Племя Тигра - Сергей Щепетов

Хьюгги, конечно, народ малопонятный (кто бы спорил?!), но такого от них Семен никак не ожидал: вернувшись на свое законное место, он обнаружил его занятым! И не просто занятым…

Под скальным навесом за символической загородкой из камней на выданной ему шкуре сидела совершенно голая женщина и… кормила грудью ребенка!

Семен чуть не выронил посох и принялся чесать лохматый затылок: «Вот это да! Почему?! Что она здесь делает?!» Чесание кожуха его мыслительного аппарата подействовало на прибор благотворно – Семен довольно быстро перестал удивляться и задавать самому себе риторические вопросы. Он опустился на корточки, принялся разглядывать гостей и размышлять.

«Тетенька, кажется, довольно молодая. От пояса и ниже она перемазана чем-то, очень похожим на засохшую кровь. Ребенок совсем маленький (что б я в этом понимал?!). Кто это может быть? Уж не та ли, что кричала ночью на том берегу? А это плод, так сказать, ее мучений, источник радости материнства. Но почему здесь? Ну… А почему, собственно, я решил, что это место именно и только для меня? Может быть, загон предназначен для любого, кто отмечен нечистотой, скверной, угрозой для окружающих? Например, для только что родившей женщины. Пожалуй, это логично (точнее пра– или псевдологично). А почему ребенок голый? Он же замерзнет! Нет, пожалуй, не замерзнет – читал же… У человеческих детенышей и, кажется, у ягнят есть в организме особая ткань – „коричневый жир“ называется. При охлаждении тела она активно начинает выделять тепло, не давая малышу замерзнуть. С возрастом эта ткань у человека и овец вытесняется обычным белым жиром. А вот у грызунов она сохраняется всю жизнь – везет же им. Впрочем, а почему бы не пофантазировать? Почему не предположить, что исчезновение данной ткани у человека произошло в результате эволюции? Систематическое ношение одежды устранило необходимость иметь в организме источник энергии для оперативного, так сказать, использования. Вот хьюгги, в отличие от лоуринов, ходят практически голыми и ночью спят, не накрываясь ничем. Свои набедренные фартуки они носят явно не для тепла, а из каких-то ритуальных соображений. Так, может, у них этот „коричневый жир“ всю жизнь сохраняется? Мне бы так… А с кроманьонцами, может быть, все и по-другому: этот подвид возник в теплых краях, механизма защиты от холода у него не было, и, продвигаясь на север, ему пришлось одеваться. Ну ладно, это все очень умно, очень научно, а делать-то что? Надо, наверное, что-нибудь сказать ей? Или сначала поговорить с конвойными?»

– Кто это? – спросил Семен.

– Женщина, – совершенно резонно ответили хьюгги.

– Сам вижу! Кто она? Почему?

– Потому что она женщина, родившая ребенка.

– Я и это вижу, черт побери! – начал злиться Семен. – А я-то где теперь должен находиться?!

Конвойные переглянулись, пошептались за пределами слышимости и ничего не ответили.

«Все правильно, – сообразил Семен, – а я опять дурак. Они почувствовали в моем голосе раздражение и устранили его причину – то есть перестали со мной разговаривать. Делай теперь, что хочешь! Ох-хо-хо…»

Он отошел от них и начал настраивать себя на доброту и ласку для общения с женщиной. Пялиться на нее пришлось довольно долго, прежде чем удалось поймать ее взгляд и произнести первую фразу. Это были не столько звуки, сколько мысленный посыл, означающий вопрос или просьбу представиться.

– Шионл, – ответила женщина.

«Вот и думай, что это такое: имя? Статус? Состояние?

– Шионл – это ты? Ты Шионл всегда или только сейчас? Все остальные – не Шионл?

– Я – Шионл… – был ответ.

– Слушай, Шионл, – Семен улыбался доверительно и ласково, – я не знаю ваших правил и обычаев. Расскажи мне о них – я не обижу тебя. Мне можно находиться рядом с тобой, говорить?

Ответ означал примерно: «Можешь и должен». Типа того, что вроде как для того она здесь и находится. Семен уточнил этот факт еще несколькими наводящими вопросами и перешагнул через ограду. Поскольку шкура была занята, он подсунул под зад двойной подол своей рубахи, уселся на землю и стал в упор рассматривать эту парочку.

Личико у молодой мамы, прямо скажем, было далеко от европейских стандартов женской красоты: скошенный назад лоб и подбородок, лишенный подбородочного выступа, делали анфас почти карикатурным, но мимика, глаза… Она как бы светилась изнутри, в широко распахнутых карих глазах застыло… Что? Ну, наверное, то, что называют счастьем материнства.

– Это твой первый? – спросил Семен. – Раньше у тебя не было, да?

– Не было, – сморщила в улыбке лицо женщина, – а теперь есть.

– Это мальчик или девочка?

– Девочка, – гордо ответила Шионл и чуть отодвинула от себя ребенка, как бы демонстрируя его причиндалы.

Крохотное, сморщенное розовое существо с чмоканием выпустило длинный сосок, рыгнуло и принялось шевелить короткими ручками и ножками. Оно явно хотело спать и пыталось устроиться поудобнее.

– Какая она у тебя спокойная, – одобрил Семен, – совсем не кричит. Спать, наверное, хочет, да? Маленькие всегда много спят.

– Тихма хорошая, хорошая тихма, – сказала женщина, подняла ребенка чуть повыше и лизнула в лобик.

– В-э-э, – сказала девочка. – Ву-а-а!

Далее последовала чрезвычайно трогательная, но вполне банальная сцена общения матери и ребенка. Шионл что-то мурлыкала и облизывала девочку с ног до головы. Розовый морщинистый комочек в ответ гукал и, кажется, был вполне доволен. Продолжалось это довольно долго. Семен смотрел на них и старался не прослезиться от умиления: «Вечное, бесконечное, величайшее таинство – рождение новой жизни. Тысячи, миллионы лет вот так – почти из ничего – возникает комочек новой жизни: не было, а теперь вот есть. И наступает короткий, быстротечный период взаимного счастья: они совсем недавно были чем-то одним, а теперь их двое. Потом будет масса проблем и трудностей, а сейчас… А вот у меня никогда не было детей… Нет, может быть, кто-то где-то и растит ребенка, в зачатии которого виновен именно я. Но папой он называет другого дядю. Я никогда не держал его в руках, не стирал пеленки… У наших женщин, как, наверное, у любых других, полно своих женских секретных приемов – целая женская магия, которой они учат друг друга. Со мной кое-кто делился… Рождение ребенка – это первейшее средство, чтобы мужик не разбежался. Причем надо сделать так, чтобы муж как следует повозился с ним: и на руках держал, и купал, и пеленки менял. Тогда он всю жизнь будет его любить и никуда не денется. Наверное, это правильно…»

Между тем мурлыканье и курлыканье закончилось тоже вполне банально: ребенок написал (и не только) прямо на маму и принялся орать. Пронзительно и громко. Шионл попыталась вновь сунуть ему грудь в рот, но это ни к чему не привело.