Алиедора - Ник Перумов

Алиедора оцепенела.

«Я же не хотела. Просто напугать… просто чтобы отдала платье… просто… просто…»

Слишком поздно. Руки всё сделали за неё.

«Это не я, не я!» — почти взмолилась Алиедора, падая на колени возле неподвижного тела — голова неестественно вывернута, из открытой раны на горле течёт кровь.

Как быстро она умерла…

Алиедора всхлипнула. Грязные подрагивающие пальцы доньяты потянулись к разметавшимся по земле волосам; потянулись и отдёрнулись.

Нет, что сделано, то сделано. Этой девушке лежать на холодной земле, таращить в серое небо незрячие глаза, а Алиедоре — жить. Если, конечно, она сейчас не раскиснет, не захлюпает носом, не даст растечься близким слезам.

— Вставай! — крикнула она, для верности хлестнув саму себя по щеке. — Вставай и дело делай, дура!

Далеко не так просто оказалось стащить платье с мёртвой так, чтобы не испачкать ни в крови, ни в грязи.

Дождавшись, пока ходившие ко рву вояки уберутся восвояси, в лагерь развязной, покачивающейся походкой вошла девка с короткими чёрными волосами, вьющимися, словно спиральник по весне. Юбка могла бы показаться чуть длинноватой, да и кожух сидел как-то странно, но кому до этого могло быть дело в осадном лагере? Конечно, стоило вглядеться попристальнее, и какой-нибудь субсертон мог задаться вопросом — отчего эта маркитантка не нарумянена, отчего у неё не насурьмлены брови и выглядит она так, словно самое меньшее дней десять вообще ничего не ела?

Алиедора шла по лагерю дерранцев, с трудом заставляя себя не дрожать и не слишком пошатываться. Доньята и не догадывалась, что именно этой походке она обязана относительным невниманием окружающих — получилось очень похоже на «истинных» маркитанток.

От запаха булькавших на огне котлов с варевом кружилась голова и темнело в глазах.

Ей ведь надо совсем немного. Чуть-чуть, чтобы только не упасть в пустом и холодном лесу, упасть и уже не подняться.

Говорят, безумных, идущих не кланяясь стрелам, минует смерть. Главное — не думать о сотнях острых оголовков, нацеленных, кажется, в тебя со всех сторон. Алиедора сейчас шла, словно под градом таких же стрел, только невидимых — смерть мог означать любой, чуть более пристальный взгляд.

…Не думая, не размышляя, она остановилась у первого попавшегося костра; вокруг него кто на чём устроились дерранцы, вернее — наёмники старого сенора: ни один не носил ни его герба, ни его цветов. Заросшие бородами лица, потёртые кожаные куртки с нашитыми стальными пластинами, низкие круглые шапки, вислые усы. Лица многих отмечены шрамами, на грязных заскорузлых пальцах — мятые золотые кольца.

— Привет, девица. — Первым подвинулся немолодой уже дядька с бородой на полгруди, настоящему гному впору. — Что бродишь одна в такую погодку? Садись к огню… что, даже миски нет? Рикки, живо собери гостье чего-нибудь поснедать.

Из-за спин ухмылявшихся наёмников вывернулся парнишка лет четырнадцати, худой, тонкий и ловкий, словно игла в пальцах белошвейки. В руках — дымящаяся миска и ложка.

— На вот, красавица. — Бородатый дядька достал краюху хлеба, разломил, протянув большую часть Алиедоре. — Ешь давай, а то вся красота пропадёт.

И, завидев, как гостья набросилась на еду, обжигаясь, помогая себе пальцами, лишь покачал головой.

— Ишь, изголодалась-то как… ты, дева, из чьих же будешь? Иль недавно у нас?

— Ум-гум… ых-хымм… — только и отозвалась Алиедора с набитым ртом.

— Из новых она, — заметил другой наёмник, помоложе. — Видел я это платьице, мелькало — приметное…

— Как звать-то тебя, красавица? — допытывался бородатый.

— Да какое тебе дело, Ухват? — хохотнул третий вояка, левая рука обмотана грязной тряпкой. — Лишь бы задом как следует крутила.

В былое время эдакие слова заставили б Алиедору поперхнуться, залиться краской и убежать куда глаза глядят, а тут она только хихикнула.

Миска. Миска с едой, остальное неважно.

— Что ж, Ухват, ты у нас десятский, — хмыкнул ещё один наёмник. — А только его светлость сенор не шибко любит, когда посреди дня девкам прочистку учиняют, даже если наша сотня сегодня и не при службе.

Называемый Ухватом бородач — не поймёшь даже, имя это или прозвище, — только фыркнул.

— Мы вчера в дозор ходили? Ходили. Прознатчика спымали? Спымали. Его светлость нас из собственных уст хвалил? Хвалил. Так неужто не заслужили?

«О чём они говорят? — тупо думала Алиедора, ожесточённо работая ложкой. — Прочистка какая-то… о чём, почему, для чего?»

— Ты-то, красавица, как, не против? — Десятник хлопнул себя по поясу, там что-то звякнуло.

Вместо ответа Алиедора молча протянула всё тому же мальчишке вычищенную до блеска миску.

Наёмники захохотали.

— По нраву, ишь, пришлась стряпня твоя, Рикки! А ну, вали красавице ещё, вишь, человек голодный! — распорядился Ухват.

Доньята очистила и вторую миску. По телу разливалось тёплое блаженство.

Спать. Забиться куда-нибудь, где не дует, накрыться хоть чем-нибудь и спать. И ни о чём не думать.

— Та-ак, — потянулся Ухват. — Значится, кто желает? Опосля меня, само собой. А ты, Рикки, марш котёл драить, если не хочешь по затылку схлопотать, раб ленивый!

Только сейчас Алиедора заметила на тощей мальчишеской шее плотно охвативший её ошейник грубой кожи.

«Что они хотят со мной сделать?» — проснулось вдруг сознание.

И сразу же — ой, ой, ой, ой!

Байгли Деррано не успел осуществить с ней свои мужнины права. Собственно говоря, он и не мог этого сделать, не отхлестав свою несчастную жертву.

Ужас и паника таранами ударили по вискам, голова вновь закружилась. Страх готов был обратить Алиедору в обезумевшего серого ушана, удирающего от своры диких клыкачей, однако скитания доньяты не прошли зря.

Она не побежала, не кинулась слепо куда попало. Встала, игриво махнув юбкой, поправила волосы.

— Давай сюда, — осклабился бородатый Ухват, кивая на ближайшую палатку. — А вы все — слухать можете, но шоб не подглядывал никто! Не люблю, панимаишь…

Алиедора вновь захихикала как можно игривее и спокойно шагнула внутрь. Широко ухмыляясь, десятник шагнул следом, тяжёлая полость опустилась.

— Ну, как звать-то тебя, хоть скажешь? — Ухват возился с пряжкой широченного пояса, обе руки десятника оказались заняты.

Доньята потянулась к завязкам, вроде как собираясь скинуть юбку, несмотря на холод. Ухват одобрительно закивал — и потому даже пикнуть не успел, когда ему в грудь вонзилась сталь Алиедориного кинжала.

Глаза десятника выпучились, он захрипел — и стал заваливаться. Алиедора едва успела подхватить тяжеленное тело.