Ранний Азимов (Сборник рассказов) - Айзек Азимов

С облегчением всхлипнув, лоара Броос Порин резко вскочил на ноги, когда увидел, что Филип Санат, спотыкаясь, бредет по залу в его сторону. Он нетерпеливо подбежал к нему и схватил за руки:

— Где ты так задержался, Филип? Ты и представить не можешь, какие дикие мысли теснились в моей голове последний час.

Потребовалось некоторое время, чтобы лоара Броос успокоился и смог заметить дрожащие руки своего спутника, его взъерошенные волосы и лихорадочно блестящие глаза; тотчас же все его страхи вернулись.

Он испуганно наблюдал за Санатом и с трудом заставил себя задать вопрос, уже заранее опасаясь ответа. Но Саната не нужно было подталкивать. Коротко, отрывистыми фразами он передал подслушанный разговор, и после его рассказа установилось молчание безнадежности.

Бледный как смерть лоара Броос дважды пытался заговорить, но смог выдавить из себя лишь несколько хриплых звуков. Наконец ему удалось сказать:

— Но это же смерть лоаризма! Что мы можем сделать? Филип Санат рассмеялся: так смеются те, кто наконец-то убеждается, что им не остается ничего, кроме смеха.

— Что мы можем сделать? Можно сообщить Всемирному совету. Но вы прекрасно знаете, насколько он беспомощен. Можем связаться с отдельными правительствами людей. Воображаю, насколько эффективными окажутся действия этих грызущихся между собой болванов.

— Все это не может быть правдой! Такого просто не может быть!

Несколько секунд Санат молчал, потом срывающимся от возбуждения шепотом произнес:

— Я этого не допущу! Слышите? Я остановлю их! Нетрудно было заметить, что он полностью потерял контроль над собой, попав во власть своих необузданных эмоций;

Крупные капли пота выступили на лбу Порина, он обхватил Саната за талию:

— Сядь, Филип, посиди! Ты себя плохо чувствуешь?

— Нет!

Он оттолкнул Порина, от движения воздуха Вечный огонь яростно затрепетал.

— Со мной все в порядке. Время идеализма, компромиссов, подхалимажа кончилось! Настало время силы! Нам выпал жребий сражаться, и, клянусь Космосом, мы победим!

И он стремительно выбежал из помещения.

Прихрамывая, Порин поспешил за ним:

— Филип, Филип!

Он остановился в дверном проеме, сраженный отчаянием. Идти дальше он не имел права. Пусть рухнут небеса, но кто-то должен охранять Вечный огонь.

Но… но на что рассчитывал Филип Санат? В измученном мозгу Порина возникли видения той самой ночи, когда пять веков назад легкомысленные слова, драка и стрельба разожгли над Землей пожар, который был потушен лишь человеческой кровью.

Лоара Пол Кейн проводил ночь в одиночестве. Внутренние помещения были пусты, неяркая, голубоватая лампа на простом строгом столе была единственным источником света в комнате. Сухощавое лицо Кейна было залито призрачным светом, подбородок покоился на сложенных руках.

Внезапно его размышления были прерваны: с грохотом распахнулась дверь, и взъерошенный Рассел Тимбалл, стряхнув с себя полдюжины слуг, пытавшихся остановить его, ворвался в комнату. Кейн испуганно схватился рукой за горло; глаза его расширились, на лице отразилось смятение.

Тимбалл успокаивающе поднял руку.

— Все в порядке. Дайте мне только перевести дух. — Он с трудом отдышался, осторожно опустился в кресло и только тогда продолжил: — Ваш катализатор случайно подвернулся мне, лоара Пол… и знаете где? Здесь, на Земле! Здесь, в Нью-Йорке! В полумиле отсюда!

Лоара Пол Кейн, сощурившись, посмотрел на Тимбалла.

— Вы с ума сошли?

— Вовсе нет. Я все расскажу, только не сочтите за труд, зажгите ещё пару ламп. В этом голубом освещении вы похожи на привидение.

Комната озарилась сиянием атомных светильников, и Тимбалл начал, рассказ:

— Мы с Ферни возвращались с собрания. И как раз проходили мимо Мемориала, когда это произошло. Надо возблагодарить провидение, что случай привел нас именно туда и в нужное время.

Когда мы проходили мимо, иэ бокового входа выскочил человек, прыгнул на мраморные ступени центральной лестницы и закричал: «Люди Земли!» Все повернулись и уставились на него, а вы знаете, сколько народу бывает в секторе Мемориала в одиннадцать часов. Не прошло и двух секунд, как он собрал вокруг себя толпу.

— Кто был этот оратор, и что он делал в Мемориале? Ведь сегодня ночь среды, вы же знаете.

— Ну… — Тимбалл замолчал, соображая. — Хорошо, что вы напомнили, получается, он — один из двух Хранителей. И он лоарист — тунику вашу ни с чем не спутаешь. И, вдобавок, он не с Земли!

— Носит желтую орбиту?

— Нет.

— Тогда я знаю его. Это молодой приятель Порина. Продолжайте.

— Он, значит, стоит, — Тимбалл воодушевился собственным рассказом, стоит футах в двадцати над улицей. Вы даже представить себе не можете, как эффектно он выглядел в свете люкситов, озарявших лицо. Внушительное впечатление, но не то, что производят всякие мускулистые атлеты. Он скорее аскет, если вы понимаете, о чем я. Бледное, худощавое лицо, сверкающие глаза, длинные каштановые волосы.

И тут он заговорил! Описать это невозможно; чтобы понять — необходимо слышать самому. Он начал говорить толпе о замыслах ласинуков, да так, что меня в дрожь кинуло. Очевидно, он узнал об этом из надежного источника, так как оказался знаком с деталями… О них он и говорил! Звучало это правдиво и страшно. Даже я стоял, синий от страха, и слушал его, а толпа… уже на второй фразе была покорена. Каждому из них все уши прожужжали о ласинукской опасности, но тут они впервые к этому прислушались.

Он стал поносить ласинуков. Их зверства, их вероломство, их преступления — только он смог найти слова, которые окунули каждого из толпы в грязь, померзостнее венерианских океанов. Каждый раз толпа отвечала на его призывы ревом. «Позволим ли мы продолжаться этому?» — вопрошал он. «Никогда!» — вопила толпа. «Можем ли мы смириться?» — «Нет!» «Будем ли мы сопротивляться?» — «До самого конца!» «Долой ласинуков!» — бросал он. «Бей их!» — выла толпа.

И я вопил так же громко, как и все остальные, совсем позабыв собственное «я»;

Не знаю, как долго это продолжалось. Вскоре неподалеку появились ласинукские патрули. Толпа двинулась на них, подстрекаемая лоаристом. Вы когда-нибудь слышали, как воет толпа, жаждущая крови? Нет? Это самый ужасный звук в мире. Патрульные тоже испугались, поскольку с первого взгляда поняли, что с ними будет, и пустились наутек. Толпа тем временем выросла до нескольких тысяч.

Не прошло и двух минут, как завыли сирены — впервые за сотни лет. Тут я пришел в себя и пробился к лоаристу, который ни на мгновение не прерывал своей проповеди. Нельзя было позволить ему оказаться в лапах ласинуков.