Призраки Замоскворечья - Анна Князева

– По какому вопросу?

Полицейский встал с кресла:

– Надежда Алексеевна Раух?

– Да.

– Собственник ателье?

– Да. Но в чем дело?

– Можно документик? – попросил полицейский.

– Идемте в мой кабинет! – Направившись к лестнице, она решила разом прояснить все вопросы. И когда пришли в ее кабинет, предьявила свой паспорт: – Вот!

Полицейский изучил документ, потом достал телефон и сфотографировал его разворот.

– Зачем?! – запротестовала Надежда.

Он спокойно ответил:

– Чтобы не снимать копию.

– Зачем вам копия моего паспорта?

– Для отчета.

– Послушайте! – Надежда потеряла терпение. – Хватит мотать нервы! А ну-ка предьявите вы свои документы!

Полицейский достал удостоверение и, вытянув руку, показал на уровне глаз. Она придирчиво изучила документ, потом чуть спокойнее спросила:

– Что вам нужно? Зачем вы пришли?

– Должен предоставить вам фотографии на опознание. Вчера на свалке в Одинцовском районе бомжиху нашли.

– Труп? – Надежда опустилась на стул.

– Я так не сказал. – Он тоже сел. – Живая, только под кайфом. Замызганная и сильно избитая. Лицо, как обычно, синего цвета.

– Зачем же вы явились сюда?

– Документов у нее не было. А вот на одежде ярлык с меткой имеется. На ней вышито: «Ателье Надежды Раух».

– Среди моих клиентов бомжих не бывает, – улыбнулась Надежда. – Может быть, она эту одежду на помойке нашла. Вряд ли я смогу ее опознать.

– Давайте посмотрим. – Полицейский достал телефон и начал перелистывать снимки. – Вот ее блузка. На ней ваша метка?

Не веря своим глазам, Надежда проронила:

– Да…

– Значит, подтверждаете, что блузка сшита у вас в ателье?

– Где эта женщина?! – вскрикнула Надежда.

– Во второй районной больнице в Одинцове.

– Я спрашиваю, где ее фотография?!

Полицейский перелистнул несколько снимков:

– Вот. Это – фас. А это – профиль…

Взглянув на отечное бесформенное лицо, Надежда перевела взгляд на полицейского:

– Почему у нее закрыты глаза?

– Говорю вам, мало того, что избита, еще и обколота. Родная мать не узнает.

– Я знаю ее. – Надежда снова посмотрела на экран телефона. – Это Ирина Ивановна Рыбникова.

– Вы уверены?

– Она – наша клиентка.

– Стало быть, одежда принадлежит ей? – спросил полицейский, но вдруг изменился в лице: – Постойте, не та ли это Рыбникова, которую ищут?

Надежда утвердительно прикрыла глаза и, встав на ноги, направилась к выходу:

– Простите, я срочно должна уехать.

Уже через двадцать минут, за которые она домчалась на машине до своего дома, Надежда влетела на третий этаж, трясущимися руками открыла дверь и забежала в комнату Астраханского:

– Ее нашли! – Решив, что Лев не понял, она повторила: – Рыбникова нашлась!

– Слышу, слышу… – Он встал из-за компьютера и, будто опасаясь, спросил: – Жива?

– Жива, только избита и под наркотиком. Ее нашли полицейские на одинцовской помойке. Пришли ко мне опознавать личность по фотографии и метке ателье на одежде.

– Опознала?

– Сто процентов – она!

– Где сейчас Рыбникова?

– Во второй районной больнице.

– В Одинцове?

– Где нашли, там и пристроили.

Лев вышел в прихожую и стал обуваться.

– Ты куда? – поинтересовалась Надежда. Ее удивило, как обыденно и спокойно он действует.

– Едем в Одинцово.

Она уточнила:

– В больницу?

– И чем скорее мы доберемся, тем лучше. Через полтора часа там будет ФСБ и весь политсовет партии Возрождения.

Надежда прошла на территорию районной больницы, как и положено – через бюро пропусков и охранника. Астраханский перелез через забор. Встретились они у входа в стационар, где в отделении неврологии лежала неизвестная, поскольку поступила без каких-либо документов.

Поднявшись на этаж, Надежда окликнула медсестру:

– Девушка!

Та подошла:

– Чего вам?

– Где тут у вас лежит неизвестная?

– Наркоманка? – Она махнула рукой: – В третьей палате. А вы кто такие?

Астраханский бегло заметил:

– Мы из полиции.

– Четвертая дверь направо.

Они вошли в палату с шестью кроватями. Лев оглядел всех ее обитателей и направился к женщине с отечным, голубовато-багровым лицом. Это была Рыбникова. Присев перед ней на корточки, он тихо позвал:

– Ирина Ивановна.

Рыбникова никак не отреагировала, даже глазом не повела. Надежда оглядела ее с сочувствием и брезгливостью. Всклокоченные жирные волосы, синяки и грязь под ногтями не вызывали ничего, кроме желания держаться подальше.

– Ирина Ивановна, – чуть громче проговорил Астраханский. – Вы меня слышите?

Рыбникова подняла глаза на Надежду и что-то пробормотала.

– Можете говорить?

Она перевела взгляд на Льва и сразу же отвернулась.

Старуха, лежавшая на соседней кровати, повернулась и сердито сказала:

– Нажрутся, наколются, а их потом на государственные денежки лечат. Уж лучше бы сразу…

– Вас не спросили, – огрызнулась Надежда.

– Полежала бы здесь, по-другому бы заговорила! – разозлилась старуха. – Мало того что воняет, так еще всю ночь храпела – стены тряслись. Здесь не только спать, болеть не захочешь!

– Девочки, обедать! – в палату зашла санитарка с подносом. Заметив Надежду и Льва, спросила: – Родственники? Время для посещений закончилось. Вечером приходите.

– Она что-нибудь говорила? – спросил Астраханский.

– Какое там! Врачи говорят – амнезия. – Санитарка поставила поднос на тумбочку. – Принесите ей из дома тарелку, кружку и ложку.

– А разве в больнице этого нет? – удивилась Надежда.

– Есть, но на всех не хватает. Вот вашей принесла еду в эмалированных мисках. Как ее зовут?

– Ириной Ивановной…

– Ешь, Иришка, – санитарка передвинула тумбочку поближе к кровати. – Оголодала, бедняга.

Рыбникова схватилась за ложку и потянулась за миской с супом, но уронила ее, стащив с тумбочки поднос, металлическую тарелку с котлетой и железную кружку. Все это со звоном рухнуло на пол. Она в ужасе отшатнулась, потом схватила себя за волосы и заорала нечеловеческим голосом:

– А-а-а-а!!

В лице Рыбниковой не было ничего, кроме животного страха. И когда Надежда подошла, чтобы успокоить ее, она скрючилась и закрыла руками голову, словно ожидая удара.

В палату забежал мужчина в чепчике и белом халате.

– Главврач, – охнула санитарка.

– Где она?! – Оглядев палату, он задержался на Рыбниковой и распорядился: – Срочно переодеть и перевести в люкс.

– В платный? – уточнила женщина-врач, пришедшая вслед за ним.

– В какой же еще? – главврач посмотрел на часы: – С минуты на минуту сюда приедут. Живо!

Надежда отступила к окну и увидела, как от ворот к зданию несется автомобиль с проблесковым маячком, за ним – белый «Кадиллак» и еще пара машин. Она шепнула Астраханскому:

– Срочно уходим.

Не задавая вопросов, он зашагал к выходу, она – следом за ним. В коридоре Лев огляделся:

– Идем к запасному.

Они побежали в конец коридора к застекленной двери, ведущей на лестницу. На первом этаже стало ясно, что незамеченными им отсюда не выйти – у двери рассредоточился наряд полицейских.

– Сюда! – Лев рванул на себя дверь служебного помещения. Перебравшись через ведра и швабры к окну, распахнул деревянную створку.

– В окно?! – Надежда возмущенно замотала головой: – Ни за что!

– Иди сюда, говорю! – Он вернулся к двери, схватил ее за руку и потащил к окну. Там взял под мышки и буквально вытолкнул через оконный проем наружу, потом вылез сам.

Больше Надежда не сопротивлялась, молчала даже тогда, когда с помощью Астраханского преодолевала забор. В машину она вернулась другим человеком.

– Что дальше?

– Давай отсюда!

Надежда поехала, но уже через пару кварталов Астраханский велел остановиться и сам сел за руль. Спустя какое-то время спросил:

– Что скажешь?

Ее прорвало:

– Это ужасно!

– Похоже, Рыбникову били. Видела, как она испугалась, когда ты к ней подошла? Память потеряла, а рефлексы остались. Тело все помнит.

– Мне кажется, что ожидание побоев напрямую связано со звоном упавшей посуды, – проговорила Надежда.

Лев кивнул:

– Замечу: металлической посуды. И как тут не вспомнить звон барабанных тарелок, который слышал Окаемов в конце их разговора.

– Что будем делать?

– Я должен поговорить со старухой, которая сидела в акациях. Думаю, в день похищения она что-то видела.

– С Ульяной? – Надежда покачала головой: – Тебе нельзя туда ехать.

– Ничего со мной не случится.

– А вдруг тебя кто-то узнает?

– Мне нужно поговорить со старухой, – упрямо повторил Астраханский.

Когда они были в нескольких кварталах от ателье, Надежде позвонила Ираида Самсоновна:

– Ты где?

– Я недалеко. Минут через пять буду.

– Тебе лучше не приезжать…

– Не пугай меня, мама, – проговорила Надежда и почувствовала, что Астраханский тоже напрягся.