Сталин. Каким я его знал - Анастас Микоян

Договорились во главе ГКО поставить Сталина, об остальном составе ГКО при мне не говорили. Мы считали, что само имя Сталина настолько большая сила для сознания, чувств и веры народа, что это облегчит нам мобилизацию и руководство всеми военными действиями. Решили поехать к нему. Он был на ближней даче.

Молотов, правда, сказал, что Сталин в последние два дня в такой прострации, что ничем не интересуется, не проявляет никакой инициативы, находится в плохом состоянии. Тогда Вознесенский, возмущенный всем услышанным, сказал: «Вячеслав, иди вперед, мы за тобой пойдем», – то есть в том смысле, что если Сталин будет себя так вести и дальше, то Молотов должен вести нас, и мы пойдем за ним.

Другие члены Политбюро подобных высказываний не делали и на заявление Вознесенского не обратили внимания. У нас была уверенность в том, что мы сможем организовать оборону и сражаться по-настоящему. Однако это сделать будет не так легко. Никакого упаднического настроения у нас не было. Но Вознесенский был особенно возбужден.

Приехали на дачу к Сталину. Застали его в малой столовой, сидящим в кресле. Увидев нас, он как бы вжался в кресло и вопросительно посмотрел на нас. Потом спросил: «Зачем пришли?» Вид у него был настороженный, какой-то странный, не менее странным был и заданный им вопрос. Ведь по сути дела он сам должен был нас созвать. У меня не было сомнений: он решил, что мы приехали его арестовать.

Молотов от нашего имени сказал, что нужно сконцентрировать власть, чтобы поставить страну на ноги. Для этого создать Государственный Комитет Обороны. «Кто во главе?» – спросил Сталин. Когда Молотов ответил, что во главе – он, Сталин, тот посмотрел удивленно, никаких соображений не высказал. «Хорошо», – говорит потом. Тогда Берия сказал, что нужно назначить 5 членов Государственного Комитета Обороны. «Вы, товарищ Сталин, будете во главе, затем Молотов, Ворошилов, Маленков и я», – добавил он.

Сталин заметил: «Надо включить Микояна и Вознесенского. Всего семь человек утвердить». Берия снова говорит: «Товарищ Сталин, если все мы будем заниматься в ГКО, то кто же будет работать в Совнаркоме, Госплане? Пусть Микоян и Вознесенский занимаются всей работой в правительстве и Госплане». Вознесенский поддержал предложение Сталина. Берия настаивал на своем, Вознесенский горячился. Другие на эту тему не высказывались.

Впоследствии выяснилось, что до моего с Вознесенским прихода в кабинет Молотова Берия устроил так, что Молотов, Маленков, Ворошилов и он, Берия, согласовали между собой это предложение и поручили Берия внести его на рассмотрение Сталина.

Я считал спор неуместным. Зная, что и так, как член Политбюро и правительства буду нести все равно большие обязанности, сказал: «Пусть в ГКО будет 5 человек. Что же касается меня, то кроме тех функций, которые я исполняю, дайте мне обязанности военного времени в тех областях, в которых я сильнее других. Я прошу назначить меня особо уполномоченным ГКО со всеми правами члена ГКО в области снабжения фронта продовольствием, вещевым довольствием и горючим». Так и решили.

Вознесенский попросил дать ему руководство производством вооружения и боеприпасов, что также было принято. Руководство по производству танков было возложено на Молотова, а авиационная промышленность на Маленкова. На Берия была оставлена охрана порядка внутри страны и борьба с дезертирством.

1 июля постановление о создании Государственного Комитета Обороны во главе со Сталиным было опубликовано в газетах.

Вскоре Сталин пришел в полную форму, вновь пользовался нашей поддержкой. 3 июля он выступил по радио с обращением к советскому народу.

С первого дня войны стала сказываться наша плохая подготовка к ней. Примеров тому немало. Скажу лишь об одном из них. Через месяц после начала войны у нас не стало хватать винтовок. Начали отбирать их у милиции, у охраны складов, по городам и селам для нужд фронта. Как это могло случиться? Ведь у нас было достаточное количество винтовок для обеспечения всей армии. Оказалось, что часть дивизий была сформирована по норме мирного времени. Винтовки же для обеспечения по нормам военного времени хранились в этих дивизиях, а они находились близко к границе. Когда немцы прорвали фронт и стали наступать, оружие было ими захвачено. В результате, прибывавшие на фронт резервисты оказались без винтовок.

Когда Ворошилов был назначен командующим в Ленинград, он потребовал, чтобы Ленинграду было дано необходимое количество винтовок. В этом ему было отказано, так как потребность в винтовках на других фронтах была большей. Тогда Ворошилов провел решение о производстве на ленинградских заводах холодного оружия (пик, кинжалов, сабель).

Узнав об этом, Сталин возмутился. Я и другие члены узкого состава Политбюро были у Сталина. (Еще до 1941 г. в Политбюро существовала пятерка: Сталин, Молотов, Маленков, Берия, Микоян. Называлась она «по внешним делам» или «по оперативным вопросам». После войны добавили Жданова, стала шестерка, затем добавили Вознесенского, стала семерка. В начале войны был, кажется, включен Ворошилов, в 1944 г. он выбыл.) Мы вышли в комнату, где стоял телеграфный аппарат. В Ленинграде к аппарату был вызван Ворошилов. Сталин, критикуя его действия, сказал, что он не имеет права это делать без разрешения центра, что это может только вызвать панику, и предложил немедленно отменить распоряжение о производстве холодного оружия на ленинградских заводах. Ворошилов возражал, но приведенные им мотивы были неубедительны. Сталин при нашей поддержке настаивал на своем.

После этого инцидента мы сумели быстро наладить производство винтовок, а затем и автоматов, и полностью удовлетворять потребность в них фронта.

Несколько слов о налетах гитлеровцев на Москву. Как известно, первый раз гитлеровцы совершили налет на Москву в ночь с 21 на 22 июля 1941 г., через месяц после начала войны. Тогда было сбито над столицей 17 самолетов фашистов.

Я знаю всего шесть случаев, когда авиабомбы попали на территорию Кремля, где я жил и работал весь период войны.

Одна бомба попала в Кремлевский дворец, пробила все этажи, но не разорвалась. Одна упала на брусчатку около одной из церквей, разорвалась, но, кроме образовавшейся воронки, ущерба не причинила. Так же не принесла ущерба, кроме воронки, бомба, разорвавшаяся в сквере напротив Оружейной палаты. Однажды, во время совещания, проводимого у меня в кабинете, на втором этаже здания правительства, окна которого выходили на Ивановскую площадь Кремля, около Царь-пушки на брусчатке площади разорвалась бомба. Особых повреждений не было. У меня в приемной часть стекол были выбиты воздушной волной. Как-то я шел в Кремле вдоль кремлевской стены по направлению к Спасским воротам. Внезапно я и сопровождающий чекист были сбиты с ног. Упали удачно на бок и не пострадали. Оказалось, что бомба взорвалась на Красной площади, около Спасской башни, и убила двух человек.