Под чужим именем - Джейн Портер

— Согласен. Так как вы собираетесь удовлетворить меня?

— Никак.

— И все же вы это сделаете.

Он подошел совсем близко к ней. Бежать было некуда — за дверью стояло четверо охранников.

— Но зачем? — прошептала Ханна, облизывая губы.

— Потому что я помню, что вы сказали мне ночью после бала. Вы влюбились меня с первого взгляда. Может, вы и это выдумали, как и все остальное?

Она посмотрела ему в глаза, чувствуя его напряжение. Он едва сохранял самообладание.

— Нет, — тихо проговорила она. — Я действительно влюбилась в вас с самого начала. Я понимала, что притворяться Эммелиной нехорошо, но мне так нравилось быть рядом с вами…

— Вам нравилось быть со мной?

Она кивнула:

— Больше, чем с кем-либо еще.

Он запустил руку в ее волосы:

— Мне тоже ни с кем не было так хорошо, как с тобой.

Ее сердце забилось быстрее.

— Так что же нам теперь делать? — спросил Зейл.

— Ты больше не злишься?

Его рука спустилась вниз, к ямке между ключицами, где неровно бился ее пульс.

— Злюсь, но это не меняет то, что я чувствую.

Она задрожала при его прикосновении, а во рту у нее пересохло.

— И что же ты чувствуешь ко мне?

Его глаза заблестели.

— Любовь.

Она ошеломленно посмотрела на него:

— Ты… любишь… меня?

Он опустил голову, слегка касаясь ее губ своими:

— Да… вот такой я дурак.

Она закрыла глаза:

— Вовсе не дурак. Ведь я так люблю тебя…

— Скажи это еще раз.

Открыв глаза, она увидела желание и надежду в его взгляде.

— Я люблю тебя, Зейл. Больше, чем любила кого-либо другого в своей жизни.

Глава 16

Ханна лежала в объятиях Зейла. За окнами садилось солнце. Оранжево-красные цвета облаков тускнели, и поперек площади легли сиреневые тени. Они провели несколько часов в постели, занимаясь любовью. Теперь в их ласках была нежность и горечь расставания. Зейл должен был жениться на особе королевских кровей. С пятнадцати лет он знал, что женится на принцессе Эммелине.

Но все изменилось в мгновение ока — Эммелина не выйдет за него замуж, а женщина, которую он любит, не принадлежит к королевскому роду. Чувство долга требовало, чтобы он ушел от Ханны. Здравый смысл подсказывал то же самое. И все же Зейл чувствовал, что Ханна так же важна для него, как и Тинни. А от Тинни он не ушел бы никогда.

Но кто займет престол, если он выберет Ханну? Кто сможет управлять страной?

У него были двоюродные братья, но все они теперь жили за границей — в Сиднее, Париже, Сан-Франциско, Лондоне и Буэнос-Айресе. В больших, ярких, интересных городах. Никто из них не мог заменить его. Его старший кузен, Эммануэль, был добрым и образованным человеком, но у него было слабое здоровье. Младший брат Эммануэля, Николас, был весьма обаятелен, но любил тратить деньги и не вылезал из долгов.

Так кто же будет королем Рагувы, если Зейл отречется от престола?

Ханна положила руку на грудь Зейла.

— Не надо, — пробормотала она. — Делать нечего. Мы оба знаем, чем все закончится. Утром я уеду.

— Нет.

— Мне не хочется уезжать, но я не смогу дать тебе наследников.

— Не хочу терять тебя.

— Если я уеду, будет лучше. Лучше расстаться тихо и быстро. Чем дольше я буду оставаться здесь, тем хуже будет.

— Я слишком многое потерял в своей жизни, Ханна. Как я могу потерять еще и тебя?

Ханна долго молчала.

— Не знаю, — наконец произнесла она. — Но это единственный выход. Ты не можешь покинуть свою страну и оставить Тинни.

— Тинни мог бы поехать вместе с нами.

— Но дворец — его единственный дом. Более того, ты король и отвечаешь за свою страну. Такова твоя судьба.

Он закрыл лицо руками:

— Моя судьба — это ты. Я абсолютно уверен в этом.

Она поцеловала его.

— Я люблю тебя, но ты не прав. Я не могу быть твоей судьбой, если тебя ждет твоя страна.

— Тебе так легко будет уйти?

— Нет. Мне будет нелегко, но, если ты отречешься от трона ради меня, ты будешь меня ненавидеть, а я всегда буду чувствовать себя виноватой.

— Должно быть другое решение.

Она прижалась щекой к его груди, слушая ровное биение его сердца. Он был благородным человеком и настоящим королем.

— Но его нет, милый.

Все было решено. Ханна уедет утром, а Зейл отвезет ее в аэропорт и посадит на рейс в Даллас. Зейл попросил шеф-повара принести ужин в номер. Они ели в ее комнате, пили красное вино и долго беседовали — обо всем, кроме отъезда Ханны. Ночью они снова занимались любовью, пока не наступил рассвет. Солнце встало из-за гор, окрашивая небо в бледно-желтые тона.

Лежа в объятиях Зейла, Ханна тихо проговорила:

— Я знаю, что не имею права просить об одолжении, но все же у меня есть одно желание. Можно мне последний раз увидеться с Тинни?

Зейл молчал.

— Совсем ненадолго, — добавила она. — Я обойдусь без лишних эмоций — просто спокойно попрощаюсь с ним.

— Не знаю, Ханна. Тинни уже считает тебя своей сестрой, и он не поймет, почему ты уезжаешь.

— Но, я полагаю, он и так удивлен тем, что я исчезла из дворца. Я скажу Тинни, что мне нужно съездить в Техас повидать родных, а еще расскажу ему про ранчо и ковбоев. Прошу тебя. Мне будет легче уехать — я не хочу бросать Тинни так, как будто он ничего для меня не значит.

— Хорошо. Я позвоню миссис Сивке и скажу, что утром мы будем пить чай с Тинни.

— Спасибо.

Через три часа они уже сидели за столом в гостиной Тинни. Миссис Сивка налила Ханне и Зейлу чай, а Тинни — горячий шоколад. Тинни радостно смеялся, раскачивался на стуле и хлопал в ладоши, пока Ханна рассказывала ему о Техасе и животных на отцовском ранчо. Ему очень нравилось, что у них есть лошади, коровы, куры и даже коза.

Но очень скоро пришло время прощаться. Ханна обняла и поцеловала Тинни, а затем взяла за руки миссис Сивку.

Голубые глаза пожилой женщины наполнились слезами.

— Простите, ваше высочество.

— Вы больше не можете так называть меня. Я просто Ханна Смит.

— Не просто. — Миссис Сивка сжала руку девушки. — Берегите себя.

— Спасибо, я постараюсь, — заверила ее Ханна.

— И будьте счастливы.

— Надеюсь, — ответила Ханна, стараясь сохранять улыбку.

По дороге в аэропорт Зейл и Ханна молчали. Когда Ханна села в кожаное кресло личного самолета Зейла, он резким тоном спросил ее:

— Неужели я должен просто так оставить тебя?

Она обещала себе не плакать, держаться ради себя и Зейла.

— Да.

— А что я должен сказать сейчас?

К ее горлу подступил ком, а сердце наполнила огромная нежность. Она смотрела на него, стараясь запомнить каждую черту его лица, каждое выражение.