Прометей № 1 - Альманах Российский колокол

В отличие от Советов, парламенты – суть представительные учреждения, являются звеном бюрократической машины. «Парламент и законодательство, как правило, подчинены государственной власти. Они организуют отношение между народом и правительством и блокируют свободное проявление интересов, политической воли и разума граждан. Поэтому любое представительное учреждение – это политический театр, режиссером которого является бюрократия, а актерами и публикой – народ. В таком театре политические дискуссии становятся разновидностью богословских споров»[58]. Более того, парламентарная модель управления фактически отсекает миллионные массы граждан от участия в деятельности государства и общества. Создается иллюзия, что «только служащие аппарата управления могут быть носителями политического и правового сознания»[59]. Отсюда факт чрезвычайно низкого количество представителей трудящихся среди депутатов Верховного Совета образца 1989 г. В последующем, и особенно в нынешней Государственной думе России, представительство трудящихся вообще сойдет на «нет».

Следующим важным шагом на пути демонтажа системы советской демократии стало введение института президентской власти в СССР в марте 1990 г. Как известно вопрос об учреждении «единоличного главы государства» поднимался в истории нашей страны и прежде. Так, еще во время обсуждения проекта Сталинской 1936 г. Конституции Союза ССР (предпосылки формирования парламентской системы проявились уже тогда), прозвучало предложение избирать Председателя Президиума Верховного Совета не Верховным Советом, а всем населением страны. Тогда делегатов Чрезвычайного VII Всесоюзного съезда Советов, рассматривавшего проект конституции, от исторической ошибки предостерег сам И. В. Сталин. В своем докладе «О проекте Конституции Союза ССР», он подчеркнул: «По системе нашей Конституции в СССР не должно быть единоличного президентства, избираемого всем населением наравне с Верховным Советом и могущего противопоставлять себя Верховному Совету. Президент в СССР коллегиальный – это Президиум Верховного Совета. Опыт истории показывает, что такое построение верховных органов является наиболее демократическим, гарантирующим страну от нежелательных случайностей»[60]. Перед фактом каких «нежелательных случайностей» окажется общество в результате формирования института президентской власти в СССР (а затем и в России), наглядно продемонстрируют последующие события.

Введение института президентства в СССР мотивировалось его инициаторами (в первую очередь, председателем президиума Верховного Совета А. И. Лукьяновым) необходимостью «единоличной ответственности и единоличного распорядительства»[61] в принятии решений и осуществлении руководства. Ссылки на угрозу авторитаризма разработчиками и вдохновителями проекта всячески отвергались. Однако в реальности, созданный уже за пределами советского правового поля, институт президента в СССР обозначил окончательный разрыв со всякой коллегиальностью и подотчетностью в руководстве. Все руководящие функции перетекали в президентские структуры. Так, в соответствии с законом «Об учреждении поста Президента СССР и внесении изменений и дополнений в Конституцию СССР» (март 1990 г.), президент становился Верховным Главнокомандующим Вооруженными силами СССР, в его компетенцию входило назначение и смещение военного командования, он представлял Верховному Совету и Съезду народных депутатов на утверждение и освобождение от должности председателя правительства СССР, Верховного суда, Генерального прокурора, председателя Высшего арбитражного суда СССР и персональный состав Комитета конституционного надзора СССР… Вокруг президента формировались дополнительные, подчинявшиеся только ему структуры: президентский совет и совет безопасности.

Отныне Горбачев становился неподконтролен даже правящей партии. КПСС, вследствие ликвидации ее руководящей роли, отказом от принципов демократического централизма и переходом к «политическому плюрализму» и свободе мнений, оказалась фактически выведенной из игры. Введение президентства (как на союзном, так и на республиканском уровне) окончательно расшатало политический баланс сил и привело к обрушению всей политической системы в стране. Путь к открытому авторитаризму был расчищен. Местные политические и национальные элиты, окрепшие в эпоху «застоя», поспешили обзавестись собственными президентами, чтобы включиться в дележ «союзного пирога». Это обстоятельство окончательно развязало руки силам регионального сепаратизма в лице национальных элит. «Парад суверенитетов», приведший к распаду единого государства, стал необратимым. За спиной советских народов, высказавшихся за сохранение Союза ССР, президенты России, Украины и Белоруссии довершили ликвидацию союзного государства.

«Роспуск» СССР привел к дестабилизации ситуации и в самой России, еще вчера являвшейся «государствообразующей» союзной республикой и сохранившей в основах своего устройства государственные института советского типа. Ликвидировав СССР под лозунгом лишения союзного «центра» властных полномочий и передачи всей полноты власти «на местах» региональным элитам, активно включившимся в дележ общесоюзной собственности, Ельцин «переключился» на Россию, сделав упор на предоставлении федеративных прав автономиям РСФСР под девизом «берите суверенитета, сколько проглотите!». Национальные образования в составе России – Татария, Башкирия, Калмыкия, Чечня… обзавелись собственным суверенитетом со всеми присущими атрибутами, и объявили о своей самостоятельной политике по отношению к руководящему центру. «Парад суверенитетов» с территории СССР грозил перекинуться и на Россию, угрожая бывшей советской федерации распадом. Непопулярные экономические и политические мероприятия «центра» только отдаляли от него регионы, усиливая тем самым процесс дальнейшей регионализации страны.

Однако имелась еще одно крайне важное обстоятельство, создававшее серьезную угрозу для осуществления политического и экономического курса, провозглашенного «центральным» российским президентом. Об этом говорит Лилия Шевцова: «самым серьезным источником будущих столкновений, которые вскоре начали расшатывать российскую власть изнутри, стало противоречие между коллегиальностью и персонификацией власти, между митинговым, вечевым характером советов, с одной стороны, и административно-авторитарным содержанием исполнительной власти – с другой. Сочетание президентства с советами, как показал уже горбачевский период, представляло собой смесь несовместимого…»[62]

Как справедливо отмечает Шевцова, сочетание советов (даже после «конституционной реформы» 1989 г.) с президентством оказалось несовместимым. Конечно, у спикера российского парламента Хасбулатова были все основания считать российскую республику от августа 1991 г. до сентября 1993 г. (т. е. до разгона съезда народных депутатов), периодом «чистой» буржуазной демократии. Верховный Совет образца 1989 г. обладал широкими полномочиями, доставшимися от советской системы народовластия, и, не в пример сегодняшнему парламенту России, вполне мог строить свои независимые отношения с президентом страны. Напомним, что действия президента были подотчетны Съезду народных депутатов, который имел реальные возможности для отрешения главы государства от должности. Правительственные министры не могли быть утверждены в должности без одобрения Верховного Совета, который также обладал реальными механизмами их отстранения, вплоть до возбуждения судебного разбирательства.

Имелось еще несколько важных обстоятельств, которые сделали противостояние между президентом и съездом народных депутатов, необратимым.

О первом чрезвычайно важном обстоятельстве говорит Дмитрий Рогозин: «Верховный Совет мог воспрепятствовать плану изъятия государственной собственности в пользу нарождавшейся олигархии… и устранить его можно было, только прибегнув к грубой физической силе». Что имеет в виду Рогозин? Дело в том, что парламент России стал неизбежным препятствием для президента в ходе развернувшейся в 1992–1993 гг. кампании по перераспределению общественной собственности. В этой капании президент и парламент отражали позиции противоположных интересов, а потому конфликт был неизбежен.

Далее. Верховный Совет становился серьезным препятствием на пути осуществления политики «радикальных» рыночных реформ, начатых командой президента Ельцина. Как точно замечает экономист А. Бузгалин, для продолжения политики «шока без терапии» президенту