Трагедия 1941 года - Арсен Мартиросян

Уже в наше время авторитетное издание — «Независимое военное обозрение» — в № 46 от 28 декабря 2007 г. опубликовало прекрасную статью по случаю 100-летия со дня рождения начальника советской внешней разведки накануне и во время войны, генерала Павла Михайловича Фитина. Так вот, автор это статьи — ведущий эксперт Кабинета истории внешней разведки СВР РФ Владимир Сергеевич Антонов — не обошел вниманием этот «известный случай». Более того. Описал его практически так, как было указано выше. А единственную итоговую реакцию Сталина на доклад разведки привел в следующей форме: «Дезинформация! Можете быть свободны…»

Как это и так понятно, итогового резюме Сталина Антонов сам слышать не мог. Просто как ведущий эксперт Кабинета истории внешней разведки он в данном случае отдал дань многолетней «традиции» — хоть как-то, но «лягнуть» Сталина. Между тем, «лягать»-то не за что. Все действия Сталина лишь тогда становятся полностью понятными, когда в прокрустово ложе исторической объективности уложены все данные разведки и дипломатии. Так вот, если это сделать, а сделать это очень легко, то увидим следующее. Доклад состоялся 17 июня. А накануне от советского посла в Германии Деканозова, а также из других резидентур поступило интересное сообщение. Оказалось, что ещё 15 июня 1941 г. германский МИД дал указание послам Третьего рейха в Риме, Токио и Будапеште довести до сведения соответствующих правительств, что Германия намерена «самое позднее в начале июля внести полную ясность в германо-советские отношения и при этом предъявить определенные требования». Это была дезинформационная акция Риббентропа, но в тот момент Москве об этом еще не было известно.

На глазах у Сталина произошло столкновение двух важнейших информации — информации разведки о грядущем в самые ближайшие дни нападении и информации посла о возможных переговорах. Стремясь любым способом оттянуть время вооруженного столкновения, Сталин в тот момент оказался склонен воспринять в первую очередь информацию посла. Почему?! А вот это уже не простой вопрос. Дело в том, что упомянутое выше указание германского МИДа (точнее, лично Риббентропа) слегка подыгрывало некоторым советским зондажным шагам. Дело в том, что по указанию Москвы еще 8 июня посол СССР в Румынии А. И. Лаврентьев во всеуслышание заявил, что войны, скорее всего, не будет, а будут переговоры, которые, однако, могут сорваться, если немцы выдвинут неприемлемые условия. Это был тонкий намек Берлину сесть наконец-то за стол переговоров. Через несколько дней в беседе с японским послом в СССР такой же намек сделал и Молотов, заявив попутно, что «не верит в принципиальное изменение германо-советских отношений».

Подчёркиваю, что, стремясь любой ценой оттянуть время вооруженного столкновения с Германией, Сталин вовсе не от якобы вводивших его в заблуждение пацифистских амбиций воспринял информацию разведки как дезинформацию, если, конечно, оно действительно было так. Ведь информация разведки требовала реакции руководства страны и реакции непростой — она должна была бы выразиться в определенных «телодвижениях» войсками на границе. А это уж могло дать шанс Берлину обвинить СССР в агрессивных намерениях, а соответственно оправдать свое нападение необходимостью превентивной защиты рейха (что Гитлер и произнес в своей речи 22 июня). А оно надо было Сталину?! Сталину надо было спутать все карты Берлину, что он и попытался сделать18 июня, предложив Берлину срочно принять с визитом Молотова, на что немедленно был получен категорический отказ. И ведь, обратите на это внимание, тем самым Сталин намеренно проверял поступившую из Германии информацию о возможных переговорах по урегулированию межгосударственных отношений. Проще говоря, не поверил и информации посла, но тут же предпринял свою проверку. Но получил категорический отказ. Только после этого Сталин окончательно удостоверился, что Берлин ведет подлую дезинформационную игру. Конечно, это вовсе не означает, что он раньше этого не понимал. Понимал, и даже очень хорошо понимал. Но пока сохранялась хотя бы иллюзорная видимость какого-то шанса избежать или, по меньшей мере, хотя бы еще раз оттянуть время вооруженного столкновения, Сталин действовал именно в этом направлении. Вправе ли мы обвинять его за это?! Да нет у нас такого права! И быть не может! Потому как руководитель государства всеми силами и средствами пытался избежать или хотя бы оттянуть время столкновения! За что же его ругать или обвинять?! У нас тем более нет ни малейшего права на это, если еще учтем то обстоятельство, что уже 18 июня он окончательно избавился от всех иллюзорных надежд. Потому что, во-первых, 18 июня последовал мгновенный и категорический отказ Берлина принять Молотова со срочным визитом. Это был первый финальный звонок. Во-вторых, к 18 же июня разведка погранвойск подтвердила, что выдвижение ударных группировок вермахта на исходные для нападения позиции все-таки началось. Это был второй финальный звонок. И вот тут-го Сталин совместно с Берия сделал практически до сих пор неизвестный уникальнейших шаг, который буквально в корне, как знаменитый Архимедов рычаг, не только переворачивает все вдолбленные в массовое сознание лживые стереотипы, но и полросту вдребезги их разносит. Описание это потрясающего, действительно уникальнейшего действия Сталина и Берия приведу со ссылкой на книгу глубоко уважаемого талантливого коллеги Сергея Тарасовича Кремлёва «Берия. Лучший менеджер XX века» (М., 2008, с. 318–319): «Есть такая книга — „Я — истребитель“, написанная генерал-майором авиации Героем Советского Союза Георгием Нефедовичем Захаровым. Перед войной он командовал 43-й истребительной авиадивизией Западного Особого военного округа. Пребывая тогда в звании полковника, Захаров уже имел опыт боев в Испании (6 самолётов лично сбитых и 4 в группе) и в Китае (3 лично сбитых). Цитата из его книги будет обширной, но сократить в ней что-либо нельзя — здесь важна каждая фраза.

„…Где-то в середине последней предвоенной недели — это было либо семнадцатого, либо восемнадцатого июня сорок первого года — я получил приказ командующего авиацией Западного Особого военного округа пролететь над западной границей. Протяженность маршрута составляла километров четыреста, а лететь предстояло с юга на север — до Белостока. Я вылетел на У-2 вместе со штурманом 43-й истребительной авиадивизии майором Румянцевым. Приграничные районы западнее государственной границы были забиты войсками. В деревнях, на хуторах, в рощах стояли плохо замаскированные, а то и вовсе не замаскированные танки, бронемашины, орудия. По дорогам шныряли мотоциклы, легковые — судя по всему, штабные — автомобили. Где-то в глубине огромной территории зарождалось движение, которое здесь, у самой нашей границы, притормаживалось, упираясь в неё… и готовое вот-вот перехлестнуть через нее. Количество войск, зафиксированное нами на глазок, вприглядку, не оставляло мне никаких иных вариантов для размышлений кроме единственного: близится война. Все, что я видел во время полета, наслаивалось на мой прежний военный опыт, и вывод, который я для себя сделал, можно сформулировать в четырех словах: со дня на день.

Мы летали тогда немногим более трех часов. Я часто сажал самолет на любой подходящей площадке, которая могла бы показаться случайной, если бы к самолету тут же не подходил пограничник. Пограничник возникал бесшумно, молча брал под козырек (то есть он заранее знал, что скоро сядет наш самолет со срочной информацией! — прим. С. Кремлёва) и несколько минут ждал, пока я писал на крыле донесение. Получив донесение, пограничник исчезал, а мы снова поднимались в воздух и, пройдя 30–50 километров, снова садились. И я снова писал донесение, а другой пограничник молча ждал и потом, козырнув, бесшумно исчезал. К вечеру таким образом мы долетели до Белостока и приземлились в расположении дивизии Сергея Черных…“

Из пограничного „секрета“ донесение Захарова немедленно уходило на заставу, оттуда в штаб погранотряда, оттуда — в штаб погранокруга, а тот уже телеграфировал в Главное управление погранвойск НКВД…» (конец цитаты из книги С. Кремлёва).

А теперь не сочтите за обременительный труд глубоко вдуматься в суть того, что же на самом деле сделали Сталин и Берия. Ведь перед вами блистательное описание молниеносно осуществленной воздушной разведки по всей линии границы Западного Особого военного округа! И не просто воздушной разведки, а осуществлявшейся в режиме реального времени. Потому как каждые 30–50 км Захаров сажал самолет и писал срочное донесение, а заранее знавшие о прибытии такого самолета пограничники, молча принимали и отправляли по назначению донесение Захарова. Более того. В режиме реального времени, но в течении одного светового дня была собрана интегральная разведывательная информация о военных приготовлениях вермахта к нападению на СССР на самом опасном с точки зрения советского руководства направлении — Белорусском! В масштабе всей границы Западного Особого военного округа!