Любовь бандита или Роман с цыганом - Валентина Басан
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
После сына губернатора был тридцатилетний художник-алкоголик, сын прокурора и актрисы второсортных сериалов. Узнав сколько Уле лет, он мгновенно протрезвел и слил её не без помощи умного папаши, который испугался, что Каримов подаст иск на сынка за растление малолетних. Ульяну забирали на дорогущих иномарках, иногда даже привозили с утра в школу. Бедный Валик помнил каждое авто, каждого хлыща, который целовал на прощание его любимую, копию Моники Белуччи в молодости. Она была так порочна и так прекрасна.
Наступила долгожданная дискотека в ресторане, кто-то уже был изрядно пьян, кто-то под действием ЛСД, кто-то лишь планировал начать отмечать. Ульяна уже знала с кем проведёт вечер и ночь. Валик привлекал её больше и больше. Девочки курили в туалете и спорили, кто первый пригласит его на танец. Она вышла в зал, взяла его за руку и вывела на улицу. Без слов она поцеловала его и положила руки на спортивную стройную фигуру.
А он ничего, правда не опытный, но это поправимо, – подумала Уля и поцеловала парня в шею.
Зная, что папа Каримов улетел во Владивосток и вернётся через пару дней, она привезла Валика к себе домой.
Под утро когда у молодого бычка силы были на исходе, Уля повернулась к тумбочке и достала маленький бумажный пакетик. Потом достала из косметички прямоугольные длинные тени Диор и высыпала содержимое пакетика на зеркальце.
– Будешь? Уля подмигнула голой грудью.
– Нет, спасибо, – Валик смутился и покраснел.
– Маменькин сынок, да? Так тебя называют.
Валентин от злости и унижения готов был провалиться сквозь землю. Одиннадцать лет он любил эту девочку-женщину, он болел ею, всю ночь он доказывал ей это, а теперь… Теперь он опять маменькин сынок?
– Дай сюда, – Валик зло рванул зеркало из рук.
– Тише, малыш, сладкое рассыпешь, – ядовито улыбнулась Ульяна.
На часах, подаренных Младшему Левину Семьёй с Любовью, в тот день появились первые частицы кокаина.
Глава 22
Цыган сидел в коридоре больницы ни живой, ни мертвый. Белые стены давили на него, как каток, накатывали волнами, шатали, качали и отпускали. Его затошнило. Никогда до этого не тошнило, а тут внезапно мерзость подкатила горлу и он быстро зашёл в туалет. В частной клинике, в центре Москвы туалеты были по несколько на этаж, вместе с душевыми и комнатами отдыха, для уставших родственников в ожидании чуда.
Иван умылся ледяной водой и посмотрел в идеально вымытое зеркало в белой, дизайнерской раме. Никогда в жизни ему не было так противно. Все деньги мира, лучшие доктора Москвы, экстренная помощь не могли спасти их ребёнка, его ребёнка.
Он закрыл глаза, опять и опять прокручивая события последних суток. Валя, его нежная, золотоволосая, маленькая девочка, которую он не уберёг, сейчас лежит под наркозом, а лучший гинеколог с сорокалетним стажем чистит её от замершего плода. Зачем, зачем он позволил ей поехать к своему брату, Валику Левину, который лечился в закрытой клинике от наркомании.
Валентина увидела, как из пышущего здоровьем и красотой, молодого спортивного парня вышла вся жизнь. Где-то в глубине потухшего взгляда Валя увидела своего близкого друга детства, того Валика с которым лепили снежки и забрасывали Вовку, рвали вишни с дерева, купались в реке до синих губ, по очереди бегали в туалет после зелёных абрикосов, которые запивали водой из колонки. Валик стоял, засунув руки в глубокие карманы дорогого, темно-синего брендового халата. Он стал меньше ростом, сутулился и кутался в халат, как-будто постоянно мёрз. Лицо исчезло, вместо него был череп обтянутый кожей и потухшие, желтые белки глаз, растрепанные волосы неопрятно свисали клочьями на лоб и глаза. Жизнь еле теплилась в этом, Богом забытом, проклятом теле.
Увидев брата, Цыган сжал зубы до такого хруста, что Вале показалось у мужа во рту сухарь после салата "Цезарь". Желваки ходили под острыми скулами ходуном, Иван со злости сложил руки в кулаки. Валя держалась до последнего, но увидев лечащегося наркомана, залилась слезами.
Валик с болью усмехнулся и обнял по очереди брата и подругу. Оба с жалостью прижимали к себе сорок пять килограммов, которые мог унести ветер, тонкие руки из под халата белели и были покрыты синяками и спрятанными венами. Запах немытого тела, заброшенного своих хозяином, намекал на полное безразличие паренька к реальности и ужасу происходящего.
– Привет, дорогие молодожены! Как ваш медовый месяц? В море накупались? Да не смотрите так, как на привидение, я уже неделю, как чистый хожу, грёбанные врачи, как НКВД, следят за мной днём и ночью, наблюдали, как я медленно дохну, но я ничего, выжил, – паренёк улыбнулся и присел на лавочку во дворе, руки начали беспорядочно двигаться и шевелить пальцами, поэтому он поспешно спрятал их в карманы.
– Нормально, – промямлила девушка сквозь слезы.
– Брат, ты сошёл с ума? Какого хрена ты творишь? – заорал на него матом Цыган. – Ты что с собой сделал? Ты мать и отца видел? У них через день скорая бывает! Они с Володькой десять лет жизни потеряли, пока тебя на скорой реанимации под клубом откачивали, сердце тебе запускали. Иван замолчал и смахнул горькие слезы. Бессилие сжатых кулаков, которые не могли ударить родного человека, безнадёжность слов, которые не доходили до адресата, разочарование в слабости и в собственной растерянности. Валентина даже не вытирала слез, они просто катились на блузку, юбку, без истерики и всхлипов, нервное истощение организма не имело сил на истерику, а слёз, слёз было вдоволь.
– Валентин, что с тобой? Как это произошло? Почему ты не обратился за помощью ко мне, к Вовке, к отцу?
– Вань, понимаешь, Уля… – тихо произнёс парень. Цыган почернел от злости, услышав это имя. А парень продолжил.
– Все началось на выпускной, больше года назад. Уля не заставляла меня, предложила понюхать кокаин, а я не мог ей отказать. Я люблю её, люблю, понимаешь? Никто её не любит, ни один из её уродов, с которыми она трахается. А я люблю, я буду всегда её любить. – Валентин произнёс это с такой силой, неожиданной энергией, никто не ожидал, что в его мозге ещё есть осознание ревности и борьба за чувства.
– Валь, на нашей свадьбе ты тоже, того, был вмазанным? Как мы пропустили? Родители? Неужели никто не замечал, что с тобой