Дом дневной, дом ночной - Ольга Токарчук

На лето 1993 года он предвидел потоп. Растают внезапно льды на севере, и поднимется в океанах вода. Голландия исчезнет под водой. То же самое случится и с Жулавами. Может, даже будет еще хуже — над водой останутся только возвышенности и горы. Новая Руда уцелеет, так как лежит высоко. Потом начнется война на Ближнем Востоке, которая в течение года перерастет в мировую войну. По подмокшим низменностям снова будут двигаться армии. Кафедральный собор во Вроцлаве станет мечетью. Затем, в начале 1994 года, небо будет темным несколько дней от ядерных взрывов. Люди начнут болеть. Слава Богу, что с Новой Рудой ничего не случится.

Лев издал эту книгу сам на деньги, заработанные практикой ясновидящего, в 1990 году, когда уже сняли ограничения на продажу бумаги. Три года он ждал первых признаков конца света, но они так и не появились, несмотря на пустующие стеклянные банки и хлеб, съедаемый до зачерствелой горбушки. Лето девяносто третьего было жарким, и эту ужасную жару он воспринял как начало конца, но она вовремя прекратилась, дети пошли в школу, люди пекли пироги со сливами, убирали на полях картофель. У Льва в кухне вышла из строя газовая плита, и поскольку похолодало, а ему, естественно, нужна была теплая вода, то пришлось ее починить. Копаясь в горелках плиты фирмы «Юнкере», он испытывал пронизывающее до мозга костей чувство, что это напрасный труд. Когда близок конец света, любая деятельность — своего рода болезнь.

Для Льва, однако, концом света стал день четырнадцатого ноября 1993 года, во время большой конъюнкции[16] Урана и Нептуна на восемнадцатом градусе Козерога. Он понял это, когда сидел в ванне — то был единственный надежный способ быстро согреть все тело. В тот день по телевизору сказали, что какая-то секта в Уругвае ожидает сегодня конца света. Потом Папа Римский с правой рукой на перевязи благословил мир левой, а в прогнозе погоды предупреждали о возможных метелях. В конце еще появилась усталая ведущая и, пожелав всем «спокойной ночи», неожиданно добавила от себя, с явным сарказмом: «Несмотря на пессимистические предсказания уругвайских сектантов, мир по-прежнему существует». Тогда Лев подумал, что до конца дня остается еще сорок пять минут, один школьный урок. И пошел принимать ванну.

Когда он там сидел, во всей квартире потух свет, умолк телевизор, и из крана потекла в ванну ледяная вода. Лев замер, охваченный ужасом, но даже не пытался в темноте искать спасения. В голове пронеслись колонки цифр из эфемерид и мрачная безмолвная схема солнечной системы. Водопроводные трубы загудели, словно возвещая Судный день, и по обнаженному телу Льва пробежала дрожь. И тут он подумал обо всех близких людях — правда, это были далекие близкие, ибо иных у него не было, — и о том, что делают все городские животные, собаки, кошки, морские свинки: страшно ли им тоже и останутся ли животные с нами и впредь. Появится ли огненный меч в каждом доме, в том числе на двенадцатых этажах жилых башен, и где разверзнется земля, если нет места даже для парковки машин. Как вдруг в этой окутавшей ванную тьме он ясно увидел картину, которая заставляла его трепетать еще в далеком детстве: из земли выходят мертвецы, нагие и заспанные, щурят глаза, прикрывают ладонями — так их слепит дневной свет; качаются каменные кресты на кладбищах, раздвигаются надгробные плиты. Над горизонтом парит ангел, его прекрасное лицо искажено от отвращения и гнева, вокруг его головы бушует ураган. Вот что возникло у Льва перед глазами и в голове.

Ванная комната оставалась темной.

От завывания труб содрогались стены. Челюсть Льва начала трястись, и затем он услышал лязганье собственных зубов. Но это был не страх. Одно чувство им овладело — разочарование. Поначалу легкое, как тогда, когда мама на Рождество вместо желанного коня-качалки, купила ему пижаму, потом все более острое и, наконец, невыносимое. И это должно выглядеть так? Темень и гудение труб в стенах?

Человек, предвидевший конец мира, ну, может, он только ошибся в точной дате, был по сути своей оптимистом. Он хотел стать свидетелем всего происходящего, словно сам это вызвал, и ему даже вспомнилась некая редкая конъюнкция, и Нептун, и Уран, как они трутся друг о друга со скрежетом, как потрескивает их расщепленная энергия.

Единственное, чего он сейчас желал, это посмотреть на небо, погасло ли оно уже, сворачиваются ли уже орбиты планет, сталкиваются ли разогнавшиеся галактики и затвердевает ли апокалиптическая пыль при нуле градусов по шкале Кельвина. Он сжал дрожащие челюсти и стал вылезать из холодной воды.

И тут, в один из наиболее непонятных моментов в жизни Льва, голая лампочка вспыхнула, кран захрипел и изрыгнул кипяток, а из комнаты донесся голос телевизора, словно именно он со своими миллионами лиц был единственным воскресшим созданием. Лев, пораженный, что дело приняло столь неожиданный оборот, застыл, поставив одну ногу на борт ванны, сощурив глаза, ослепленные светом. Клубы пара оседали каплями на треснувшем зеркале. Застиранные до дыр полотенца покоились на крючках. Надпись на плоском флаконе гласила: WARS, столь же бесстрастно, как и прежде.

Лев вышел из ванной, открыл входную дверь и прислушался. Кто-то шел по коридору, шаркая ногами. Сверху, от соседей, плыла однообразная механическая музыка. Лев пересек комнату и открыл дверь на балкон. Его встревоженное тело не ощущало холода. Он увидел перед собой город таким же, каким тот был вчера, час назад. Город мерцал огнями в долинах, журчал. Но Льву показалось, что ничего уже не было точно таким, как прежде. В этой безмятежной знакомой картине он чувствовал какую-то фальшь. Потянул носом, надеясь учуять запах гари. И спустя несколько минут, в течение которых его тело окоченело от холода, он осознал — мир кончился, хотя сохранял видимость существования. Так выглядит настоящий конец света.

По непонятным причинам люди не могут представить себе конец — не только великих вещей, но и ничтожных. А может, оттого и ускользает куда-то реальность, что мы ее себе представляем; может, она не хочет жить в воображении людей, хочет быть свободной, как взбунтовавшийся подросток, и именно потому всегда все иначе, не так, как можно себе вообразить.

На следующий день Лев начал жить в мире, который уже не существовал, который был сплошной иллюзией, мгновенно нахлынувшим, усмиряющим чувства сном.

И жить так было совсем не трудно; даже проще, чем в той, всамделишной жизни. Теперь он выходил в город, как в туман, как в декорации. Строил гримасы людям, смеялся, когда они смотрели на него с удивлением. И позволял себе даже стянуть что-нибудь в гастрономе, но немного, какой-нибудь пустяк, чтобы потом не стало неловко. Он перестал следить за одеждой. Заботился только, чтобы не замерзнуть. Надевал два разных ботинка, а когда нечаянно облил подсолнечным маслом демисезонное пальто, сменил его на одеяло; вырезал дыру и носил, как пончо. А поскольку Лев забросил свои эфемериды и другие расчеты, появилась уйма свободного времени; он подолгу просиживал в парке у реки и пристально изучал каждый камень, каждую стену. Наблюдал, нет ли каких-нибудь симптомов распада. И находил, а как же! Река почти каждый день меняла цвет. Раз была коричневой, темной, как кофе, а то розовой, как шампанское. Камни начинали покрываться морщинами. Мостик ветшал, и Лев с нетерпением ждал, когда люди-призраки провалятся в нереальную воду. Он прохаживался между лотками на овощном базаре и брал из корзин самые спелые плоды. Некоторые кричали на него, другие нет. Он приставал к девушкам в подворотне, но больше шутки ради или же, чтобы преодолеть в себе страх перед заманчивой женственностью в облегающих юбках, да у него и желания не было связываться с кем-то, кого нет.

Лев смотрел и на небо. Оно наводило на него грусть. Что ни день, небо выглядело иначе, как та разноцветная река, потому что звезды двигались как-то хаотично и непредсказуемо. Он часами искал Марс, потому что его не было там, где он должен быть. Млечный Путь был почти не виден. Гора Анны озарялась порой каким-то ярким светом, но он не знал, что это могло быть. Иногда Лев видел людей, людей-призраков, они тоже смотрели на небо, но не казались встревоженными. Целовались под луной, хотя с того дня ее фазы уже было трудно предвидеть. Луна делала что хотела.

Лев ложился спать, и ему снилось, что он не спит, а ходит по городу, таскает с прилавков фрукты, смотрит на речку.

Иногда он делал следующее: засовывал палец в стену и ковырялся в ее теплых подопревших внутренностях. Камень поддавался напору подушечки пальца, крошился, уступал нажатию. Оставалась дыра, которая уже не могла срастись. Как-то раз он видел, как погибал один дом у реки. Выглядело так, будто он усох, стал хрупким и беззащитным. Рухнул под собственной тяжестью и тихо улегся на землю. Осталась лишь одна стена, которую поддерживало соседнее строение. Люди-призраки, похоже, не обратили на это внимания. Проходили мимо пустого места, словно там ничего и не было, словно на их глазах место от дома зарубцевалось.