Предания о самураях - Джеймс С. Бенневиль

Икэно Сёдзи связывает Казаму Хатиро

Ханвану с первого взгляда понравился вид его могучего пленника. «Велика сила твоего тела, Сукэнага, и умен составленный тобою замысел. Вот уж точно: могучий умом и телом человек. А это – пресловутый Казама Хатиро? Освободите его от всех пут». Смущенный и ошарашенный вожак разбойников простерся перед повелителем. Сукэсигэ начал свою речь так: «Судя по твоим взглядам и действиям, разбой не совсем тебе по душе. Как человек твоего склада, такой молодой и перспективный, может заниматься совсем сомнительным делом, осуждаемым и презираемым всеми добропорядочными мужами, понять трудно. Однако в задачи вашего Сукэсигэ оказание чрезмерного нажима на храбрых людей не входит. Выбери для себя новый путь, займись честным добыванием средств на жизнь, и придет прощение. Нет! Надо бы рекомендовать ваши имена сёгуну Мотиудзи, это, совершенно определенно, пойдет вам только на пользу. Что скажешь?» – «Такая благожелательность, – отвечал Казама Хатиро, – да еще в подобном исполнении – вещь неслыханная. Со времен Сюна из Со (Китая) никто из злодеев не удостаивался подобной милости. Не передать словами всю глубину благодарности, не выразить величину страха, охватившего меня, Хатиро. Позволь мне отправиться в мир иной к моему брату Дзиро, чтобы обратить его на путь истины, чтобы передать ему весть о том, что ваша светлость готовы принять братьев на свою службу самыми последними людьми». Сёдзи тут же выступил с протестом: «Осмелюсь просить вашу светлость ничего не предпринимать и не слушать медоточивые речи этого негодяя. Не выпускайте тигра из бамбукового леса площадью тысяча ри (большое пространство), ведь этот разбойник просто надеется призвать своего брата Дзиро на отмщение. За его силу Сёдзи может ответить. Его безнравственность и лицемерие известны всем. Он опасный для общества тип. Не соизволит ли ваше высочество приказать мне отсечь ему голову?» Но Сукэсигэ подал дружелюбный знак помолчать, а Казаме – знак, что тот свободен. Пораженный таким исходом своего дела разбойник поклонился до земли и, спотыкаясь, отправился прочь с постоялого двора на дорогу, ведущую на гору Цукуба. Когда тот ушел, Сукэсигэ сказал: «Милосердие – первое средство, а меч – последнее из всех имеющихся. Так гласит кодекс поведения самурая. Предупрежденный братом о нашем подходящем предложении Дзиро раскается в своем порочном поведении. В таком случае пользы для нас будет гораздо больше. Кроме того, со второй попытки им светит больший успех, чем с первой. Сукэсигэ выбрал бой в открытом поле. Проведение штурма горной крепости потребует больших людских потерь. По возможности таких потерь следует избегать. Давайте подождем и посмотрим, что у нас получится. При этом будьте готовы к любым новым попыткам разбойников». Его рото послушали такие слова и одобрительно похлопали в ладоши; больше всех радовался Икэно Сёдзи Сукэнага. Новые сражения? Они были мясом и напитком для этого голодного человека.

Казаме Хатиро не пришлось преодолевать весь путь до укрепления на горной вершине Цукуба. Едва он отошел от берега реки, как тут же встретил Дзиро, скакавшего во главе отряда из восьмидесяти человек мстить за брата. Дзиро несказанно обрадовался и удивился при виде своего брата, все еще живого и здорового. «Ах, какая счастливая встреча! Теперь этому Огури Сукэсигэ стоит преподнести наглядный урок, чтобы он больше не пытался переодеваться в чужое платье и выступать против братьев Казама! Он должен побывать на горной вершине Цукуба в нашей крепости, но в качестве пленника, а судьба его будет такой, что этим ковровым самураям из Камакуры предстоит трепетать от страха при всяком распоряжении выступить в поход на нас. Подать коня Хатиро-доно! Теперь горные братья со своими бойцами отправятся дальше». Тут Хатиро отвесил почтительный поклон своему старшему брату, но не двинулся с места. «Задумайся-ка на минуту по следующему поводу! Я, Хатиро, обязан Ханвану жизнью. Другими словами, я родился заново. Кроме того, его слова запали глубоко мне в душу, Хатиро. Зачем цепляться на наше никчемное мятежное существование, когда предложено достойное будущее? Рассуди сам, брат, согласись на перемены в жизни: подадим прошение на назначение нас кэраи при Огури-доно. Потом сама жизнь поставит перед нами, еще молодыми людьми, задачу – служить в качестве самураев нашему сёгуну». Дзиро посмеялся над ним, а потом пришел в ярость. «Хатиро, ты находишься под действием чар льстивых речей Сукэсигэ, который просто-напросто пытается заманить нас в ловушку. Если оба брата окажутся в его силках, он запоет совсем другую песню. Нашу горную твердыню разрушат, братьев Казама доставят в город Огури, где порадуют толпу тем, что нас публично распнут, а тела порежут на куски ради собственного развлечения. С Огури Сукэсигэ следует разговаривать только на языке оружия. Тогда ему достанется судьба, уготовленная для нас; он должен пасть жертвой своего собственного коварства и при этом послужить развлечением для нашей братии… Что! Ты все еще не отбросил сомнения! Нет, брат, ты у нас совсем перетрусил! Тогда бери коня и возвращайся на нашу гору. Полежи под стегаными одеялами, глядишь, согреешься и восстановишь свое мужество. Выпей сакэ, да так, чтобы кровь побежала не только по твоим жилам, но и перед самими глазами». Презрительно взглянув на брата, он пришпорил своего коня. Хатиро остался один, бледный от возмущения. «Я, Хатиро, уже мертвец. Почему бы на самом деле не совершить путешествие в Мэйдо (Аид)? Если подчиниться старшему брату, тогда снова придется напасть на Ханвана, а потом подвергнуться осуждению и наказанию». Он стремительно последовал за свитой своего брата, который еще раз улыбнулся, пытаясь взбодрить помрачневшего Хатиро, как это всегда делал в детстве.

Переправившись через реку, разбойники приблизились к постоялому двору покойного Сикароку. На этот раз все обстояло совсем по-другому. Окрестности ярко освещались, но снова нельзя было заметить ни малейшего признака жизни. Зная, что случилось с его братом, Дзиро взирал на все это с дурными предчувствиями. «Ханван не станет использовать ту же самую уловку дважды. Что он мог задумать теперь? Неужели они испугались, покинули постоялый двор и бежали в сторону Огури? Мы их очень скоро догоним». Один из разбойников предложил: «С почтением и уважением предлагаю провести вылазку». Дзиро удивился: «Что это вон там?» – «Вон там, на вершине горы, виднеется небольшой костер. Без сомнения, кому-то подается сигнал». – «Сомневаться не приходится: все это вызывает большую тревогу. Разделитесь на две группы у подножия той вон горы и обойдите ее с обеих сторон. При таком построении противник не сможет зайти к нам со спины». По приказу Дзиро разбойники все так и сделали, но никого обнаружить не смогли. Тут неожиданно у подножия горы появилась фигура буси верхом на коне. Сукэсигэ прокричал: «Так вот, Дзиро, как ты отреагировал на мое распоряжение! Удостоенный прощения, ты пытаешься снова силой навязать мне свою компанию, но тебе вместо милосердия уготовано суровое наказание. Немедленно сдавайся и готовь прошение о помиловании, предоставленном твоему брату Хатиро». На такое мягкое предложение Дзиро промычал в ответ следующее: «Ага! Ты встретил моего брата вероломством и медоточивыми речами, а не оружием в честной схватке лицом к лицу. Теперь настало время показать, что братья Казама не хуже любого самурая, произведенного на свет в городе Камакуре». Алебарда в его руках завертелась, как крылья ветряной мельницы, и разбойник бросился на Сукэсигэ. Парируя удар, Сукэсигэ одним движением меча перерубил древко алебарды. Под седлом у Дзиро находился прекрасно обученный боевой конь. В стойлах Сикароку Сукэсигэ удалось обнаружить одного простого жеребчика, но такими были его навыки, что животное и человек выступали единым существом. На ум самоуверенному Дзиро начали приходить недобрые предчувствия. Бросив бесполезное древко алебарды, вожак разбойников вытащил свой меч. Он наносил мощные удары сверху и снизу, справа и слева. Сукэсигэ давал противнику порезвиться, отражая его удары со смехом и подначками. Неожиданно лошадь Дзиро оступилась. Сёдзи приблизился с толстым стволом березы длиной футов двенадцать (без малого 4 метра), вырванным из земли. Пользуясь им как палкой для ходьбы, он одним ударом уложил на землю лошадь вместе с седоком. В мгновение ока главаря разбойников связали, как пойманного на охоте кабана.