Гиперболоид инженера Гарина. Аэлита. - Алексей Николаевич Толстой
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Раскурив крепкий табак в трубке, Вольф сказал:
— Дело обстоит так. Германская анилиновая компания — единственная, которая не идет ни на какие соглашения с американцами. Компания получила двадцать восемь миллионов марок государственной субсидии. Сейчас все усилия Роллинга направлены на то, чтобы провалить германский анилин.
— Он играет на понижение? — спросил Хлынов.
— Продает на двадцать восьмое этого месяца анилиновые акции на колоссальные суммы.
— Но это очень важные сведения, Вольф.
— Да, мы попали на след. Роллинг, видимо, уверен в игре, хотя акции не упали ни на пфенниг, а сегодня уже двадцатое… Вы понимаете, на что единственно он может рассчитывать?
— Стало быть, у них все готово?
— Я думаю, что аппарат уже установлен.
— Где находятся заводы Анилиновой компании?
— На Рейне около Н. Если Роллинг свалит анилин, он будет хозяином всей европейской промышленности. Мы не должны допустить до катастрофы. Наш долг — спасти германский анилин. (Хлынов пожал плечом, но промолчал.) Я понимаю: чему быть — то будет. Мы с вами вдвоем не остановим натиска Америки. Но, чорт его знает, история иногда выкидывает неожиданные фокусы.
— Вроде революций?
— А хотя бы и так.
Хлынов взглянул на него с некоторым даже удивлением. Глаза у Вольфа были круглые, желтые, злые.
— Вольф, буржуа не станут спасать Европу.
— Знаю.
— Вот как?
— В эту поездку я насмотрелся… Буржуа — французы, немцы, англичане, итальянцы — преступно, слепо, цинично распродают старый мир. Вот чем кончилась культура — аукционом… С молотка!
Вольф побагровел:
— Я обращался к властям, намекал на опасность, просил помочь в розысках Гарина… Я говорил им страшные слова… Мне смеялись в лицо. К чорту!.. Я не из тех, кто отступает.
— Вольф, что вы узнали на Рейне?
— Я узнал… Анилиновая компания получила от германского правительства крупные военные заказы. Процесс производства на заводах Анилиновой компании в наиболее сейчас опасной стадии. У них там чуть ли не пятьсот тонн тетрила в работе.
Хлынов быстро поднялся. Трость, на которую он опирался, согнулась. Он снова сел.
— В газетах проскользнула заметка о необходимости возможно отдалить рабочие городки от этих проклятых заводов. В Анилиновой компании занято свыше пятидесяти тысяч человек… Газета, поместившая заметку, была оштрафована… Рука Роллинга…
— Вольф, мы не можем терять ни одного дня.
— Я заказал билеты на одиннадцатичасовой, на сегодня.
— Мы едем в Н.?
— Думаю, что только там можно найти следы Гарина.
— Теперь посмотрите, что мне удалось достать. — Хлынов вынул из кармана газетные вырезки. — Третьего дня я был у Шельги… Он передал мне ход своих рассуждений: Роллинг и Гарин должны сноситься между собой…
— Разумеется. Ежедневно.
— Почтой? Телеграфно? Как вы думаете, Вольф?
— Ни в коем случае. Никаких письменных следов.
— Тогда — радио?
— Чтобы орать на всю Европу… Нет…
— Через третье лицо?
— Нет… Я понял, — сказал Вольф, — ваш Шельга молодчина. Дайте вырезки…
Он разложил их на коленях и внимательно стал прочитывать подчеркнутое красным:
«Все внимание сосредоточьте на анилине».
«Приступаю».
«Место найдено».
— «Место найдено», — прошептал Вольф, — это газета из Е., городок близ Н… «Тревожусь, назначьте день». — «Отсчитайте тридцать пять со дня подписания договора…» Это могут быть только они. Ночь подписания договора в Фонтенебло — двадцать третьего прошлого месяца. Прибавьте тридцать пять, — будет двадцать восемь, — срок продажи акций анилина…
— Дальше, дальше, Вольф… «Какие меры вами приняты?» — это из К., спрашивает Гарин. На другой день в парижской газете — ответ Роллинга: «Яхта наготове. Прибывает на третьи сутки. Будет сообщено по радио». А вот — четыре дня назад — спрашивает Роллинг: «Не будет ли виден свет?» Гарин отвечает: «Кругом пустынно. Расстояние пять километров».
— Иными словами, аппарат установлен в горах: ударить лучом за пять километров можно только с высокого места. Слушайте, Хлынов, у нас ужасно мало времени. Если взять пять километров за радиус — в центре заводы, — нам нужно обшарить местность не менее тридцати пяти километров в окружности. Есть еще какие-нибудь указания?
— Нет. Я только что собирался позвонить Шельге. У него должны быть вырезки за вчерашний и сегодняшний день.
Вольф поднялся. Было видно, как под одеждой его вздулись мускулы. Хлынов предложил позвонить из ближайшего кафе на левом берегу. Вольф пошел через мост так стремительно, что какой-то старичок с цыплячьей шеей, в запачканном пиджачке, пропитанном, быть может, одинокими слезами по тем, кого унесла война, затряс головой и долго глядел из-под пыльной шляпы вслед бегущим иностранцам:
— О-о! Иностранцы… Когда деньги в кармане, то и толкаются и бегают, как будто бы они дома… О-о… дикари!..
В кафе, стоя у цинкового прилавка, Вольф пил содовую. Ему была видна сквозь стекло телефонной будки спина разговаривающего Хлынова, — вот у него поднялись плечи, он весь налез на трубку; выпрямился, вышел из будки; лицо его было спокойно, но белое, как маска.
— Из больницы ответили, что сегодня ночью Шельга исчез. Приняты все меры к его разысканию… Думаю, что он убит.
56
Трещал хворост в очаге, прокопченном за два столетия, с огромными ржавыми крючьями для колбас и окороков, с двумя каменными святыми по бокам, — на одном висела светлая шляпа Гарина, на другом — засаленный офицерский картуз. У стола, освещенные только огнем очага, сидели четверо. Перед ними — оплетенная бутыль и полные стаканы вина.
Двое мужчин были одеты по-городскому, — один скуластый, крепкий, с низким ежиком волос, у другого — длинное, злое лицо. Третий, хозяин фермы, где на кухне сейчас происходило совещание, — генерал Субботин, — сидел в одной холщовой грязной рубашке с закатанными рукавами. Начисто обритая кожа на голове его двигалась, толстое лицо с взъерошенными усами побагровело от вина.
Четвертый,