Гипнотизер в МВД: иллюзия правды. Том 2 - Алим Тыналин

Ну все, это было слишком даже для начальника охраны. Он кинулся на меня и только подбежавшие Аксаков и Терехов спасли меня от избиения.

— Ну, хватит, — сказала Белокрылова. — Что за детский сад вы тут устроили? Пойдем, нам надо поговорить. И спокойно, без эмоций.

Вместе с руководством прииска мы переместились в один из домиков, где располагалась администрация прииска. Нам выделили отдельный кабинет, где можно было поговорить с работниками.

Туда же должны были привести тех старателей, кто сегодня работал на драге номер сто двенадцать. Той самой, где ковша увешали ловушками для золота. Но сначала мы поговорили с начальником прииска и охраны.

Мужики разговаривали с Белокрыловой, то и дело сердито поглядывая на меня. Я пока что сидел в сторонке и молча наблюдал за их поведением и реакциями на вопросы. Через полчаса уже все было ясно.

Чекунов ничего не знал о хищениях золота. Он сердился из-за того, что его подозревали в краже. В любом случае, карьера начальника уже обречена. Вряд ли ему простят кражу такого огромного самородка с участка.

А вот Вадик, как выяснилось, по фамилии Шалфеев, наверняка был замешан в этом. Он знал о хищениях и покрывал их. Вот только непонятно, знал ли он о краже самородка Музеевым.

Реакции начальника охраны были неоднозначные. Ясно только одно, что он ни за что не сознается сейчас в кражах. Да и доказать это будет очень трудно. Тут нужен другой человек. Свидетель.

После этого привели смену рабочих. Тех, кто сегодня трудился на драге. Трое работяг. Милованов, Аверьянов и Данилов.

Все похожи друг на друга, как братья-близнецы. Среднего роста, с недельной щетиной. Лица загорелые от длительного пребывания на свежем воздухе. Хотя Милованов повыше остальных.

Носы красные, хотя не от алкоголя, а от холода. Маленькие глазки, толстые выпяченные губы. Руки черные от работы с землей, под ногтями темные полоски.

Мы допрашивали их по очереди. Чекунов и Шалфеев хотели присутствовать при разговоре, но я сделал знак Ане и она непреклонно сказала:

— Будет лучше, если сначала мы переговорим с ними с глазу на глаз.

Директору прииска и главному охраннику пришлось повиноваться. Они ушли, ворча, в свои кабинеты.

Первым мы поговорили с Миловановым. С самого начала я перехватил инициативу.

— Скажи, Коля, — сказал я старателю. Сначала надо проверить базовую линию поведения. — Ты давно здесь работаешь, уже не первый год, верно?

Старатель кивнул. Сидел на стуле скособочившись, неудобно. Смотрел на нас с подозрением.

— А до этого работал на Уралмаше?

Милованов снова кивнул. Потом спохватился и спросил:

— А как вы узнали?

Я указал на значок на отвороте его тулупа.

— А вот же. Памятный значок. Что-то там насчет юбилейной отливки тонны стали?

Милованов отвернул ворот, усмехнулся.

— А, вы про это? Да, десятимиллионная тонна стали. Как раз в том году получили. Было такое.

Он сидел довольный, улыбался. Но мы сюда не в игры играть приехали.

— Это ты поставил ловушки для золота? — спросил я тем же тоном.

Милованов перестал улыбаться.

— Нет, конечно. Я даже не знал о них! Духом не ведал!

Я посмотрел на него. Отлично. Работают те же самые мышцы лица возле рта и глаз. Никаких признаков лжи.

Кивнул Белокрыловой.

— Давай следующего. Этот чист.

Аня упрямо покачала головой.

— Вообще-то, это мне решать! А не тебе.

Я улыбнулся и снова кивнул:

— Ах да, точно. Я и забыл. Анна Николаевна, можете отпускать этого человека. Не будем терять времени. Он говорит правду.

Белокрылова поджала губы, но послушалась. Ей тоже не хотелось задерживаться на Колыме.

В кабинет зашел следующий старатель, Аверьянов. Но едва он уселся на стул, как я сказал:

— Минутку! — и выскочил в коридор.

Прошелся туда-сюда. Третьего рабочего, Данилова, нигде не было видно. Я заглянул на лестницу. Данилов и Шалфеев стояли рядом возле окна на лестничном пролете. Курили. О чем-то шептались.

— Очень жаль, что вынужден прервать вашу интимную беседу, — сказал я и указал на старателя. — Но мы вас ждем, Данилов. Пойдем.

Шалфеев снова набычился.

— Чего это ты там на интим намекаешь? Все-таки, начищу я тебе морду, ищейка.

Но я уже увел Данилова. Не дал ему поговорить с начальником охраны.

Завел в кабинет. Поставил рядом с Аверьяновым. Спросил:

— Скажите, вы близкие друзья? Можно сказать, что у вас почти нет секретов друг от друга?

Аверьянов и Данилов поглядели друг на друга. Потупились. Нет, они не близкие друзья.

— Ну, как друзья? — пробормотал Аверьянов. — Так, приятели.

Он опустил глаза. И Данилов тоже отвел взгляд, хотя тут же с вызовом поглядел на нас. Я поглядел на Белокрылову.

— Вот наши клиенты. Можешь прессовать их по-полной. Это они поставили ловушки. И учти, Данилов только что общался с начальником охраны.

Белокрылова впилась взглядом в мужиков. Как волчица, которая нацелилась резать оленя.

— Отлично, — сказала она. — Тогда начнем с Данилова. Витя, постереги Аверьянова. И чтобы он ни с кем не общался!

Я оставил ее и Аксакова в кабинете с Даниловым. Терехов увел второго старателя. Я пошел прогуляться по прииску.

***

Поздно ночью в квартиру, где поселился Музеев, кто-то постучался. Он сначала сделал вид, что ничего не слышит. Но визитер в коридоре не унимался. Продолжал стучать. Еще и добавил:

— Откройте, милиция!

Музеев лежал в постели с открытыми глазами. Смотрел в потолок. Думал, что делать.

Это могут быть действительно менты. А могут быть и люди Мухи. Все может быть в этом проклятом мире. Даже невозможное.

Там, в квартире Мухи, когда скупщик золота спросил насчет Ленинграда, Музеев спокойно ответил:

— Ничего не знаю. Я сразу из Магадана сюда. Проездом через Омск. Так что ты бочку не кати.

Муха поглядел на него блестящими глазами. В комнате царил полумрак. На потолке лампа со старомодным красным абажуром.

Стол в центре комнаты остался в полосе света. А люди по краям — в полумраке.

Сзади незаметно очутился подельник скупщика. Невысокий, довольно упитанный, но спокойный. Повторялась ситуация в Ленинграде.

— Точно? — спросил Муха. — Не обманываешь? Мне неприятности не нужны. Ни с ментами, ни с ворами.

Музеев тоже глядел ему в глаза. Честно и прямо. Это как в магаданском аэропорту. Главное, не выдать, что внутри все напряглось. И внутренности превратились в стальной канат.

Надо представить, будто это не ты. Не ты украл самородок весом двенадцать кило. Не ты замочил здоровяка в Ленинграде. Не ты подался в бега на Кавказ.

— Точно, — ответил он спокойно. — Это не я. А кто-то другой. На Колыме золота много берут. Государство не обеднеет.

Муха помолчал еще. Улыбнулся.

— Тогда все хорошо, брат!