Далее в статье 78 говорится: «Православная греко–российская вера пребудет навсегда господствующею верою империи, императора и всего императорского дома. Она непрестанно будет обращать на себя особенную попечительность правительства, без утеснения, однако ж, свободы всех прочих исповеданий. Различие христианских исповеданий не производит никаких различий в правах гражданских и политических». Согласно статье 79, духовенство всех вероисповеданий без исключения находится под «покровительством» и под «надзором» правительственных законов. Отсюда следует, что в проекте Новосильцева, несомненно, принят во внимание закон от 5 апреля 1797 г. Автор называет императора «верховным главою Церкви» и требует «навсегда» принадлежности государя к православной вере.

При императоре Николае I (19 ноября 1825 г. — 18 февраля 1855 г.) [288] в 1832 г. была наконец произведена кодификация законов Российского государства — создан Свод законов Российской империи. Свод имел большое юридическое и практическое значение и для Русской Православной Церкви. Во–первых, он узаконил установившиеся отношения между государством и Церковью. В разделе «Основные законы», в 1–м томе Свода, уточнялось отношение русского императора как носителя самодержавной власти к господствующему вероисповеданию и к управлению Церкви. Церковное управление было четко выделено из общего комплекса государственного управления как особый институт, получавший свое законное основание. Во–вторых, в различных томах Свода фиксировались права и обязанности духовенства, которое рассматривалось как особое сословие.