БЕРТОЛЕТОВА СОЛЬ АГЕНТУРЫ ГЛУБОКОГО УКРЫТИЯ - Данила Врангель
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
- Был я у вас в молодости. Писал портрет одной дамы. Хороша дама, помню как сейчас. Жена
одного вашего бандита. Он тогда работал премьер-министром. В то время у вас Красные
бригады шорох наводили. Те ещё парни. Почти как наши, подольские. - Задумчиво затянулся
сигаретой.
- Да, было, было, - ностальгически поддакнул шеф. - В этом что-то есть. Хоть и красные, но -
бригады. Ветераны Красных бригад до сих пор собираются и вспоминают прошлое. У них в
Риме есть свой закрытый для посторонних клуб. Так и называется - "Красный бригадир".
- Да? - спросил Аркаша. - Это интересно. Я бы с ними пообщался.
- Туда не попадёшь, - сказал шеф. - Они впускают только своих, бывших реальных бойцов. Я бы
и сам туда сходил. Даже мечтаю туда попасть! Так я - итальянец и местный, как вы говорите, а
тоже возможности нет.
- Вы итальянец, но абсолютно чисто говорите на русском языке. Как это у вас, получается? -
спросил художник, рассматривая харизматичное лицо шефа.
- Русский язык - мой второй родной язык. Я тридцать лет говорю на русском языке и уже давно
думаю на нём. Вот мой друг, Скорцени, тоже им владеет, но думает пока ещё на итальянском.
- А Отто Скорцени не ваш родственник? - спросил Аркаша пуская дым сигареты.
- Прадед, - ответил Скорцени. - А вы его знаете?
- Да, в общем-то, слышал. Хороший был диверсант.
- Он был воин, - с вызовом сказал Скорцени.
- Да, я это и имею в виду.
В "Экспресс" зашел человек в круглых очках и с большими, мохнатыми усами. Медленно
направился к стойке.
- Саша! Маринин! - крикнул Аркаша. - Ты чего это так замаскировался.
Саша быстро подсел к Аркаше и итальянцам за столик.
- Не ори, - сказал Аркадию. - Я в бегах. - Посмотрел на итальянцев. - От жены.
- Да? - удивлённо спросил художник. - А зачем эти дурацкие усы? И с глазами у тебя вроде всё в
порядке. Пенсне нацепил...
- Аркаша, меньше текста. Я просто соскучился по "Экспрессу". Вот и пришел. А усы - выросли.
Вопросы есть?
- Да нет вопросов, - нейтрально ответил художник.
- Извините, но, по-моему, я вас где-то видел, - проговорил шеф.
- Да? Интересно, где? - настороженно проговорил Маринин.
- А! Вспомнил. Вы - музыкант. И работаете дуэтом. Я слышал вашу великолепную
интерпретацию испанской песни о любви. Беса ме! Беса ме мучо! Вы играете на балалайке. А
где ваш бородатый напарник?
Маринин ошеломлённо глядел на итальянца. Посмотрел по сторонам. Осторожно спросил:
- Вы нас слышали в "трубе"?
- Как вы сказали? В трубе?
- "Труба" - это подземный переход на Крещатике.
- О! Да, да! Я вас слышал в "трубе". Мне так приятно пообщаться с музыкантом. Я устал от
разговоров о войне, революции и подполье. Человека искусства видно сразу. Того, кто не держал
в руках оружие, заметишь за версту. Вы добрая душа. Если не возражаете, выпьем? - И налил
Маринину стакан водки.
- Ммм... Да. Я люблю музыку. Но и выпить не прочь! - Взял стакан. Представился:
- Саша.
Главный итальянец протянул руку.
- Бенито. А это мой напарник по работе, Отто.
Скорцени наклонил голову.
- Отто Скорцени его прадед, - вставил Аркаша. - Ты представляешь?
- Это правда? - спросил "музыкант"
- Да, - ответил Скорцени. - В его честь все мужчины нашей "семьи" получают имя Отто.
Выпили.
- Отто Скорцени ваш прадед, - неторопливо констатировал Маринин, кинув в рот дольку
лимона. - А мой прадед штурмовал Берлин. Его звали Егор. Но я - Саша. У нас, как вы говорите
в "семье", каждый имеет своё собственное имя. Прадед - Егор, дед - Данила, отец - Иван, а я -
Александр. Вот так, Отто. - "Музыкант" с убедительной безмятежностью смотрел на Скорцени, топорща усы.
- У всех свои традиции, - уклончиво ответил Скорцени.
- У нас традиция быть самим собой, - мягко начал давить на итальянца Маринин. У него было
специфическое отношение к нерусским, оккупировавшим Киев. - Поэтому я не Данила или
Егор, а Саша. Но это нааши, чисто украинские традиции. - Замолчал, вытащил из кармана пачку
"Беломор-Канала" и сунул в рот папиросу, дунув в мундштук.
- Кхм... давай выпьем, - сказал шеф, уловивший психологическую конфронтацию. - За... За ваш
Подол!
- Я не против, - сказал Маринин.
Выпили. Скорцени стал жевать курицу и через минуту успокоился, забыв наезд.
- Вы гастролируете по всей Украине или работаете только в Киеве? - миролюбиво спросил он у
Маринина.
- Вообще-то наш дуэт редко даёт концерт. Вам, в некотором смысле, повезло. Гастролируем
только на острове Змеиный. Мы не любим гастроли. Недавно прилетели оттуда. Перелёт был
тяжелый, поэтому мы все до сих пор нервные, взвинченные, если что - извините.
- О! Вы выступаете за пределами Украины? - удивлённо проговорил шеф. - Это означает, что у
вас отличный мастер - класс. Вы проводите мастер-классы? Я бы взял несколько уроков на
балалайке. Гитарой я владею.
- Нет. Наш регламент расписан. Места для мастер-класса там не нашлось. Но, может быть, позже, ближе к осени, что-нибудь получится.
Аркаша со скрытым удивлением слушал. Саша Маринин умел запудрить мозги, и художник
давно знал все его темы. Но вот проведение мастер-класса на балалайке - это было что-то
новенькое. Выпили ещё. За процветающую Италию. За житницу славянских народов - Украину.
Выпили за полнолуние. За удачу Маринин пить отказался - "Я не у кого ничего просить не
буду!" Выпили за здоровье. Принесли третий графин с водкой. Выпили за Красные бригады.
Выпили за взятие Берлина (Маринин), выпили за Муссолини (шеф), за итальянские
вооруженные силы (Скорцени) и последователей художника Моне (Аркаша). Выпили за
братство народов и Интернационал.
Аркаша осоловело проговорил:
- Я должен вас всех нарисовать! - и вытащил из портфеля лист бумаги. Принялся делать
набросок.
Разговор продолжался в сложившейся на три графина с водкой колее.
- И что же нам теперь, есть эту демократию? Её на хлеб не намажешь. Сколько у тебя оклад? -
спросил Маринин у шефа. Они уже давно перешли на "ты".
- Двадцать пять тысяч евро, - ответил тот.
- В год?
- Нет, в неделю.
- Неплохо. У тебя проблема одна - сохранить эту зарплату.
- Ну. . В общем-то, ещё есть проблемы...
- Всё равно, связанные с работой. Верно?
- В общем, да.
Маринин провёл рукой вокруг себя. Сказал:
- Мои земляки, в радиусе пятисот километров получают, в лучшем случае, тридцать или сорок
евро в неделю. Как ты считаешь, о чём тебе можно с ними разговаривать?
- Ммм... Саша... Я никогда не делил... На богатых, бедных... Лишь бы хороший человек... Все
перед богом равны...
- Этот вопрос давно решил Маркс, - оборвал его Маринин. - Тебе знаком такой немецкий еврей -
Маркс.
- Да.
- Он считает идею прибавочной стоимости - воровской идеей. А как ты?
- Не согласен.
- Нуу. . Конечно... Куда-там... Двадцать пять тысяч евро - кто же будет согласен. Но! Но в этом-то
и есть корень вечного антагонизма, и не ищи его в национальных или ритуальных отличиях.
- Саша, хватит грузить, - сказал увлечённый рисунком Аркаша. - Парни нормальные, групповой
портрет нормальный. Не сбивай с мажорной темы.
- Но я уважаю Маркса, - добавил главный итальянец. Хотя бы за то, что он никогда не работал.
Из принципа.
Выпили за Маркса.
В "Экспресс" зашли двое. Оба в тёмных очках и чёрных бейсболах. Медленно двинулись в
направлении бара.
- Вы отпросились у Дубины? - притормозил их Маринин, когда они поравнялись со столиком, где тот сидел.
Оба резко остановились и уставились на безмятежную итало-украинскую компанию. Один
облегчённо выговорил:
- Тьфу, Саша... А ты чего здесь?
- А вы?
- Да мы, вообще-то... Вечер свободный... Ненадолго... По быстрому... Все свои пацаны...
- Вот и я тоже.
Пара присела за столик.
- Это музыканты из нашего сводного оркестра, - невозмутимо сказал Маринин итальянцам. - Мы
сейчас репетируем "Пляски смерти" Сен-Санса. Отрабатываем детали.
- О! Это тоже музыканты? - откинулся на стуле шеф. - У вас здесь, на Подоле, богатое
культурное общение. Так неожиданно... Прямо Елисейские поля в Париже. Я понимаю теперь
Дубину. Понимаю, почему он хвалит этот "Экспресс".
Подольские бандиты посмотрели на итальянца и отвели глаза в сторону.
- Шеф, не стоит упоминать о рабочих делах во время отдыха, - пробормотал пьяный Скорцени. -
Дубина не любит, чтобы мелькала его фамилия... В среде большого количества ушей... Я
правильно сказал по-русски? - Наклонился ещё ближе к начальнику и шепотом стал
выговаривать: - Шеф, а если бы это были не музыканты, а повстанцы? А? Шееф! - дернул за
рукав.
- Да отстань ты, - отпихнул его почитатель Муссолини. - Как напьёшься, так и плетёшь какую-то
ахинею.
- А что это - ахинея?
- Это твоя речь.
- Да, да, - влез в разговор Маринин. - Наливай, Отто. Какая то дубина нам не помеха, верно?
Стали пить уже вшестером. Быстро перезнакомились.