Банк - Всеволод Данилов

– Так Макс ничего не знает! – крикнул вслед Забелин. – Договорились?!

Молчание было ему ответом.

«Будем считать, договорились. Тем более ничего другого и не остается».

– Закурить не угостите? – перед Забелиным остановились те самые вслушивавшиеся в их разговор девушки. Они стояли подле него, расставив высокие сапоги, так, что короткие юбки натянулись на бедрах.

– Не заморозите?

– А ты согрей. – Интересный, в приличном прикиде мужик давно заинтересовал их, и уход его скандальной, судя по всему, бабы показался очень кстати.

– Нет, девочки, я не по этой части, – огорчил их, поднимаясь, Забелин. – Как-нибудь в другой раз.

– Будем ждать, – со смехом послышалось из соседней аллеи.

Он присмотрелся: в темнеющем сквере накапливалась жизнь – недавно министр внутренних дел громогласно объявил, что переселит проституток с Тверской на Котельническую набережную. И теперь, не дожидаясь официального указания, законопослушные проститутки заблаговременно осваивали новую территорию.

Глава 6

Великая сила случайности

Виктор Николаевич Астахов, все еще не решаясь поверить в удачу, в который раз, в силу привычки к тщательности, прошелся по составленной им компьютерной разграфке. Ошибки не было: только что волею случая он обнаружил документы, не уничтоженные, очевидно, по забывчивости их обладателя. А может, и не по забывчивости? За время знакомства с Александром Борисовичем Петраковым – улыбчивым хозяином этого кабинета – у Астахова составился образ бесконечно петляющего зверя. Кажется, что ни одно предложение в разговоре тот не закончил восклицательным знаком. Зато многоточий было в избытке. Такой человек ничего никогда не выбрасывает. В этом он видит свою силу. Но в этом же, – Астахов еще раз огладил найденную в нижнем ящике стола под пустыми картонными папками пачку векселей, – и его слабость. Приятная, что говорить, оказалась слабость. И дорогая! Он покачал документы на руке, мысленно оценивая их вес в долларах, удовлетворенно потянулся, еще раз глянул на часы, прикидывая, стоит ли немедленно позвонить Забелину или отложить звонок до утра. Выходило, что до утра. Во-первых, на часах оказалось аж около девяти вечера, а во-вторых, Астахов хорошо запомнил последнее совещание, на котором приготовленный им эффект был так беспардонно скомкан тем самым Забелиным. Нет, слишком важна сегодняшняя находка, чтобы суетиться. Да и самому не мешает сначала разобраться: векселя на огромную сумму, выписанные институту, – это ж переворачивает весь баланс. Но незарегистрированные, спрятанные от посторонних глаз. В чем смысл? Надо успокоиться и все проанализировать уже дома.

Он запустил на принтер распечатку одной копии сенсационной выборки и тут же уничтожил файл. Оставалось решить, куда спрятать обнаруженное. Хорошо бы в сейф к Флоровскому. Но тот еще в семь заходил попрощаться. Вот она, великая сила случайности. Полез искать чистые листы бумаги. А окажись они на столе?

Астахов услышал звук открывающегося на пустом этаже лифта, быстро сунул векселя в запасной карман пиджака, поскольку времени дотянуться до лежащего на углу стола портфеля не было.

– Ба! Фининспектор! Все бдите? – В кабинет быстро вошел низкорослый человек, радушная улыбка которого производила впечатление несколько тягостное, глаза за толстыми линзами очков едва угадывались.

– Извините! Меня тут на сегодня в ваш кабинет определили. – Астахов сделал движение подняться.

– Да какие меж нами счеты. Пользуйтесь. – Петраков удержал Астахова в кресле. – Тем паче теперь это и не очень мой кабинет. На днях освобожу. Снимают меня, если слышали.

– Слышал, – поколебавшись, признался Астахов.

– Вот такие дела. Работаешь, знаете, работаешь. Не жалеешь себя.

Он прервался, сообразив, что «не жалеешь себя» перед налоговиком, который перед этим выпотрошил твое исподнее, – это перебор. Конечно, не совсем все выпотрошил – о списке запрашиваемых документов ему ежедневно докладывала главбух. Но и упирать на собственную филантропию не приходится. И хоть не рассчитывал застать въедливого налоговика в своем кабинете, да еще так поздно, момент договориться выглядел подходящим.

– А вы, слышал, вроде тоже закончили? Актиком, должно, быть скоро удивите?

– Ну, акт еще составить надо.

– Понимаю, понимаю. Все свести, обсчитать. Определить, что на кого подвесить. – И, заметив некоторое смущение налоговика, Петраков радостно потер ладоши. – На меня-то много, поди, накопали?

Неудовлетворенный движением плеча, расстроился:

– Потому что работал много. Кто работает, тот всегда рискует. Согласны?.. Согласны. По глазам вижу. Да и как может быть иное? Другое дело – за риск и плата должна быть рисковая. Вот взять вашу, будем говорить, профессию… Вы позволите?

Астахов наконец поднялся и, воспользовавшись этим, Петраков незаметно перебрался в освободившееся кресло у стола.

– Профессия-то у вас непростая. Тут и знания нужны, и сила воли. Я про соблазны всякие. Есть ведь?

– Есть. – Астахов сконфуженно огладил несуществующий животик. – Я вот сладкое люблю.

– Сладкое. – Петраков хохотнул. – Ну, скажете. Хотя по большому счету все мы, мужики, сластены. И ничего в этом, к слову, зазорного. Жизнь! Было бы здоровье да мани на сладости. Вам, простите, сколько платят?

– Немного.

– То-то что. А ведь задумывались – соответственно ли психоневрологическим, так сказать, затратам? Будем говорить прямо.

– А будем? – При последнем слове Астахов несколько оживился. Но ненадолго.

Петраков вновь хохотнул:

– И так знаю: не по уму платят. Ведь какое усердие вы незаурядное выказали, чтобы всю нашу хозяйственную деятельность, так сказать, поднять. То вскрыли, о чем и сам подзабыл… А что думаете? Слежу. И с уважением. И ведь понимаю дальнейшее. Я о выводах.

– А чего с выводами? Обсчитаю. Да и заключу.

– О! Хитрите. – Александр Борисович аж пальчиком потряс. – Тут ведь главное – угол зрения. Есть операция. Есть результат. А есть оценка результата.

– Ну. Это уже не к ревизору.

– Ой и лукавый! Как раз к вам. Ведь тут как подать. Как подадите, так и сжуют. Улавливаете?

– Тонкий вы человек, Александр Борисович. Слушаю, слушаю, каждое слово вроде понятно, а вот общий смысл не могу уловить. Вы со мной как-нибудь попроще. Сделайте скидку на возраст.

– Работа моя тонкая… была. По краю ходил, чтобы институт тащить. Операции финансовые неоднозначно расценены могут быть… Понимаете? Да понимаете. Иначе б не работали. Потому и важно, как результат подать. А чтобы правильно подать, необходимо мои разъяснения получить.

– Да, конечно. Как только акт будет готов, я попрошу вас, как и других, дать необходимые письменные…

– Нет, нет, нет! Именно что не после и именно что не письменные. Ведь согласитесь, я ту подоплеку знаю, что, может, и ваш взгляд на предмет, так сказать, описания переменит. Вот в чем штука! А тогда и описание само несколько иначе может повернуться… То есть фактец, он есть. А вот с чем его, простите за каламбурец, съесть, это-то и требует объяснений. А уж последующие, будем говорить, читатели, да мы ли с вами не знаем? Вашу трактовку тиражировать дальше и будут. Как некую, знаете, заданность.

– Вы, Александр Борисович, что-то мне предложить хотите?

– Уж сразу и предложить. – Петраков засмущался. – Просто разговор у нас такой добрый вышел. О мотивации.

– О мотивации?

– Хочется, знаете, чтобы люди друг друга понимали. А того паче – себя. Предположим, нашли вы в моих действиях нарушения.

– Если совсем начистоту, нарушения – это мягко сказано. – Разговор продолжался с полчаса и за это время не продвинулся, так что Астахов начал испытывать раздражение. К тому же, разговаривая, Петраков периодически приоткрывал ящик стола, и Астахов уже почти не сомневался, что в кабинет поздно вечером он вернулся именно за теми самыми бумагами, что жгли внутренний карман астаховского пиджака.

– Да, правы! Был поверхностен. Налоговый кодекс так и не удосужился в текучке беспрерывной проштудировать, – повинился Петраков.

– Да что налоговый? Пора бы уж и уголовный проштудировать, – не удержался Астахов и тут же перехватил рысий взгляд из-под толстых линз.

– Ну, уж на это-то время тратить! Когда дело подойдет, сами и статью подберут, сами и огласят. Но вот огласят ли? – тут он поднял палец, призывая собеседника быть внимательным. – Я как раз о том же – о мотивации.

– О вашей?

– Можно и о моей. Но это сейчас неконструктивно: когда начинал разгребать здесь, одна была. А теперь…

– Другая.

– Увы! И вашу хочу переменить.

– У меня-то просто. Выявить и максимально объективно описать.

– Хо-хо! – Петраков аж в ладошки похлопал. – Вот как! А я, простите, ученый и в категориях этих точненько разбираюсь. То, о чем вы сейчас, – цель. А если по мотивации… Вы вот, простите, немолодой, не очень, наверное, здоровый человек. Только без обид, ладно?