Мрак остаeтся - Марк Энтони

— Таркис, — вздохнула Эйрин с некоторой долей облегчения, хотя задержка не входила в ее планы. — Что тебе нужно?

— Что? — возмутился шут. — Разве ты забыла, милая? Мы еще не завершили стихотворное состязание.

Она подтянула руку к груди.

— О чем ты?

С шутовского костюма свисали клочья паутины и хлопья пыли. Где он прятался, если так сильно выпачкался?

— Ты из имени моего сложила стихотворение. И теперь я проделаю то же с твоим.

В его голосе слышалось что-то странное. Он звучал тише обычного и более шепеляво. В косых глазах вспыхнул лукавый огонек. Эйрин ничего не оставалось делать, как задержаться.

Шут взмахнул руками и заговорил низким монотонным голосом:

Милая леди ЭйринДолжна обручиться с бароном,Но никто не возьмет ее в жены,Благословленную одной рукой.

Надменные красавицы сестрыЕе в одиночестве бросили.Но однажды они раскаются,Когда к ним она снова явится.

Пусть трепещут!С мечом в руке, на гордом коне,Проедет она по всей их стране.

Кровь застыла в жилах Эйрин и превратилась в лед. Неужели шут видел, что она проделала с Белирой и остальными колдуньями? Но заключительная часть стиха была еще более тревожной, напомнив о карте, которую она вытащила из колоды старухи-гадалки. А об этом шут никак не мог узнать. Это просто невозможно… или возможно?

Таркис улыбнулся, обнажая острые желтые зубы:

— По твоим глазам видно, что я победил. Теперь, моя дорогая, ты должна наградить меня.

Шут подошел ближе, и в нос ударил отвратительный кислый запах. Улыбка шута сделалась шире, растягивая лицо в нелепую бугристую и морщинистую маску. Зазвенели бубенчики, но он приглушил их звон голубой материей ее платья, прижавшись к девушке всем телом.

Эйрин охватило бешенство.

— Убери от меня руки, пес! — выкрикнула она не своим голосом. Словно по собственной воле правая рука поднялась из повязки.

Таркис отпрянул. Улыбка исчезла с лица шута, и на нем появилось выражение страха. Глаза перестали косить и, казалось, смотрели сквозь нее.

— Не говори так, дорогая, — прохрипел он. — Он суров и холоден, твой голос. Как у нее. Очень похож. И глаза твои… так пронзительны. Они буравят меня, прямо как ее глаза.

Эйрин позабыла о гневе. Таркис съежился, обхватил себя руками и захныкал.

— О ком ты говоришь?

— Тень среди деревьев! У нее много глаз. Она все видит. Я не могу спрятаться… даже когда сплю, она находит меня. Но она — не единственная, кто видит. — Таркис рассмеялся, и эти звуки слетели с его губ, как осколки стекла. — Я тоже кое-что видел.

Эйрин, поколебавшись, протянула к нему левую руку.

— Все хорошо, всего лишь…

Она умолкла, когда он уставился на нее безумными глазами.

— Она придет и за тобой. Тебе не убежать. Она прядет паутину для прях… и поймает всех.

По спине Эйрин пробежал холодок.

— О ком ты говоришь? Кого она пытается поймать?

— Она поймает… Она все видит, но ее нет среди живых. Следи за ней, пряха. Паутина надвигается на нас уже сейчас. Скоро она проглотит всех, кто попадется в нее! — Шут обхватил голову трясущимися руками. — Она думает, я… забыл. Но иногда я почти вспоминаю. Я почти… она среди деревьев… Я должен скакать. Она приближается. Повинуйся мне, ибо я — король. О, клянусь всеми богами, она приближается…

Таркиса трясло, по его лицу текли слезы. В глазах застыл бессмысленный страх. Однако слова шута казались удивительно ясными и понятными.

— Эйрин! — позвал голос из конца коридора. — Эйрин, это ты?

Как марионетка, которую резко дернули за ниточки, Таркис вскочил на ноги.

— Бойся того, кто и жив, и мертв, — прошипел он, — ибо не миновать тебе его паутины.

Затем шут со сверхъестественной скоростью вскарабкался по стене и исчез наверху в тени двух стропил. Эйрин вытянула шею, пытаясь отыскать его на потолке, но она прекрасно знала, что это бесполезно.

— Эйрин, вот ты где! Мне показалось, что я почувствовала твою нить.

Силуэт приблизился и превратился в Лирит. Ее лицо выглядело бледнее обычного.

— Ты слышала мой зов, сестра? — Да.

— Я так и думала, но не была до конца уверена. Ты немедленно должна следовать за мной.

— Что случилось?

— Трудно объяснить. — Лирит взяла Эйрин за левую руку. — Пойдем, увидишь сама.

Мысли о Таркисе улетучились, пока Лирит тащила ее по коридору. Они достигли двери покоев Мелии и Фолкена и проскользнули внутрь. Эйрин не знала, что ей предстоит увидеть.

Дарж прижался к дальней стене так плотно, словно хотел проникнуть в нее. Его глаза были широко раскрыты от изумления. Фолкен стоял на коленях недалеко от двери, устремив взгляд вверх, и на его лице отражалась печаль. В самом центре комнаты рыдала Мелия. Она рвала на себе иссиня-черные волосы, а из янтарного цвета глаз катились слезы. Тем не менее не от этого глаза Эйрин едва не выскочили из орбит, а дыхание застряло в легких. Ее поразило то, что Мелия медленно плыла по воздуху.

Свернувшись калачиком, женщина парила в центре комнаты в нескольких футах над полом, покачиваясь вверх-вниз, словно ее бросало на волнах в объятом штормом море.

Воздух наконец ворвался в легкие Эйрин. Она, должно быть, споткнулась, потому что Лирит поймала ее за руку. Тут же рядом очутился Фолкен и поставил девушку на ноги. Дарж по краю обошел спальню и присоединился к ним.

— Она скорбит, — объяснил Фолкен тихим голосом в ответ на немой вопрос Эйрин. — Не знаю, как долго это будет продолжаться.

Эйрин покачала головой:

— Скорбит? Но по кому?

— По одному из братьев.

Ужас пронзил Эйрин, и она крепко сжала руку барда.

— Тум?..

Хотя она встречалась с ним лишь однажды, этого ей хватило, чтобы привязаться к доброму старичку с золотистыми глазами. Как и Мелия, Тум был одним из Девяти, кто отрекся от божественности и отправился бродить по Зее, бороться против некромантов Бледного Властелина. С тех пор многие из Девяти утратили былое могущество и постепенно исчезли из этого мира.

— Нет, — ответил Фолкен. — Она оплакивает бога Тарраса.

Эйрин, пытаясь понять, напрягла все силы.

— Но ведь Манду — Вечноугасающий. Разве он не воскреснет вновь?

— Это и не Манду, — вяло сказала Лирит.

Эйрин поглядела на ведьму, затем на Фолкена. Наконец бард угрюмо произнес:

— Бог умер.

Рассказ барда, уже поведанный Лирит и Даржу, все больше и больше ошеломлял Эйрин. Этим утром, прямо перед рассветом, Мелия проснулась с криком на губах, и Фолкен бросился к ней.