Красная роза печали - Наталья Александрова

— Вот, Карина оплачивает курсы, а я за это днем сижу с Ленечкой. Он первоклассник, глаз да глаз за ним нужен.

— Не ссоритесь?

— Зачем нам ссориться? — Наталья посмотрела на него недоуменно. — Места много, никто никому не мешает. А дачу мы Федору Тимофеевичу отдали, он зимой там хочет жить. Иногда и сюда приезжает, когда по городу соскучится. Карина с Игорем летом за границу ездят отдыхать, а мы с Андрюшей к маме поедем, под Вологду…

— Наташка, Наташка! — раздался из комнаты детский голосок. — Иди «Том и Джерри» смотреть!

Наталья вскочила, но потом взглянула на Сергея, солидно одернула платье и крикнула:

— Ленечка, а ты уроки сделал?

— Хорошо живете, — вздохнул Сергей, допивая вторую чашку чая.

— А может, вы есть хотите? — спохватилась Наталья. — Так у меня полный обед готов, скоро наши придут…

— Да нет уж, спасибо, и так я у тебя засиделся.

Внезапно сама собой открылась дверь, и в кухню вошло создание в пушистой черной шубке и с изумрудными глазами. Остановившись на пороге, кошка (даже Сергей, не разбирающийся в домашних животных, сразу понял, что именно кошка, то есть особа женского пола) внимательно оглядела кухню, заметила нового человека и немедленно подошла к нему потереться.

— Сандрочка! — умилилась Наталья. — Игорь скоро придет!

И, отвечая на вопросительный взгляд Сергея, пояснила:

— Она Игоря очень любит, всегда заранее чувствует, когда он прийти должен.

— Это — та самая кошка, Сталинина?

— Ну да, — ответила Наталья.

— Так Сталина же дочку выгнала из дома из-за кошки? Ведь у Игоря же аллергия на кошек, как же они общаются?

— Что вы, какая аллергия? — искренне удивилась Наталья. — Игорь ее обожает, даже ночью она у него под боком спит. Карина уж ревновать начала.

«Все ясно, — подумал Сергей, — это у него не на кошку, а на тещу была аллергия. А теперь тещи не стало, все и прошло».

Раздался требовательный звонок в дверь, шум и топот на лестнице. Наталья кинулась открывать и повисла на шее у мужа. Они стояли в прихожей все четверо — молодые и веселые. Ребенок и кошка крутились под ногами, все хохотали и разговаривали одновременно.

Сергей еле-еле успел вклиниться со своими надоевшими вопросами, получил исчерпывающие ответы и удалился, провожаемый визгом и грохотом из прихожей.

Семен Николаевич Барсуков, гремя связкой ключей, открыл двери своей квартиры и вошел в прихожую. Наконец-то он дома в уюте и безопасности… Последнее время каждый выход из квартиры давался ему все тяжелее и тяжелее — мир вокруг казался опасным и враждебным, а Марианны, которая защищала его от этих опасностей, больше нет. Теперь самому приходится заботиться о себе… И денег после нее осталось на удивление мало, Семена Николаевича неприятно удивила непредусмотрительность покойной жены, она совершенно не позаботилась о его благополучии. Вот и сегодня ему пришлось второй уже раз наведаться в антикварный магазин на Загородном, отнести туда чудесную саксонскую фарфоровую статуэтку. Мейсен, период Кендлера… Раньше он ходил в этот магазин как покупатель — хороший, серьезный, богатый покупатель, и встречали его там, как родного. Теперь же отношение стало совершенно другим. И за статуэтку ему дали абсолютно смешные деньги — когда он покупал ее, то они расписывали вещь как редчайший шедевр, раритет, в исключительном состоянии, а теперь нашли щербинки, пятнышки, повреждения глазури…

Но что делать, деньги нужны, пришлось отдать за четверть цены, ведь Семен Николаевич привык жить на широкую ногу, Марианна научила его покупать все самое лучшее…

Семен Николаевич заглянул в свой кабинет и замер на пороге, как громом пораженный.

За его собственным письменным столом, прекрасным столом красного дерева, ампир периода Александра Первого, сидел, как у себя дома, небольшой сухонький старичок в темно-бежевом кашемировом пальто.

Незнакомец курил тонкую темную сигарету, сбрасывая пепел в драгоценное хехстовское блюдечко. Он поднял на застывшего в дверях Барсукова проницательный взгляд светло-голубых глаз и сказал негромким скрипучим голосом:

— Здравствуй, Барсуков. Бери стул, садись. Поговорим.

— То есть что значит — садись, — Семен Николаевич сбросил с себя оцепенение, — что это вы в моем доме распоряжаетесь? Кто вы вообще такой? И как сюда попали? Я сейчас милицию вызову!

— Не вызовешь, — поморщился старичок, — никого ты не вызовешь. Артур, дай ему стул, он даже этого сам сделать не может.

Семен Николаевич в первый момент и не заметил широкоплечего, коротко стриженного молодого человека — этакого громилу, потому что тот стоял у него за спиной. Когда молодчик шагнул к нему, Барсуков, не дожидаясь применения силы, приблизился к письменному столу и сел на предложенный стул.

— Вы кто такие? — требовательно спросил он. — Вы грабители?

— Ни в коем случае! — старикан отвратительно усмехнулся, снова стряхнул пепел на драгоценный фарфор и уставился на Барсукова своими ледяными глазами. — Как ты сказал, Барсуков, чья эта квартира?

— Как это — чья? — возмущению Семена Николаевича не было предела. — Моя, конечно! Что за идиотский вопрос!

— Насчет идиотских вопросов ты бы не спешил. — Старик опять поморщился. — А квартира эта вовсе не твоя, любезнейший, а покойной Марианны.

— Вот именно, квартира принадлежала моей покойной жене, и я ее совершенно законно унаследовал!

— Ай, какие мы законопослушные! Унаследовал он, видишь ли, совершенно законно! Богатый он теперь наследник, значит!

— А вам-то что за дело! — угрюмо пробормотал Барсуков.

— А дело мое такое, любезный, что Марианна осталась мне должна деньги. Большие деньги.

— Сколько? — испуганно спросил Барсуков.

— Много, любезный, много. Восемьдесят тысяч долларов.

— А я-то при чем? — Барсуков взвизгнул, как трехмесячный поросенок. — Не я же у вас деньги занимал! Марианна со мной деловые вопросы не обсуждала!

— Да уж конечно, с тобой только деловые вопросы и обсуждать. Из тебя консультант, как из Артура — церковнослужитель! С тобой Марианна, я так понимаю, обсуждала только вопросы твоего гардероба и насущные проблемы меблировки.

— Вас не касаются мои отношения с покойной!

— Нечего тут передо мной безутешного вдовца разыгрывать! Видите ли, он у меня денег не занимал! Ты жил на Марианнины деньги, содержанка в брюках, а теперь слышать ни о чем не хочешь? Изволь ее долги платить!

— Я ничего не знаю ни про какие долги! И денег у меня нету, я и так уже вещи продаю!

— Очень хорошо. Вот ты и продашь их все, свои вещи. И квартиру продашь. И отдашь мне деньги, все до копейки.

Барсуков побледнел:

— Как это? А где же мне жить? И на что?

— А ты, любезный, не хочешь ли устроиться на работу? Знаешь, некоторые люди работают и живут на заработанные деньги, а не на подачки жены.

— Я… там, где я работал, очень давно не платят зарплату… и когда платят, тоже очень мало.

— Я, конечно, понимаю, — старикан в бежевом пальто снова усмехнулся своей удивительно неприятной улыбкой, от которой у Барсукова мороз пробежал по коже, — я, конечно, понимаю, что после вольготной жизни на Марианниных харчах тебе на инженерскую или преподавательскую зарплату прожить трудновато и вообще работать ты разучился, но другие ведь как-то живут. Короче, придется и тебе попробовать, если ты не хочешь ближе познакомиться с Артуром. Артур, он, знаешь ли, любезный, человек на редкость грубый. Он твою тонкую душу вряд ли поймет или оценит. Он как-то больше утюгом или паяльником работать привык, — и мерзкий старик снова плотоядно усмехнулся.

Семен Николаевич в ужасе переводил глаза со старого бандита на молодого… Он не знал, кто из них страшнее. Никогда в жизни ему не приходилось сталкиваться с такими ужасными людьми! Вот она, расплата за спокойную обеспеченную жизнь с Марианной! У Ани, конечно, не могло быть таких страшных знакомых, ее круг — это ученые, умные интеллигентные люди, а Марианна в процессе своего бизнеса якшалась со всякой швалью, с такими вот криминальными типами. Разумеется, без этого она не могла бы делать деньги. За все надо платить…

— За все надо платить! — громко произнес старик, словно прочитав мысли Барсукова. — И тебя, любезный, возмездие настигло совершенно справедливо. Если бы не ты, Марианна была бы сейчас жива и здорова! И денежки мои тоже…

— Что? — удивлению Барсукова не было предела. — Какое я-то отношение имею к ее смерти?

— А ты будто не знаешь?

— Понятия не имею! — возмущенно отрезал Семен Николаевич.

— А ты, любезный, значит, и представления не имеешь, что Марианну-то зарезала твоя первая жена?

— Анна?! Такое невозможно! Она тихая, мягкая, интеллигентная женщина!

— Была, — охотно согласился кашемировый мучитель и резким движением загасил сигарету все в том же драгоценном фарфоровом блюдечке, — была. Но болезнь, нищета и одиночество сделали ее совершенно другим человеком. Хотя… я лично не верю, что человек может так измениться. Стало быть, такое в ней присутствовало всегда, и если бы ты, сволочь, сумел в ней это разглядеть, сумел как-то разобраться со своими двумя бабами, то, возможно, все бы могло кончиться по-другому. Твоя бывшая жена убила Марианну из мести. И, между прочим, украла, у нее деньги. Мои деньги. Те самые восемьдесят тысяч.