Исповедь Мотылька - Айя Субботина
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Пока я молчу, пытаясь мысленно отгородится от услышанного, он обходит меня по кругу, становится напротив и дергает уголком рта, как делают собаки, когда чем-то недовольны, но хозяин не дал команду «фас».
— Хотя, если честно, удивлен его выбором, потому что тебе сиськи и жопу точно не завезли. Но может, ты собираешь волосы, одеваешься в клетчатую рубашку и изображаешь мальчика?
Он стоит слишком далеко, чтобы заехать ему по роже, но сумка до сих пор у меня в руках.
Я держу ее на вытянутом плечевом ремешке.
Поэтому, все-таки достаю Дениса крепкой оплеухой. Пожалуй, даже слишком крепкой, потому что тяжелая металлическая пряжка на застежке врезается прямо ему в глаз. Он вскрикивает от неожиданности и хватается ладонью за стремительно распухающий синяк.
— Что происходит? — Голова подруг один за другим вторгаются в нашу «милую беседу».
Они становятся по обе стороны от меня. Катя всюду ходит с большим рюкзаком, на котором целая куча разных брелоков и цепочек, и она на всякий случай тоже берет его за плечевые ремни. Понятия не имею, что она там носит, но наверняка много всего, раз у нее все и всегда под рукой, даже крайне неожиданные вещи.
— После того, как я звездану тебя этим, — предупреждает подруга, — ее сумочка покажется тебе просто раем.
— Ясно, — Денис пытается беззаботно улыбнуться, но от удара его рожу все-таки перекосило, — шлюха и ее профсоюз.
— Вали отсюда — тебя там твои дружки заждались, — говорит Ира.
Денис так на нас поглядывает, что я морально готовлюсь к ослепительно гадкой финальной мерзости. Но он только раздраженно сжимает челюсти и убирается, напоследок еще раз смерив нас всех уничижительным взглядом.
— Он к тебе приставал? — Ира осматривает меня, как будто ищет следы насилия. — руки распускал? Вот ублюдок. Членоносец конченый. Как называется болезнь, при которой высыхает мозг и распухают яйца?
— Сексизм, — подсказывает Катя. Она явно рассчитывала пустить рюкзак в ход.
Мы вызываем такси, потому что на прогулку, о которой договаривались когда планировали сегодняшний пятничный вечер, нет ни капли настроения.
— Дами, перед нами был ярчайший пример того, что генетика — самая малоизученная область науки, — говорит Катя, когда мы забираемся в приехавшую через пять минут машину и водитель даже не отказывается подключить к динамикам телефон Иры.
Если честно, плейлист у нее просто мозгодробительный, но бывают дни, когда выручает именно такая дичь, и сегодня — как раз такой случай.
— Когда оба брата вышли из одного помета одних и тех же заводчиков, но один вырос в породистого ротвейлера, а другой даже не эволюционировал из головастика.
— Может, это приемный головастик? — подхватывает Ира.
— Нууу…. - задумчиво тянет Катя, и поправляет на переносице несуществующие очки, — судя по изгибу надбровных дуг, форме черепа, а так же…
Я «выключаюсь» из их разговора, хотя затеян он исключительно для моей поддержки и чтобы развеять противное послевкусие встречи с Денисом.
Если абстрагироваться от тона и поганых словечек Дениса, то в чем он не прав? И что бы он еще добавил к сказанному, если бы узнал, на что я пошла, чтобы устроить нашу с Олегом встречу? Ведь я долго изучала его жизнь, повадки, привычки, прежде чем нашла на него выход. И когда я подошла к нему в том ночном клубе — это был не первый мой визит туда. До того вечер я была там трижды, но каждый раз неудачно. После каждого визита впустую, обещала себе, что больше не буду даже пытаться, что не судьба. Приплетала судьбу, убеждала себя, что мой интерес к мужчине, годящемуся мне в отцы — не здоровый, потому что это может быть чем угодно, но только не любовью. Господи, да с меня подруги уже как только не смеялись, приводя в пример детские влюбленности в голивудских звезд. И я каждый раз с ними соглашалась, но только чтобы через пару недель снова поддаться искушению попытать судьбу еще раз. И еще, и еще, пока это, наконец, не сработало.
— Эй, — привлекает внимание сидящая на сиденье передо мной Катя. — Не грузись из-за того придурка. Он не прав во всем. Как минимум очень тупо делать выводы о человеке, видя и зная его ровно десять минут. Может, в прошлом он и отрывал головы твоим куклам, но та девчонка к тебе настоящей не имеет никакого отношения.
— Угу, — киваю я, хотя ее попытка меня успокоить никак не влияет на раны, которые я только что нанесла себе в акте безжалостного самобичевания.
— Серьезно, Ви, — подхватывает Ира, и несильно таранит меня плечом, — у них, скорее всего, свои семейные разборки, а ты просто попала под каток. Да плюнуть и растереть на его слова.
Я снова послушно киваю.
Но легче не становится — ни когда приезжаю домой, ни потом, когда я, завернувшись в халат, заглядываю на кухню, чтобы сварить кофе. Все вокруг, буквально каждая деталь, стоящая огромных денег, словно тычет в меня невидимыми пальцами и стыдит: «Эй, девочка, ну и как оно — быть содержанкой у богатого мужчины?»
Кофемашину в итоге так и не включаю — рука не поднимается нажать кнопку. Как будто вместо кофе в красивую белую чашку из костяного фарфора польется сточная вода.
Я набираю маму — время еще не позднее, начало десятого. Впереди выходные, а мы уже очень давно не проводили время вместе. После последнего разговора наше так и вовсе свелось к обмену сухими сообщениями в духе: «Как дела — я в порядке». Я и раньше чувствовала вину за то, что была с ней неоправданно резкой, повысила голос, хотя могла спокойно все объяснить, но сегодняшний вечер словно решил разом ударить по всем фронтам. Да еще и трубку она берет только после третьей попытки дозвониться.
— Эвелина? У тебя все в порядке? — спрашивает почему-то с тревогой, хотя после того, как она не ответила на первых два звонка, я начала себя накручивать как профессиональная истеричка.
— Да, все хорошо. Ты долго не отвечала. Я беспокоилась.
— У меня консервация тут.
Я бросаю взгляд на часы. Вспоминаю, что сезон закруток в самом разгаре.
— Мам, поздно уже. — Хотя, когда она меня слушалась? Каждый год одно и то же. — «Я посмотрю как ты зимой будешь эти банки открывать!» — повторяю за ней слово в слово и мы обе смеемся.
— Варенье в прошлом году, между прочим, ты все и вытаскала!
