Половинный код. Тот, кто спасет - Салли Грин

– Не знаю. На вид похоже. Озеро вроде бы то самое, но лучше бы поглядеть карту покрупнее.

Несбит подходит к нам.

– Нашли?

Я говорю:

– Да. Наверняка место то самое: холодно, и начинается на В.

– Бинго. – Несбит ухмыляется мне.

– А что теперь? – спрашиваю я у Габриэля.

Ван встает, потягивается, выгибая спину, и начинает ходить по комнате. Вынимает портсигар, но не для того, чтобы покурить, а просто повертеть в руках.

– Мы поедем туда. По пути раздобудем более точные карты, по ним проверим, прав ты или нет. Если да, Несбит сыграет роль разведывательной партии.

– Партии из одного человека? – спрашивает он.

– Не притворяйся, что ты не польщен.

– А цель…?

– Аккуратненько все разведать. Следить. Наблюдать. Определить, где вход. Поглядеть, кто входит, кто выходит. Оценить, какие там могут быть защитные чары. И, самое главное, проделать все это так, чтобы тебя самого не заметили. После чего вернуться на базу.

– А где у нас будет база?

Ван подходит к атласу и ставит кончик указательного пальца, его безупречно наманикюренный ноготок, на точку в нескольких сантиметрах от холма Меркури и ее бункера.

Часть четвертая

Дневники бункера

И снова позитив

Мы на базе – это опять чей-то пустующий дом в нескольких милях от бункера Меркури. Место проверено по подробной карте, и я уверен, что не ошибся. Мы здесь уже семьдесят два часа, из которых Несбит отсутствует семьдесят один час и тридцать минут, а Ван все время занята приготовлением убедительного зелья, которое она планирует использовать на Меркури, чтобы заставить ее разбудить Анну-Лизу. Она смешивает и отмеривает, злобно зыркая на нас, стоит нам чуть пошевелиться. Перс по-прежнему полна ненависти и смотрит на меня волком, я плачу ей тем же. Мы с Габриэлем все время проводим вдвоем, то в его комнате, то в кухне.

Первые две ночи я спал снаружи. Здесь север, дальний север, и ночами очень холодно. В первую ночь я ждал, что превращусь в зверя, но этого не случилось. На второй вечер я сидел на земле, скрестив ноги, и наблюдал закат, вспоминая все, что я чувствовал, когда был зверем, когда он вселялся в меня, и думая о том, каково это – быть внутри своего другого «я», видеть все иными глазами. По-прежнему ничего. Тогда я вспомнил видение, которое мне было, когда я помогал Габриэлю. Вспомнил, как я был в Уэльсе, вспомнил пику, которая вошла мне в сердце, соединив меня с землей и с ним, с животным мной. Тут все и произошло; я ощутил, как меня наполняет звериный адреналин, я был этому рад и превратился.

Я помню, как был зверем в тот раз, не все, но в основном помню. Тогда я не охотился. Я просто был в его теле, хотя и не знаю, что это было за тело. Судя по отпечаткам лап, волк или большая собака. Впечатление было такое, как будто мое другое я решило меня покатать, помочь разобраться, что к чему, дать привыкнуть, но я все равно оставался пассажиром; за рулем был он. Но я все равно чувствую себя лучше, ведь я теперь могу сам вызывать превращение. Уверен, что, когда понадобится, смогу превратиться и обратно.

Так что сегодняшнюю ночь я решаю провести в доме, в своем теле, отчасти потому, что надеюсь на возвращение Несбита, отчасти потому, что не хочу так скоро превращаться опять. Я лежу на одной из двух кроватей в комнате Габриэля и думаю позитивно.

Я живой. У меня есть Дар, и он начинает мне подчиняться. Это большое дело. Я живой. У меня есть Дар, и он начинает мне подчиняться.

Суперпозитивно.

Мне нравится Анна-Лиза. Я много о ней думаю, и она мне нравится. Сильно. И я ей тоже нравлюсь. Кажется.

Анне-Лизе сейчас, наверное, не больно, она не страдает. Она спит, ее сон похож на смерть, – это опасно, но вряд ли она сама это чувствует.

Теперь мы знаем, где бункер Меркури. Если Анна-Лиза там, то я уверен, что мы ее вытащим. У нас есть шанс победить Меркури. Четверо против одного – это не так уж мало. Конечно, у нее есть преимущество игры на домашнем поле, зато элемент неожиданности на нашей стороне. Она очень сильна. Но и мы не слабы. У нас есть шанс. Хотя она, конечно, может заморозить нас всех одним дыханием, или сдуть – в буквальном смысле, – или я не знаю, что еще, перебить нас градом размером с булыжник, к примеру.

Нас четверо против Меркури, а это значит, что я до сих пор не убил Несбита. И вряд ли теперь убью. Он уже не достает меня так, как раньше.

Если мы выживем, я снова буду с Анной-Лизой. Конечно, проблемы на этом не кончатся, вся затея с альянсом еще впереди, так что до спокойной жизни еще далеко, но мы будем вместе. Мне так хочется поцеловать ее по-настоящему и сделать с ней все то, о чем я мечтал годами, но на что у меня никогда не было шанса, и…

– Ты в порядке?

Это Габриэль. Он здесь, рядом со мной, как всегда.

– Ага. Просто лежу, думаю разные мысли… Позитивные.

– Ясно. Значит, ты думаешь о ней. Об Анне-Лизе.

– Чуть-чуть. Знаешь, мне кажется, у нас есть шанс справиться с этой задачей. Спасти ее. И самим остаться в живых.

Он не отвечает.

– Что ты думаешь?

– Меркури наверняка постарается нас убить, очень постарается. У нее это хорошо получается.

Я пытаюсь удержаться в позитиве и говорю:

– И, по-моему, альянс тоже штука не безнадежная. В том смысле, что он может многое изменить. Всего через год весь ведовской мир может стать совсем другим.

Габриэль встает, и я поворачиваюсь взглянуть на него. Он стоит, прислонившись к стене, и смотрит в окно. Небо за окном темное, пасмурное. В комнате тускло светится зеленоватый ночной дым.

Вдруг он поворачивает ко мне голову, и тут же снова отворачивается к окну. Движение такое порывистое и напряженное, как будто он хотел что-то сказать, но не решился.

– Ты злишься? – спрашиваю я.

Он не сразу, но отвечает:

– Да, чуть-чуть. А может, и не чуть-чуть.

– На меня?

– На кого же еще.

– Почему?

– Я не хочу умирать, Натан. Не хочу отдавать жизнь за девушку, которую я презираю. Которой не доверяю. Которая, как мне кажется, уже предала тебя и предаст опять. А ты, – уж позволь мне немножечко побыть эгоистом, – тут он снова поворачивается ко мне, – меньше всего интересуешься тем, чего мне хочется, а чего нет, так ведь?

Я пытаюсь найти слова, чтобы сказать ему, как он мне нравится, как я ценю его самого и его помощь. Глупо, конечно, но все лучше, чем ничего. Я начинаю:

– Габриэль, ты мой друг. Ты особенный. Я бы не смог…

– Ах, ты даже знаешь, что я особенный? Разве тебе не наплевать? – перебивает он меня, на этот раз громко. – Ты ведь так погружен в собственные драмы, что ничего кругом не замечаешь.

– Габриэль.

– Моя первая жертва, – перебивает он меня. – Я застрелил ее в голову. В упор. Она валялась у меня в ногах; я связал ей руки, связал лодыжки. Она плакала. Умоляла. Просила не убивать ее. Я выстрелил ей в голову, стоя прямо над ней, ствол моего пистолета упирался ей в лоб. Она смотрела на меня снизу вверх. Я нагнулся, прижал пистолет к ее лбу и спустил курок. Чтобы добить ее, я выстрелил еще раз, когда ее тело уже лежало у моих ног. А потом я перевернул ее на спину и выстрелил опять, прямо в сердце, чтобы уж точно наверняка.

– Ты хочешь меня шокировать. – Я встаю и подхожу к нему, но его вид переворачивает мне все нутро.

Вид у него такой же, как всегда. Непринужденный.

– Кто она была? – спрашиваю я.

– Так, одна девушка. Она выдала Белым Ведьмам мою сестру. Ее звали Кэтлин. Полукровка, сестра ей доверяла, я сам ей доверял. Теперь ты, наверное, скажешь: «Ага, значит, и Габриэль делает ошибки – значит, и он не всегда правильно судит о людях». И знаешь, что я тебе отвечу? Я скажу: «Ты прав. Конечно, ты прав». Людей вообще трудно понимать, и знаешь почему? Они меняются, Натан. Они меняются. Моя сестра доверяла Кэтлин, и правильно делала, потому что та была хорошей, доброй, милой, она пыталась помочь. Она была за нас, сначала. И знаешь что? Ее все-таки заставили нас предать. Они это умеют, они меняют людей.

– Это еще не значит, что так было и с Анной-Лизой.

– Нет, не значит. И я могу ошибаться, Натан. Возможно, она тебя не предавала. Но когда я вижу Анну-Лизу, я всегда вспоминаю Кэтлин.

– Габриэль…

– Честно говоря, я понимаю, что у Кэтлин почти не было выбора, почти. Она была полукровкой, наполовину Белой, и, не согласись она на их условия, они превратили бы ее жизнь в ад. Но из-за нее поймали мою сестру. Ей нравился один Белый Колдун. Кэтлин помогала им обмениваться письмами. А потом моя сестра решила пойти к нему на свидание, на территорию Белых. Она всегда была порывистой, импульсивной, решительной. Ее поймали. Ей было семнадцать. Тому парню тоже. Его продержали в тюрьме месяц и отпустили. А мою сестру повесили. Не знаю, что они делали с ней до этого. Как, по-твоему, Натан?