Филумана - Валентин Шатилов

– Ваше рассуждение надо понимать как согласие не ввязываться лично в мою авантюру? – строго спросила я.

Михаил неопределенно пожал плечами. Наверно, был занят в это время разгадыванием смысла слова «авантюра». Но мне некогда было ломать голову и подбирать синонимы. Я продолжала:

– Разумеется, я не собираюсь идти на поводу у Селивана и ввязываться в гибельное путешествие ко двору цара. Цар – это, видимо, глава вашего странного государства. Мне привычнее было бы сказать «царь», но вам тут виднее.

– Цар – это верховный лыцар, – охотно пояснил Михаил.

– Не важно, кто он. Я не собираюсь к нему ехать только для того, чтобы сгинуть в дороге. А ваши люди нужны мне, чтобы пробиться в поместье Шатровых. Георг, конечно, будет обороняться. У него там есть такие мерзкие мордовороты с мечами… Но я почему-то думаю, что ваши люди обучены лучше. Да и задача-то – не захватывать имение или наши родовые терема, а всего лишь пробиться в парк. Там есть такая, скажем, лазейка… Георг, правда, ее постарался заделать как можно крепче…

– Железом? – уточнил Михаил.

– Возможно. Каким-то металлическим листом – этакая дверь без ключа.

– Без ключа? Зачем металлу вода – она только разъест его.

– Нет, ключ – в смысле… Вы что, совсем замков не знаете? Счастливые люди. Не важно, оставим ключ в покое. Дверь, которую установил Георг, надо взломать. Тогда я смогу уйти в свой мир.

Выжидательно смолкнув, я посмотрела на Михаила.

Он был задумчив.

– Ну же, князь, – подбодрила я его. – Проявите свою княжескую волю. Вы обещали мне помочь – вот реальная возможность выполнить обещание. И одновременно решить все проблемы. Я спасусь от неминуемой гибели, ваш мир будет избавлен от опасного знамения. Вы к своему княжеству прибавите еще и это. Посадите в Суроже Порфирия – даже он в итоге останется доволен. Если, конечно, выйдет живым из драки с Георгом и его мордоворотами. Кстати, это ему будет дополнительным стимулом помочь мне вернуться домой.

Князь молчал.

Я начала терять терпение.

– Вы не заснули, князь? – повысила я голос. – Решение должно быть принято немедленно. Откладывать некуда – на все про все у нас сегодняшняя ночь.

– Я согласен, княгиня, решение нужно принять сейчас. Но людей я вам не дам.

– Как это? – опешила я. – Вы же обещали…

– Я обещал помочь вам. Но не в самоубийстве. Вы много говорили об опасности предприятия для моих людей, но ведь главная цель для кавустовских мечей и стрел – это вы, княгиня. Не в моих людях для него главное зло – в вас. Вероятнее всего, что именно ваш труп станет первым в этой сече.

Теперь молчала я.

Михаил подождал, не услышал возражений и продолжил:

– Но скажу вам честно, княгиня. Главная причина, по которой мои люди не станут нападать на Кавустова, – это как раз мое желание помочь вам. Вы должны сесть в Суроже на княжение. Вы нужны нашему миру. Вы нужны мне. Я не могу просто взять и отпустить вас. Назад? Домой? Будете ли вы жить там, куда сейчас хотите вернуться? Не подстерегают ли вас и там смертельные опасности? Я не знаю. Но, уйдя, вы для нашего мира исчезнете. Все равно что умрете. А я этого не хочу. И помогать вам в этом не могу.

– Князь… – Я растерянно глядела полными слез глазами на этого человека. Единственного из всех здешних жителей, в чьи мысли я не могла проникнуть. – Но что же мне тогда делать, князь?

– Вам не надо расстраиваться, княгиня.

Он взял с подушки мой небрежно кинутый шейный платок. осторожно, как маленькой, промокнул им слезы, текущие по моим щекам.

– Мы с вами спокойно доедем до Вышеграда.

– Мы с вами?

– Да. Я и так собирался в Вышеград. Селиван может этого и не знать, но князьям нельзя не бывать при царевом дворе. Цар хоть и носит звание верховного лыцара, но управляет лыцарством через нас, князей. Не думаю, что он откажет вам в своей милости. Мы ее получим и спокойно вернемся, чтобы княжить. Вы – у себя, я – у себя. А может статься, что получится и еще лучше. Я надеюсь… Впрочем, о моих надеждах мы решили не говорить. Поэтому ложитесь-ка лучше, княгиня, почивать. Дорога все ж таки дальняя.

И я захотела верить, что все будет хорошо. Что рядом с князем Михаилом мне не страшны никакие злоключения, никакие беды и горести. И я почти поверила. Но вспомнила, что именно такую, по-детски безграничную, веру – только в меня! – испытывает моя служанка, и усмехнулась.

Толпа, провожавшая в рассветном сумраке мою карету, была тиха. Кое-где слышались бабьи всхлипывания, шелестели приглушенные мужские вздохи. Да, все были убеждены, что я еду на благое дело, которое утвердит меня на Сурожском княжении по всей Прави… Но терять только-только обретенную княгиню было тяжело. На лицах конных лыцаров, двумя рядами – справа и слева, следовавших вместе с каретой, застыла скорбная суровость. В целом это скорее напоминало похоронную процессию, и я решила, что последнее воспоминание о княгине Шагировой – даже если оно окажется действительно последним – не должно быть таким траурным.

Почти у самых ворот я распахнула дверцу кареты. Выглянувшая вслед Лизавета ахнула, народ оторопел.

А я уже была на крыше кареты. Сорвала с шеи платок – так, чтобы всем была видна Филумана, засиявшая своим магнетическим блеском в первых лучах восходящего солнца. И закричала толпе:

– Мир и спокойствие да пребудут в Суроже! Правь с нами! Ждите меня и готовьтесь праздновать!

– Княгиня! Княгине слава! Свет наш княгиня! – возопила восхищенная толпа. Да так, что кони шарахнулись и карета качнулась.

Но я уже спрыгивала на облучок, Никола поспешно захлопнул за мной дверцу кареты, закричал:

– И-и, залетные!

И мы вылетели за городские стены.

Я еще раз приоткрыла дверцу, оглянулась. Народ кидал шапки и махал руками, лыцарство, так и не выступившее за городскую границу, едва сдерживало хрипящих, танцующих на месте коней. И только кравенцовское посольство – из двух карет (княжеской, с изумрудно отсвечивающим гербом, и простой кибитки для баб-поварих), телеги, пятерых всадников и трех запасных лошадей – выехало вслед за нами из ворот.

На дорогу в Вышеград.

Кое-что я начала понимать об этом мире после того, как моя карета, спокойно ехавшая впереди нашего небольшого каравана, вдруг начала трястись больше обычного, а потом резко остановилась и накренилась так, что я съехала в самый угол сиденья.

Мирно посапывавшая в дреме Лизавета не удержалась со сна и свалилась мне под ноги. И на ноги.

– Ой-ой, госпожа, что такое? – послышался снизу ее очумелый голос.

– Если ты позволишь мне встать, то я попробую узнать, – морщась и пытаясь вытащить платье из-под Лизаветы, ответила я.