Вечность сумерек, вечность скитаний - Сергей Юрьев

– Госпожа, сегодня здесь как-то неспокойно. Может быть, нам стоит поберечься? – Айлон обратился к Уте со всей почтительностью, на которую был способен. Молодая хозяйка Купола, а значит, и всего бродячего цирка, быстро, слишком быстро для простой маленькой бродяжки, заставила и наездников, и жонглёров, и акробатов, и фокусников либо уважать себя, либо старательно делать вид, что они только рады недавним переменам.

Айлон имел в виду буквально следующее: местность в окрестностях Сарапана кишит разбойничьими ватагами, и неплохо было бы этой ночью укрыть Куполом весь табор, притулившийся у обочины дороги.

– А вчера здесь было спокойно? – невпопад спросила Ута, продолжая думать о своём. Отсюда до входа в ущелье Торнн-Баг было всего три дня пути, и надо было сообразить, как убедить труппу двигаться туда, где нет никакой почтенной публики, и не от кого ждать сборов. Всё-таки власть её над этими людьми была небезгранична, а идти к цели в одиночестве было слишком опасно, даже имя при себе Купол.

– "Вчера", госпожа моя, вчера и кончилось, нас оно уже не касается. – Айлон отёр полотенцем капли пота, выступившие на его лысине. – А вот насчёт «завтра» надо сегодня позаботиться, а то костей не соберём.

С Би-Цуганом Айлон так разговаривать не смел, с ним он был кроток, как овечка, всё время кивал, и, на памяти Уты, не сказал бывшему хозяину ни одного сова поперёк… А тут вдруг расхрабрился перед лицом наступающей ночи!

– Айлон, а не слишком ли много у тебя завелось смелости? – В ней проснулась дочь лорда, наследница замка. – И не пытайся здесь командовать.

– А теперь на арене Ута Неприступная, повелительница слонов и людей! – немедленно заявил Айлон и кисло ухмыльнулся. – Ута, госпожа моя, ты ведь совсем не такая, какой хочешь казаться. Да, ты здесь хозяйка. Да, некоторые вообще страху натерпелись только оттого, что Купол у тебя оказался. Я даже не спрашиваю, как это получилось… И никто не спросит. Ты ведь, наверное, думаешь: почему этот Айлон, это старый перечник, перед Би-Цуганом пресмыкался, а тут много воли взял? А я тебе скажу… Би-Цуган, хоть о покойниках плохо не говорят, редкостным был болваном, он иного обращения и понять бы не смог. Никогда. А ты же умная девочка, ты же знаешь, что и другие могут дело говорить. А что до смелости моей – то со страху любой осмелеет. Лучше уж твой гнев как-нибудь перетерпеть, госпожа моя, чем завтра зарезанным лежать. – Он вздохнул, махнул рукой и направился к своей повозке, где его поджидала "мона Лаира ди Громмо, амазонка из Заморья". Ута в который раз удивилась, что нашла молодая наездница в тощем пожилом лысом, как сырная головка, распорядителе. Разве что, голос – сильный, бархатный, уверенный… Голос, при звуках которого почтенная публика, это галдящее сборище черни, благоговейно умолкает и ждёт чуда за свои гроши…

– Вот нахал! – Из-за повозки, пританцовывая, показался карлик Крук в рыжем парике. – Он и Ай-Цугану, земля ему пухом, так же грубил, а при Би-Цугане притих. Ты, Уточка, построже с ними, а то на шею сядут.

– Называй меня "моя госпожа", – охладила его пыл Ута. Карлик, видимо, вспоминая времена, когда она прятала краденные им деньги, иногда пытался держаться с ней панибратски. – И не смей наушничать. Не люблю…

– Как скажешь, моя госпожа, как скажешь… – Крук был разочарован, обижен, огорчён, раздавлен, разбит, смят. – Моё почтение… – Он снял парик, словно шляпу, торопливо поклонился и, пятясь, удалился.

Солнце уже легло на склон недалёкого холма, и стало тихо, если не считать шелеста травы на ветру и негромкого ржания лошадей. Обычно циркачи подолгу не могли угомониться, порой веселье продолжалось далеко заполночь, как бы рано не надо было подниматься. Сегодня же все разошлись по своим фургонам ещё до заката, и только полдюжины охранников заняли свои посты вокруг табора.

"Госпожа, сегодня здесь как-то неспокойно…". Наверное, Айлон прав – если поблизости притаилась ватага разбойников, то от них не отбиться и, тем более, не откупиться… Зачем им часть, если они без особых трудов смогут забрать всё. Однако наследнице замка Литт не пристало слушать советов какого-то бродяги, даже если он тысячу раз прав. Можно просто не спать этой ночью, и, если из-за придорожных кустов донесётся шорох осторожных шагов, если где-то хрустнет сломанная ветка, если ветер донесёт вонь немытого тела, то Купол поставить недолго – надо лишь произнести заклинание, несколько слов на непонятном языке. Би-Цуган, похоже, не надеялся на свою память, и при нём, кроме серебристой звезды с семью короткими лучами и зелёным камнем посередине, был свиток, в котором подробно излагалось, как развернуть Купол, как сделать его чёрным, словно безлунная ночь, как сделать его прочнее бронзового шлема или тонким и лёгким, спасающем лишь от дождя.

Когда люди Культи вломились в "Кривую кобылу", купец и Би-Цуган были слишком увлечены торгом, чтобы сразу заметить опасность. Купол был уже продан, но бывший его хозяин желал получить ещё столько же за свиток с заклинаниями, и кажется, почти добился своего. Что-что, а торговаться Би-Цуган умел, не жалея ни сил, ни времени. Купец как раз захлопнул ларец, полный полновесных золотых кругляшей, едва не прищемив пальцы своему несговорчивому собеседнику, но было уже поздно – Культя успел заметить деньги, много денег – ему и сотой доли такого богатства видеть не приходилось. Купец сразу же повалился под стол с метательным ножом в горле, а Би-Цуган накрыл руками лежащие на столе Купол и свиток, но не успел понять, что сделал он это зря. Всё кончилось ударом кистеня по голове, и он упал навзничь, продолжая прижимать к груди свои сокровища.

Культя и его подручные сразу же столпились вокруг ларца, и они моментально забыли про Уту, и ей оставалось только разжать окостеневшие пальцы бывшего хозяина цирка, забрать то, за чем пришла, и тихо уйти восвояси.

Если бы Айлон и прочие знали, как всё произошло, то в их глазах не читалось бы столько суеверного страха, когда Ута-кудесница, заклинательница весёлого гнома, явившись под утро, ни слова не говоря, взмахнула руками, и над ней раскрылся Купол. По преданию, Купол сам находил себе нового хозяина, когда старый умирал, и все были, в общем-то, довольны уже тем, что диковина не ушла на сторону, а досталась кому-то из своих. Нет, лучше им не знать, что никакого чуда не произошло, что всё решило обыкновенное человеческое коварство, трезвый расчёт, счастливый случай.

Тогда Ута, понимая, что эти люди ей ещё пригодятся, поспешила объявить, что отныне труппе будет перепадать не треть сбора, а половина, и все расходы на ремонт повозок, корм для лошадей, содержание охранников реквизит она берёт на себя, а карлику Круку, если снова вздумает воровать, руки поотрывает. Последнее вызвало общий смех – видимо, все очень живо себе представили, как худенькая девчушка отрывает длинные, едва не волочащиеся по земле, руки карлика, который, хоть и доставал Уте едва до плеча, но был не слабее любого из акробатов.