Расследования комиссара Бутлера - Павел (Песах) Амнуэль

— Если, — пробормотал адвокат, — кто-то намеренно не оставляет следов…

— Вот именно! Но, видите ли, когда некто пытается свалить вину за преступление на другого, он обычно подставляет человека так, чтобы у полиции не возникло сомнений. Уже по этому хороший сыщик может определить, является ли оставленный след имитацией… В данном случае, по мере того, как мисс Диана излагала мне эту странную историю варварских нападений, я все больше приходил к мысли, что она ошибается, и что ее стремление доказать невиновность отчима основано на личном к нему отношении, а не на реальных фактах. Но я не мог отказать мисс Диане и приехал сюда, тем более, что один момент в этой серии разгромов выглядел очень странно. Вы не обратили внимания, господа?

Хью и адвокат переглянулись, а миссис Каролина, слушавшая Пуаро с закрытыми глазами, осталась безучастной.

— Во время первого разгрома, у миссис Ларсон, старуха даже не проснулась. Не было никакого риска для преступника, кем бы он ни оказался. Во время второго разгрома, у четы Паркинсонов, хозяева были в гостях, но ведь они могли в любую минуту возвратиться, и преступник довольно сильно рисковал, пробравшись в дом в столь ранний час. Во время четвертого разгрома, у Клейтонов, хозяин услышал шум и пошел посмотреть, что происходит. В результате он оказался в постели с переломами ребер. В то время я еще не знал о пятом преступлении, но мне очень не понравилась тенденция.

— Третий разгром, — напомнил Хью. — Вы не сказали о нем. А между тем…

— Да, вы правы, — согласился Пуаро. — Миссис Пембридж была в отъезде, и опасность попасться была для преступника даже меньше, чем в первом случае. Третий разгром выпадал из схемы, но ведь это могло быть и исключением, которое, как известно, подтверждает правило. У меня не было доказательств ни того, ни другого! И следовательно, я должен был предположить худшее, пока не убедился в лучшем. Иными словами, можно было ожидать пятого преступления, когда переломами ребер дело бы не ограничилось! Я поспешил в Кавершем и, к сожалению, убедился в том, что был прав: пятый налет закончился убийством…

— Если это безумие, — продолжал Пуаро, — то в нем прослеживается четкая система. И, на мой взгляд, инспектор Драммонд допустил непростительное легкомыслие, когда не арестовал Чарлза Чендлера после третьего или четвертого случая. Испектор старался быть предельно объективным, он полагал, что для присяжных косвенные улики, которыми располагала полиция, не станут решающим доказательством вины… И он просмотрел тенденцию, допустил дело до убийства.

— Как вы можете так говорить! — воскликнула Диана, гневно глядя Пуаро в глаза. — Допустим, что отец действительно был… немного не в себе… Но то, о чем вы говорите, свидетельствует о холодном уме, а не о безумии!

— Почему же? — удивился Пуаро. — Я уже сказал: в любом безумии есть система. Сам безумец ее может вовсе и не осознавать. В приступе ярости он вламывается в дом старухи, все обходится без последствий для взломщика, и в следующий раз он уже будет менее осторожен, риск возрастает с каждым новым налетом. Это сродни риску попасть в аварию, если постоянно нарушать правила движения. Согласитесь, что один раз вам все сойдет с рук, но, войдя во вкус, вы непременно когда-нибудь задавите пешехода и попадете за решетку…

— Я не понимаю, — с отчаянием сказала мисс Диана. — Вы хотите убедить всех в том, в чем они и так убеждены? А я все равно в это не верю!

— С вашего позволения, мисс Диана, я продолжу, — сказал Пуаро, — потому что в этой безумной системе просматривается еще один момент, возможно, приближающий нас к разгадке. Заметьте: между первым и вторым налетом прошли полтора месяца. Между вторым и третьим — три недели. Между третьим и четвертым — шесть дней. Пятый произошел через два дня после четвертого. Процесс все ускорялся, что, кстати говоря, тоже говорило о безумии преступника — болезнь, чем бы она ни была вызвана, прогрессировала…

— По сути, — продолжал Пуаро, — когда мне не удалось предотвратить пятое преступление, оставалось только одно: разобраться в том, чем было вызвано безумие мистера Чарлза Чендлера. Только ли плохой наследственностью? Почему безумие проявилось именно сейчас, ведь, как я узнал, Чарлз лечился несколько лет назад и, казалось бы, совершенно поправился. Значит, должна была существовать внешняя причина, из-за которой Чарлз Чендлер вновь впал в безумие. И еще один вопрос: почему ни разу никто из домашних не обратил внимания на то, что Чарлз по ночам, а один раз так даже поздно вечером, а вовсе не ночью, покидает дом? Да, да, кивнул Пуаро, заметив протестующий жест Хью, вы мне уже объясняли, что спите в противоположной части дома, а комната мисс Дианы тоже далеко от спальни Чарлза, но миссис Каролина должна была…

Миссис Чендлер, все это время сидевшая, опустив голову и сохраняя на лице отрешенное выражение, подняла на Пуаро отсутствующий взгляд.

— Я… Я могла бы поклясться, — тихо сказала она, — что Чарлз не вставал с постели. Могла бы…

— Могли бы… — повторил Пуаро. — Но… В вашей фразе, миссис Чендлер, содержится невысказанное «но».

— Я сплю очень крепко, мистер Пуаро. И, если бы меня действительно заставили дать присягу… Я не смогла бы утверждать…

— Вы всегда спите так крепко? — Пуаро наклонился вперед. — А по утрам просыпаетесь с тяжелой головой, верно?

— Не всегда, но случается.

— И именно в те ночи, когда ваш супруг уходил из дома, вы спали крепко и просыпались поздно… А проснувшись, обнаруживали Чарлза рядом с собой…

— Да.

Пуаро покачал головой.

— Вот и ответ, господа. Снотворное. Миссис Каролина не принимает никаких препаратов, но в те ночи… Вы понимаете, что я хочу сказать?

— Безусловно, — сердито произнес Хью. — Вы хотите сказать, что брат подсыпал Каролине снотворное, чтобы она не смогла свидетельствовать против него.

— О, Господи, — пробормотала Диана.

— Возможно, что именно так и было, философски заметил Пуаро. Но я продолжу свою мысль. Чарлз Чендлер, избавившийся от своей наследственной болезни, вдруг неожиданно впадает в буйство, но при этом странным образом помнит, что в те ночи, когда он уходит из дома, нужно позаботиться о том, чтобы это осталось незамеченным. Он забывает о мелочах, как каждый из нас, но, как любой преступник, помнит, что не нужно оставлять отпечатков пальцев… Похоже, что мистер Чендлер не столько был безумен, сколько изображал безумного. Но тогда, господа, он вовсе не случайно выбрал для первого налета дом глухой миссис Лоуренс, для второго — дом отсутствующих мистера и миссис Паркинсон, и так далее. Совершая налеты, он преследовал какую-то вполне определенную цель. И тогда система, о которой я говорил, видится уже совершенно иначе, вы не находите? Он что-то искал, разбрасывая вещи, что-то вполне конкретное. Что?

— Боже, о чем вы говорите, месье Пуаро! — воскликнула Диана, вскакивая на ноги. — Что мог искать отец у миссис Лоуренс, которую никогда не видел? Для чего ему были бедные Паркинсоны, о которых он не имел ни малейшего представления? И что общего у отца могло быть с миссис Пембридж?

— Да, — прервал девушку Пуаро, — действительно, что общего могло быть у вашего отца с миссис Пембридж? У Чарлза Чендлера — ничего, согласен. А у Патрика Чендлера?

— Все эти слухи не стоят и ломаного гроша! — гневно сказала Диана. — Но даже, если дед бывал у миссис Пембридж, что понадобилось у нее моему отцу?

— Но это же очевидно, — удивился Пуаро. — Обратите внимание: разгром учинялся в гостиных, в кабинетах, на кухне, где много шкафчиков, в которых можно спрятать какую-нибудь бумагу. Бумагу он и искал. Ведь Патрик Чендлер умер, не оставив завещания, верно?

— Да, — кивнул Хью.

— Он не любил свою жену, и вы, оба брата, это хорошо знали. А любил он последние годы жизни миссис Пембридж, и об этом вам тоже было хорошо известно. Он проводил у миссис Пембридж вечера, а то и ночи, там же, бывало, занимался делами, подписывал бумаги… Я не ошибаюсь?

— Нет, — буркнул Хью. — И что из этого следует?

— Да только то, что, составив завещание, отец ваш мог передать его на хранение, временное или постоянное, миссис Пембридж. И возможно, в этом завещании он отказывал в наследстве своей жене Этель — в пользу сыновей или других родственников. Потом Патрик скоропостижно умирает, вдова прибирает деньги к рукам и покидает город, оставив детям лишь дом да скотобойню, с которой ни Чарлз, ни, тем более, вы, Хью, не можете управиться. А миссис Пембридж хранит бумаги Патрика, поскольку он не дал ей никаких указаний на этот счет. К сожалению, я не смог поговорить об этом с миссис Пембридж, ее сейчас нет в городе…

— Как бы то ни было, — продолжал Пуаро, взглядом попросив Диану сесть, — не так давно Чарлзу стало известно о существовании завещания. Самое естественное предположение: отец оставил деньги ему, как старшему сыну. Или поделил между сыновьями, что тоже составило бы немалую сумму. Что должен был предпринять Чарлз? Пойти к миссис Пембридж и потребовать завещание отца? Но, если женщина молчала столько лет, значит, у нее были к тому основания. Стала бы она разговаривать с Чарлзом? Весьма сомнительно. Если же она стала бы все отрицать, а Чарлз потом взломал замок и попытался сам обнаружить бумаги, то сразу стало бы ясно, кто и, главное, с какой целью произвел взлом. Он придумал иной ход: имитировать собственное буйство. Он знал, что ни брат, ни падчерица не заметят его отлучек, а жене он подсыпал снотворное. Он не мог сразу пойти громить квартиру миссис Пембридж, чтобы полиция не сделала очевидных выводов. Ведь он не мог быть полностью уверен в том, что завещание существует, и что оно действительно находится у миссис Пембридж. Поэтому он сначала разгромил дом глухой миссис Лоуренс. Это было совершенно безопасно, старуха ничего не слышала. Потом он отправился к Паркинсонам, зная, что их нет дома. Здесь он рисковал больше, но все обошлось. И лишь затем он выполнил свою задачу. Миссис Пембридж гостила у родственников, и все удалось как нельзя лучше.