Сгоревший клиент - Дмитрий Дубинин

«Здравствуйте, представьтесь, пожалуйста», – послышался знакомый голос женщины по имени Ира. Я помнил, что у меня с ней что-то было, но подобную связь даже профессиональный спортсмен, специализирующийся на борьбе под одеялом, вряд ли стал заносить бы в список своих постельных побед.

«Меня зовут Александр Жариков, – честно сказал я. – Это резиденция Елены Минкеевой?» – «Что вы хотели, господин Жариков?» – «Поговорить с Еленой Минкеевой». – «Кто вам дал этот номер телефона?» – «Сама Елена. Если вы не в курсе, я нанят для технического обслуживания внутренней информационной сети в резиденции». – «Мне об этом ничего не известно». – «В таком случае, спросите у госпожи Минкеевой». – «Я не могу этого сделать». – «Если вы этого не сделаете, я сообщу о вашем отказе госпоже Минкеевой». – «Вы не так поняли. Ее нет в резиденции, и мне, к сожалению, неизвестно, когда она появится. Я сообщу о вашем звонке позже». – «Мне известен ее сотовый номер, который заканчивается на «двадцать два – сорок четыре». Вы не знаете, почему он не доступен?» – «Нет». – «Вам известен еще какой-нибудь ее мобильный номер?» – «Нет, не известен». – «Вы не в курсе, где ее можно найти?» – «Я не могу ответить на этот вопрос». – «Вы можете сообщить мне, когда госпожа Минкеева вернется?» – «Нет». – «Ну, хотя бы примерно?» – «Нет». – «Она не говорила о том, что собирается в длительную поездку?» – «Не… Я не намерена обсуждать с вами дела госпожи Минкеевой.» – «В таком случае, вы можете передать мою просьбу госпоже Минкеевой, чтобы она позвонила мне, когда вернется?». – «Да».

Поскольку я замолчал, потому что больше не мог придумать ни одного вопроса для этого киборга в платье, Ира положила трубку. Разговор прекратился, обернувшись чередой двоичного кода и получив имя файла, доступного для возможного прослушивания в будущем. Как водится.

Итак, Лена не дома, а где-то бродит. Вернее, колесит по Москве на темно-синем «Мерседесе», который у нее является чем-то вроде мопеда. Поди-ка, отыщи такую тачку среди сотен подобных в столице, даже если серьезно озадачишься такой целью и будешь иметь в распоряжении информационную структуру УВД города. Ошизеешь!

Но если тупо сидеть дома, курить и слушать храп Эдика, то ошизеешь с неменьшей степенью вероятности. Я раздавил в пепельнице очередную сигарету и пошел одеваться – уже научился орудовать при этом одной левой. От правой все еще толку не было, она хоть и шевелилась мало-помалу, но от локтя и ниже не чувствовала ровным счетом ничего.

…За знакомым забором не было слышно ни зловещего рычания, ни грохота и лязга цепи, но это вовсе ничего не значило. Возможно, цербер, охраняющий восьмые врата ада, просто притомился, карауля грешные души. Я огляделся и тихонько постучал носком ботинка по доске ограждения рядом с дверью.

Тишина. Странно. Приличный цепной пес уже давно бы зашелся от хриплого лая, а тут… Тут что-то не так.

Улица просматривалась хорошо в обе стороны, немногочисленные человеческие фигуры были далеко, поэтому я без особой опаски и без особой, впрочем, надежды, толкнул дверь в заборе. И – что интересно – она открылась сразу. И опять никто не зарычал и не кинулся. Почему – стало ясно почти сразу же после того, как я рискнул просунуть голову в образовавшийся проем.

Зверь собачьей породы был дохл. Он лежал на боку, вытянув все четыре лапы в одну сторону, вывалив на тропинку напоминающий грязную тряпочку язык и выпучив тусклые глаза. Зрелище неприятное, но безопасное. Я прошел во двор и притворил дверь. Затем прошел рядом с мертвым животным. При жизни оно было не таким уж тощим – значит, не от голодухи околело. Да и не от жажды – заполненный водой на две трети старый тазик с потрескавшимся эмалевым покрытием, косо стоял возле будки. Я потыкал ботинком в поросший косматой шерстью бок – пес окоченел. Значит, издох не далее как вчера. Но и не час назад.

Перед дверью в дом я остановился и напряженно вслушался. Издалека доносился гул большого города, за забором кто-то засмеялся, проходя по улице. За грязными окнами не виднелось никого и ничего. Во дворе шум поднимать было некому. Я постучал в дверь, потом в окно. Позвал негромко «Амир!» Никто не откликнулся, и я крикнул почти в полный голос. Тишина. Ну и ладно.

Запах в сенях совсем не изменился с того дня, когда меня привезли в этот дом Олег с Лехой – воняло так же кисло и тухло. Браться голой рукой за дверные ручки мне не позволяло чувство естественной брезгливости, и я, не снимая перчаток, приоткрыл поочередно двери. Сначала в кухню, потом в комнату, где не так давно схватился с Лехой, и еще в одну, оказавшуюся большим чуланом, пол в котором был покрыт многолетними наслоениями несдаваемых бутылок из-под спиртного и пивных банок. Последняя дверь из холла (или как это называется в таких избах?) открылась с трудом, и я, войдя внутрь, сразу же отшатнулся обратно.

Комната выглядела, словно мастерская скульптора. Здесь тебе и верстаки, и инструмент – ручной и электрический, здесь куски мрамора и ванны для гипса. Здесь и образцы творчества, и пришпиленные к облупившимся стенам фотографии и наброски. Только всё, включая даже древний мусор по углам, было покрыто толстым слоем пыли и шлейфами паутины.

В центре комнаты находился длинный, вытянувшийся во весь рост человек. Знакомый человек – его при мне называли Амиром. Пальцы его ног торчали из дырок в драных носках, словно уши какого-то грустного животного; между ними и полом расстояние было не более четверти метра. Рядом с носками валялась низкая деревянная табуретка. Голова Амира с высунутым наружу, словно у валяющегося во дворе пса, языком, таращилась на меня из-под потолка мутными глазами. Короткая веревка, охватывающая затянувшейся петлей шею, была привязана к скобе, вбитой в проходящую под потолком матицу. Вот так встреча, черт возьми…

Конечно, я вряд ли искренне надеялся на то, что этот опустившийся тип выдаст мне необходимую информацию, но уж точно не предполагал, что Амир для сохранения своего молчания не найдет ничего лучше, чем взять вот так и повеситься!

Пора было уходить – не самое здесь лучшее место для ожидания невесть чего. К тому же, в этот художественный салон вхожи Леха с Олегом, а лишний раз с ними встречаться мне совсем ни к чему. Художественный салон… Нет, это мастерская – тут тоже занимались скульптурным творчеством. Примерно таким же, каким занимаются в Переулке Старокаменном. Примерно ли?

С некоторым удивлением я взял в руки собаку. Мастерски выполненную, ничем не хуже того кота, что я возил с собой на встречу с Таганцевым. Ну ладно, собака. Но вот лев – довольно большое изваяние льва – вообще один в один повторяет мраморных стражей подъезда дома номер четыре! Это что же – господин Зарецкий устроил в Люберцах свой филиал? Или запасник? Зачем?

Чем дольше я разглядывал образцы, тем больше убеждался в том, что обе мастерские так или иначе связаны между собой. Вот Иосиф Виссарионович с мечом и в позе воина-освободителя из Трептов-парка. Вот Леонид Ильич в косоворотке и с решетом сеятеля… А вот и президенты – один из недавних и нынешний. Первый давит руками ротастую змею, второй… Вообще не понять, что делает.

Сменившийся президент был выполнен весьма посредственно. Определить его было непросто, да и змея походила скорее на какого-то червяка, нежели на рептилию. Но руку скульптора не узнать было невозможно – я сам бы прозакладывал свою правую неработающую (возможно) за то, что всех лидеров ваял один и тот же человек. В том числе и ныне действующего, хотя тут за исполнение больше «двойки» поставить было бы трудно. Я не уверен в своем безупречном художественном вкусе (в отличие от профессиональных критиков, которые в своем вкусе как раз уверены всенепременно!), но готов был поклясться – это не шарж, не карикатура, и даже не самопародия. Это просто очень плохая работа. Работа мастера, который когда-то был виртуозом, а впоследствии деградировал…

Покидая Люберцы, я зашел в торговый павильон, где купил новые перчатки и ботинки, потратив часть денег, полученных от Минкеевой за так и не оказанные сервисные услуги. Мою старую обувь (которая была не такой уж старой) вместе с перчатками, которыми брался за ручки и предметы в доме Амира, оставил на виду у мусорных контейнеров. Через пять минут их уже подобрали бродяги, внешне не слишком отличающиеся от повесившегося… Или повешенного? Следов борьбы, на которые должны обращать внимание оперативные работники, я что-то не заметил. Напротив, Амир повис тихо и спокойно. Привязал короткую веревку к низкому потолку, встал ногами на табуретку, отбросил ее… Только с чего бы ради? Собачку жалко стало? Хорошая была собачка, добрая и ласковая, вот только однажды съела чего-то. Посмотрел на ее останки душевный хозяин, оставшийся один-одинешенек на белом свете, всплакнул, выпил литр, да и полез с пьяных глаз в петлю… Вы поверили? Правильно, я тоже не поверил. А вот следователь поверит. Потому что он ни хрена не знает ни про Леху с Олегом, ни про неудавшийся поджог, а если узнает, так ведь ногами затопает от досады – еще бы! Ведь вместо самоубийства алкоголика на почве злоупотребления выползет убийство подельника на почве мести, а это чревато оперативно-розыскными мероприятиями вплоть до эксгумации трупа (а то и обоих, включая собачий), кучей впустую исписанных бумаг (в основном после окончания рабочего дня), «висяком» и вызовом на ковер к заместителю прокурора. Ему это надо? То-то.