Испорченная реальность (ЛП) - Урбанчик Джон

— Это, — говорит Дайю, — дает мне надежду.

Она прижимается ко мне, смотрит сквозь струи воды и добавляет: — Мы можем победить. Можем жить снова.

II

— Нужно идти, — говорю я.

Уже разгар дня. Призраки не входили в пещеру, но, чтобы узнать, не ждет ли нас целая сотня на мостике, надо проплыть под водопадом. Конечно, они не бросят поиск. Они не глупы. Скорее всего, вернутся сюда.

— Нельзя, — говорит Дайю.

— Мы должны. — Я соскальзываю вниз, стараясь не поднимать брызг, хотя рев водопада их заглушает. Я жду, что будет холодно, но вода просто ледяная. Хуже, чем я помню. Одежда на вершине списка моих приоритетов. Бегать по лесу голым, наверное, можно, но в Сиднее так далеко не уйдешь.

Большую часть серой краски смыло, хотя это просто предположение. Единственные серые частички теперь пятна и разводы, что, похоже, решили остаться на коже навсегда. Я не вижу своего лица, но у Дайю оно чистое. Я снова чувствую себя человеком.

— Нельзя, — повторяет Дайю, хватая меня за плечо. Она недостаточно сильна, чтобы остановить меня, но и не полагается на это.

— Времени мало, — говорю я

— Ты боишься, что новый сдвиг снова изменит твою реальность.

— Именно.

— Это глупо.

— Как и все в этой ситуации.

Осторожно, без всплеска, Дайю соскальзывает в воду, забирая с собой торбу. В ней не хватит места для одежды — только для ножа. Он — наше единственное средство защиты.

— Теперь нам не затеряться в толпе, — говорю я.

— Это неважно.

Она медлит. Оставляет маску на выступе, золотистую, с красными и черными линиями. Тянется к ней, касается, пытается бросить и, наконец, берет.

— Я ее сделала, — говорит Дайю, хотя уже объясняла это.

— Разве она не значит то же, что и серая краска?

Дайю замирает.

Бассейн не слишком глубокий. На цыпочках я могу дотянуться до дна, но Дайю — нет. Барахтаясь в воде, сжимая маску, она переводит взгляд с меня на нее, снова и снова, а потом говорит:

— Ты прав, — и разбивает ее о выступ.

Золотистые осколки разлетаются в разные стороны. Она смотрит на них еще мгновение. Одни — плывут, другие — тонут, третьи — приземляются на камень. Она все еще держит в руке кусок щеки. Смотрит на меня, улыбается и швыряет его в дальнюю стену.

Потом мы уходим.

Проплыть под водопадом на этот раз легче: со светом снаружи и ясным представлением о том, что делать и куда идти. Единственный вопрос — что нас ждет на той стороне?

Ответ — ничего страшного.

Мы выбираемся из воды. Дайю очень хорошенькая, вода с нее течет ручьями, мокрая одежда прилипла к телу. Она кажется взъерошенной и не готовой к реальному миру. Слишком долго жила с призраками.

Я обнажен. Трясусь от холода. Еще менее подготовлен, но лучше знаю жизнь. Только этот мир не реален — не для меня.

— Что в торбе? — спрашиваю я.

— Нож, — говорит Дайю. — Немного пороха.

— Надеюсь, в водонепроницаемом пакете.

Она не обращает внимания на мои слова.

— И деньги.

— Много? — интересуюсь я.

— Нам хватит.

— Нужно будет купить мне одежду.

— Сперва сойдем с гор.

— Ты сказала, что знаешь дорогу.

— Да. Но идти долго.

Мы оба босиком. Не готовы, но сейчас меня ничто не остановит.

Под долго она подразумевает очень долго. Мы идем несколько часов. Не встречаем никого. Сходим с тропы, чтобы не наткнуться на призраков. Выбираемся из пещеры, идем прочь от горы, через лес и ручьи, однажды взбираемся по трехметровой земляной насыпи. Легче сказать, чем сделать. Только на это мы потратили целый час.

Я хочу, чтобы на мне была одежда, любая, но в общем почти об этом не думаю. Дайю уже видела меня голым; теперь теплее — под солнцем мы обсохли. Я понятия не имею, какой город — ближайший.

В пути мы беседуем. В основном рассказываю я, иногда о Карен, как она ненавидит готовить, и моет посуду, и отправляет меня учиться на рыбный рынок. Как решила открыть мне Австралию. Водила в оперный театр, на прогулку по ботаническим садам, на пляж Бонди — для серфинга. Смеялась, когда я впервые заказал креветок и их подали с головами.

(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-144', c: 4, b: 144})

Дайю говорит о жизни с призраками, хотя называет их тенями. Она училась на лекаря, никогда не убивала ножом — до прошлой ночи. Они часто танцуют и поют — больше делать нечего. У нее были любовники, дважды. Один умер, другой поблек. Дети-призраки вызывали у нее грусть. Напоминали о детстве. У нее их не было, как и у остальных «призрачных» женщин.

Она понятия не имеет, что будет делать, вернувшись в реальность.

— Я больше не буду лекарем, — говорит она. — Хватит с меня крови.

И смотрит на свои руки так, словно они испачканы.

Мы беседуем шепотом, не только потому, что наши голоса охрипли. Честно говоря, мне нравится ее шепот — в нем есть что-то личное, что призраки стереть не смогли. Я сиплю — вероятно, из-за ледяной воды и стылого ночного воздуха.

Мне начинает казаться, что мы просто двое людей, возможно парочка на романтической прогулке по лесам, — с картами, камерами и едой для пикника. При этой мысли мой живот бурлит так, что Дайю хихикает, но мне не смешно. Если мы не выйдем из леса достаточно скоро, голод станет проблемой. Воду можно пить из ручьев. Но у нас нет оружия для охоты, и мы не видели ничего крупней какаду.

Мы оказываемся в тени другой горы. Здесь не Гималаи — вершины куда скромней, почти везде протоптаны тропинки. Я не узнаю мест, но понимаю, что мы где-то в Голубых горах. Может, в часе от Катумбы, может — в паре минут, но еда, одежда, убежище и машины уже близко. До Сиднея часа два или три — на поезде или автобусе, а может, и того меньше — надо только выбраться из долины.

Время от времени мы останавливаемся, немного отдыхаем, прислушиваемся — не крадутся ли за нами призраки, нет ли поблизости людей, ведь мы недалеко от города. Солнце опускается слева, оставляя на горизонте алую полоску, когда мы спускаемся с горы.

До темноты нам удается выйти на асфальтовую дорогу. С одной стороны дома, с другой — деревья и долина. Мы держимся чуть поодаль, прячемся, потому что незаметным меня не назвать. Дайю — тоже, если честно, но она выглядит поприличней.

— Жди здесь, — говорит она и перебегает улицу. Машин и фонарей нет, небо наконец синеет — скоро наступит ночь. Она бежит вдоль изгороди, перепрыгивает через забор, как акробатка, исчезает из виду.

Я жду.

III

Жду долго. Считаю звезды (больше пятидесяти), проезжающие машины (две), плохие исходы (почти все). Убиваю время и тревожусь. Представляю абсурдные сценарии, в которых Дайю возвращается с армией призраков, полицией (вот, офицер, этот голый мужчина!) или дробовиком. У нее много возможностей убить, ранить или покалечить меня, даже если шанса предать уже нет. Правда? Что, если это часть процесса посвящения? Чтобы я понял, насколько бесполезно сопротивляться? Чтобы знал: нет других вариантов, кроме легендарного Пути Призрака.

Я уверен, что у них есть о нем легенда — то, что я ее не слышал, ничего не значит.

Да, Путь Призрака долог, труден, ведет по городам, лесам и горам, через ручьи, возможно даже через Тихий океан. У меня впереди целые месяцы. С красоткой компаньонкой мне будет трудней. Без надежды, чести и братства я сломаюсь.

Я улыбаюсь. Призраки проиграют.

Ну, одежду у меня отобрали, но в остальном они ошибаются. Я все еще вижу перед собой Карен. Ее зеленые глаза. Шаловливую улыбку. Объятия.

Карен Финли, мать которой живет в Аннандейле. Я знаю, где именно, и могу пойти прямо туда. Это стоило сделать сразу же. Или туда ведет Путь Призрака?

Мимо проезжает еще одна машина. Теперь их три. О счастье!

(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-145', c: 4, b: 145})

Я медленно отхожу от дороги. Прочь от места, где мы расстались с Дайю, просто на всякий случай. Не жду погони, но Дайю нет довольно давно. Я без часов. Напеваю заставку «Рискуй!»[37] — три, четыре раза, пока не надоедает. Она длится тридцать секунд, значит, прошло еще две минуты.