Опасные тайны - Нора Робертс

Уэйд так и не понял, почему время от времени Келси необходимо было срываться с цепи, разряжаться, делать что-нибудь сломя голову, не оглядываясь по сторонам. Он проповедовал умеренность и аккуратность, и Келси часто соглашалась с ним… за исключением тех моментов, когда согласиться не могла. Внутренние импульсы, неподвластные ее собственной воле, то и дело заставляли ее выкинуть что-нибудь этакое — устроить шумную и дорогостоящую вечеринку, промчаться по шоссе с недозволенной скоростью, сорваться с места и улететь на пару дней на Багамы. Именно такие ее поступки чаще всего служили поводами для их ссор с Уэйдом.

Мелочи жизни. Так думала Келси раньше. Теперь она понимала, что ошибалась. Что, например, дала ей необдуманная, продиктованная минутным капризом поездка в Атланту?

Свободу, напомнила себе Келси и решила больше об этом не думать. Эта глава ее жизни была дописана и закрыта.

Когда Келси снова стала различать пейзаж, проносившийся за окнами «Ягуара», она с удивлением обнаружила, что они уже подъезжают к Блюмонту.

— Я думала, что мы едем ужинать.

— Так оно и есть. Ты любишь морскую кухню?

— Да. Здесь есть специализированные рестораны?

— Один или два, но мы поедим у меня дома. Я уже позвонил туда и обо всем распорядился. Как ты посмотришь на меч-рыбу, зажаренную на вертеле, в лимонном соусе?

— Отлично. — Келси выпрямилась на сиденье, прислушиваясь к тревожным звоночкам, которые раздались у нее в голове. — Как ты догадался, что я соглашусь на твое предложение поужинать?

— Интуиция. — Гейб промчался по уже знакомой Келси дороге, въехал в металлические ворота и, сбросив скорость, начал подниматься вверх по подъездной аллее. — Кстати, перед тем как мы сядем за стол, ты можешь осмотреть дом.

Келси огляделась. Садовник Гейба постарался на славу. Клумбы были приведены в такой порядок, чтобы многолетние цветы могли без помех распуститься и этой весной. Несколько самых смелых нарциссов уже развернули свои желтые лепестки и, казалось, приветливо кивали Келси головами.

Странно, подумала Келси. Гейб не был похож на любителя выращивать нарциссы.

По обеим сторонам парадной двери были сделаны витражи из стеклянных панелей, образующих сложный геометрический орнамент. Освещенные изнутри, они сверкали и переливались, словно бриллианты, и Келси припомнила, что драматическое сочетание красного и белого — цвета шелковых костюмов его жокеев — тоже напоминало игру света в ограненных кристаллах.

— Как ты выбирал цвета для своих жокеев? — спросила она.

— Все дело в картах. Я собрал стрейт флеш (Стрейт флеш — последовательность из пяти карт одной масти (старшая комбинация в покере) на бубнах, — Гейб открыл дверь и пропустил ее вперед. — От восьмерки до короля. Я прикупил десятку и валета, хотя шансов было ничтожно мало. В общем, люди еще расскажут тебе, каким образом мне досталась эта усадьба. Я выиграл ее в карты.

— В самом деле?

— Более или менее.

Келси шагнула в просторную прихожую-атриум, выложенную плиткой. Потолки здесь вздымались на головокружительную высоту, а наверху виднелись узкие стрельчатые окна. Балконные перила второго этажа были сделаны из отполированной бронзы — как и ограждение ведущей наверх пологой лестницы. Вместительные глиняные горшки с цветами и ползучими лианами были подвешены к потолку.

— Вот это да!.. — выдохнула Келси.

— Не люблю тесных пространств, — откликнулся Гейб. — Сейчас я приготовлю нам что-нибудь выпить.

— Не откажусь. — Келси последовала за ним к высокой арке, ведущей в гостиную. Та, в свою очередь, соединялась с соседней комнатой при помощи такой же высокой стрельчатой арки. Сквозь стеклянные двери и окна в дом ломилась ночная темнота, но уже зажженные лампы своим мягким светом разгоняли ее.

В камине, сложенном из речного камня, потрескивал огонь. Перед камином был накрыт столик. На двоих, заметила Келси. В подсвечниках горели свечи, на белоснежной скатерти плясали оранжевые отсветы огня, в серебряном ведерке охлаждалось шампанское.

— Это интуиция подсказала тебе, что Наоми не сможет прийти? — спросила она.

— После скачек она обычно разговаривает с Моисеем час или два. — Гейб открыл бутылку шампанского с негромким, но торжественным хлопком. — Хочешь оглядеться или сначала поужинаем?

— Оглядеться, коль скоро я уже здесь. — Она приняла из рук Гейба шампанское, с удивлением отметив, что рядом с его тарелкой нет второго бокала. — А ты? Ты не празднуешь?

— Конечно, праздную. Просто я не пью. Может быть, начнем со второго этажа?

Он снова проводил ее в прихожую и повел вверх по лестнице. Прежде чем они попали в покои хозяина, Келси насчитала четыре спальни.

Комнаты Гейба располагались на разных уровнях — спальня находилась на три ступеньки выше гостиной. Сложенный из камня камин был устроен так, чтобы обогревать изножье огромной — размером с небольшое озеро — кровати. Над изголовьем в потолке был сделан прозрачный люк, сквозь который можно было наблюдать луну и звезды.

Как и во всем доме, здесь властвовала эклектичная смесь классики и модерна. На чиппендейлском столике стояла бронзовая абстрактная скульптура, пол был застелен пестрым персидским ковром, а в самом центре высился журнальный столик со столешницей неправильной формы из отполированного тика. Вазы из мейсенского фарфора стояли на полке чуть ниже картин, написанных в современной, свободной манере.

Келси немедленно потянуло к картинам. Даже с противоположной стороны комнаты она узнала кисть, которой принадлежали и картины в доме Наоми, а приблизившись, разглядела в углу холста инициалы художника — Н. Ч.

Столько экспрессии, столько внутренней энергии и страсти в этих неистовых мазках, в этом резком противопоставлении беспримесных, почти примитивных красок, подумала она, а вслух заметила:

— Не слишком ли для спальни?

— Нет, — возразил Гейб. — Здесь им самое место.

— Эн — че… — пробормотала Келси, снова обратившись к инициалам в уголке холста. — Неужели это рисовала Наоми?

— Да. Разве ты не знала, что она рисует?

— Нет. Никто не удосужился мне сказать. Она очень талантлива. Во всяком случае, я знаю нескольких агентов, которые на коленях умоляли бы ее продать эти полотна.

— Наоми бы тебя за это не поблагодарила. То, что она рисует, — все это очень личное.

— Любое искусство — вещь глубоко личная, — ответила Келси, отворачиваясь от картины. — И давно она занимается живописью?

— Нет. Но ты лучше спроси об этом у нее самой. Она расскажет тебе все, что тебе захочется узнать.

— Всему свое время. — Обходя комнату, Келси сделала крошечный глоток из своего бокала. — Не знаю, на что был похож этот дом до того, как попал к тебе в руки, но думаю, вряд ли он мог бы потягаться с твоим теперешним… обиталищем.