Попрыгунья - Энтони Беркли

Быть подозреваемым не слишком приятно. Роджер, с таким азартом преследовавший столь многих, теперь, сам оказавшись в роли преследуемого, хребтом ощущал ледяные пальцы тревоги. Возможно ли, чтобы полиция заподозрила его в самом этом убийстве? Не надо паники, просто подумаем: ведь это может быть, так? А если так, да если еще выплывут на свет его манипуляции со стулом, плюс то, что он находился на крыше в решающий момент, — что ж, вчерашней ночью Колин выдвинул против него скверное обвинение, очень скверное; каково же будет услышать его на процессе, со скамьи подсудимых?

Нет, это просто смешно. Он все-таки Роджер Шерингэм. Однако…

— Привет, мистер Шерингэм, — окликнули его откуда-то из-под локтя. — Я смотрела, как вы наматываете круги, как лев в клетке. Простите, что прервала ваши раздумья, но я просто умираю от любопытства! — Миссис Лефрой грелась на солнышке в маленькой беседке, пристроенной к увитой розами шпалерной галерее.

— В таком случае я вам не скажу ничего, — ответил Роджер, не без усилия возвращаясь к действительности. — У меня чуть сердце не выскочило! Нельзя так неожиданно окликать подсудимого, обвиняемого в убийстве!

— Вы обвиняетесь в убийстве? — миссис Лефрой так и распирало любопытство.

— Обвинялся. Но теперь уже нет, слава богу, — он уселся на скамеечке рядом с ней. Присутствие миссис Лефрой — это правильно. Очевидно, в самокопанье нет никакого проку. — Вы не расскажете ли мне о… — начал он непринужденно, — о блинчиках? Да, о блинчиках. Блинчики, знаете ли, очень успокаивают.

— Блинчики? — недоверчиво переспросила миссис Лефрой. — Боюсь, я о них знаю недостаточно. Но могу вам рассказать, как приготовить цыпленка a la Toulousaine[12].

— Расскажите! — с горячностью попросил Роджер.

Без четверти четыре Рональд Стреттон, повинуясь настойчивым уговорам Роджера, позвонил доктору Чалмерсу. Нет, доктор еще не вернулся.

Роджер кое-как промаялся еще двадцать пять минут, хотя терпение его давно истощилось.

— А начали в три! — стенал он. — О, Рональд, ну позвони еще раз!

Рональд позвонил еще раз.

На сей раз более удачно.

— Доктор Чалмерс только что вошел? Попросите его взять трубочку, это мистер Стреттон.

Во время паузы Рональд поманил Роджера:

— Если встанешь тут поближе, тоже сможешь расслышать.

Роджер, кивнув, пригнулся к трубке. Он буквально мог слышать, как колотится сердце Рональда, и знал, что Рональду слышно, как бьется его сердце. Потом в трубке раздался голос Чалмерса — как всегда, дружелюбный.

— Ты, Рональд? Я как раз собирался тебе позвонить, дружище. Да, только что вошел.

— Управились?

— О, да. Все очень просто. Причина смерти конечно же не вызвала никаких сомнений.

— Да, но…

— Что такое, дружище?

— Не обнаружилось ли что-нибудь еще? Синяков на теле, чего-нибудь в этом духе?

— О да. Синяков на теле оказалось очень много. Ссадины на обеих коленках, обширный ушиб на правом бедре и правой ягодице и небольшой синяк на затылке, который, видимо, мы вчера ночью не заметили. Больше ничего.

— Понятно, — вяло ответил Рональд.

И вопросительно посмотрел на Роджера — тот покачал головой: дальнейшие расспросы излишни.

— Ты только это хотел узнать? Мы сейчас же отправим официальный отчет. На самом деле все это не больше чем пустая формальность. Да. Ну, до свиданья, Рональд.

Рональд положил трубку и посмотрел на Роджера.

А Роджер — на него.

Синяк на затылке, соображал Роджер. Значит, и он тоже его проглядел ведь прошлой ночью он прощупывал затылок миссис Стреттон именно на предмет шишки или опухоли и не нашел ничего; наверное, он был ближе к макушке, под шляпкой. Во всяком случае, теперь совершенно понятно, почему не было ни шума, ни драки: Дэвид стукнул ее по голове. Любопытно, чем именно, и хорошо ли это что-то теперь припрятано. Дэвид стукнул ее по голове, и она упала на коленки, ободрав на них кожу об асфальт крыши. Откуда взялись другие синяки, не важно; все решил синяк на затылке. Стало быть, вот как Дэвид ее укокошил.

Роджер понял, что по-прежнему смотрит на Рональда, а Рональд на него. И не сомневался, что в мозгу приятеля точно так же вихрем проносятся мысли.

А вслух сказал:

— Все это немного некстати.

— Да, — согласился Рональд.

Домик доктора Митчелла был сложен из веселенького современного красного кирпича; перед ним имелся садик, утопающий в цветущем кустарнике, а позади открывался вид на кусочек лужайки и кусты роз. Дом стоял на красивой зеленой улице. Роджер, следуя инструкциям Рональда, без труда его нашел. Рональда он попросил подвезти его только до уэстерфордского перекрестка, чтобы оставшийся путь до дома Митчелла проделать пешком. Потому что Рональду явно незачем там засвечиваться — судя по всему, он вполне может находиться в зоне особого внимания полиции, и не надо, чтобы выглядело так, будто он пытается повлиять на результаты медицинского освидетельствования.

Правда, то же можно отнести и к самому Роджеру, но в Уэстерфорде его не знают так, как Рональда и Рональдову машину.

Ждать доктора Митчелла ему пришлось в несколько аскетически обставленной комнате с казенного вида столом в одном углу и довольно неуместным тут пианино в другом.

— Ба, Шерингэм, вот так сюрприз! Рад видеть! Пойдемте в другую комнату, выпьем чаю.

Доктор Митчелл, больше не Джек Потрошитель, но в высшей степени респектабельный врач общей практики в пиджачной паре, явно обрадовался.

Однако от чая пришлось пока что отказаться — времени не было, хоть Роджер и ощутил легкий укол совести, что оторвал доктора от юной женщины, которая ожидает его в соседней комнате и в ближайшие пятнадцать минут наверняка будет в претензии.

— Спасибо огромное, но я некоторым образом тороплюсь. Вы не уделите мне пару минуток — или я правда вырвал вас из-за чайного стола?

— Вовсе нет. Садитесь. Вы ведь ко мне не по медицинской части? — доктор Митчелл уселся за казенный стол, а Роджер устроился в поместительном кресле.

— Нет. Вернее сказать, не совсем. Я просто хотел задать вам парочку вопросов насчет Ины Стреттон.

— Да? — откликнулся доктор Митчелл любезно, но как-то уклончиво.

— Возможно, вам известно, — начал Роджер, — что я неоднократно проводил расследования в сотрудничестве с полицией?

— Разумеется. Но вы же не хотите сказать, что смерть миссис Стреттон интересует вас именно с этой точки зрения?

— Нет-нет. Я хотел сказать другое — что проработав столько времени бок о бок с полицейскими, я научился распознавать некие признаки; и строго между нами, я совершенно убежден, — заверил Роджер, — что у них нет полной уверенности насчет обстоятельств смерти миссис Стреттон. — Он загодя тщательно подготовился к беседе с доктором Митчеллом.

Лицо собеседника выразило некоторую обеспокоенность.

— Сказать по правде, Шерингэм, я и сам этого немножко опасаюсь. Не знаю, что у них на уме, но назначить освидетельствование и все такое…

— Думаю, что знаю, что у них на уме, — с доверительным видом сообщил Роджер. — Вот что. Они подозревают, что от них скрывают нечто, что коронеру, вообще говоря, положено знать. Им это кажется очень странным — и то, что миссис Стреттон вдруг кончает с собой на вечеринке, где по идее все радуются и веселятся, и…

— Алкогольная депрессия, — вставил доктор Митчелл.

— Хорошая мысль, — оценил Роджер.

— Я собирался привести это в моем отчете в качестве одной из косвенных причин. Полагаю, — несколько напряженно произнес доктор, — все это строго между нами?

— О, целиком и полностью. И думаю, нам следует быть совершенно откровенными — почему, сейчас поймете. Так вот, я говорил и о другой странной вещи, удивившей полицию, инспектор сам говорил мне, — тут Роджер позволил себе некоторую неточность, — будто Дэвид Стреттон очень своевременно предупредил их о самоубийстве — еще до того, как оно произошло, — притом что прежде он никогда ничего подобного не делал. Вы знали об этом?

— Да, слышал вчера ночью. Но не понимаю, что тут такого.

— Как же, — Роджер извлек на свет божий домашнюю заготовку, — они подозревают, что у миссис Стреттон была вполне конкретная причина для самоубийства, помимо общей депрессии и меланхолии, и что мы все сговорились об этой причине помалкивать.

— Но что за причина?

— О, некая чудовищная ссора с кем-то, по-видимому с мужем. Или какой-то скандал. В общем, что-то в этом духе.

— Но мы можем засвидетельствовать, что ничего такого не было.

— Если бы у нас была такая возможность! — воскликнул Роджер. — Но сами знаете, как оно бывает, когда у полиции есть подозрения. Дознание откладывается до выяснения новых фактов — сразу после чисто формальной процедуры идентификации тела. Известно, что за этим следует: история попадает в прессу.